Андрей Щупов - Оккупация
— Знаю я ваши пословицы! — Бартон скривился. — И все-таки послушайте доброго совета: ни вам, ни мне абсолютно нечего там делать. Глупый риск — худший из всех рисков.
— Поэтому ваша служба и проникла так далеко в Дайкирию? — усмехнулся Дымов.
— Кажется, мы сейчас не на службе!
— Вы, может быть, и нет, а я — да. — Вадим заставил Рыцаря развернуться и помахал англичанину рукой. — Прощайте, профессор! Счастливо добраться до дому!
— Идиот!..
Дымов невозмутимо подстегнул верблюда, продолжая движение. Самое грустное заключалось в том, что он точно знал дальнейшую реакцию Бартона. Потому и не церемонился с англичанином. Не так уж много у них было времени, чтобы тратить драгоценные минуты на бессмысленный спор.
И действительно, стоило Вадиму отъехать на пару десятков шагов, как со спины донеслось энергичное понукание. Сердито посапывая, Стив Бартон спешно подгонял своего верблюда, поворачивая следом за Дымовым. Этот синдром был Вадиму также знаком. Люди есть люди, и даже представитель продвинутой английской разведки имел право на банальный страх. Его можно было понять. После всех перенесенных мытарств Стив Бартон отчаянно не хотел оставаться в одиночестве. Он трусил и даже не находил нужным скрывать это.
Глава 7
По слухам Вальрам был городом столь же большим, сколь и красивым, однако судить об этом они не могли. По улицам их снова везли ночью, а убранство столичного барака, было ничуть не лучше жилища, что отводили им в городке Мальдун. Разве что лавки были несколько пошире, а воздух — чуть свежее. Впрочем, особой чистотой не пахло и здесь. Оно и понятно, гладиаторы во все времена были расходным материалом, тратиться на который представлялось верхом нелепости.
— До чего все-таки смешная штука — жизнь! — лежащий на деревянной лавке Танкист задумчиво лицезрел потолок. — Еще месяц назад парился в Усть-лаге, валялся на шконках, мечтал о пляжах и шоколадных девушках. А вот освободился, дурень, и сразу полетел в эту дыру.
В последней схватке на арене Мальдуна ему рассекли щеку и выбили пару передних зубов, однако оптимизма у бывшего зека отнюдь не убавилось. Единственное, о чем он сокрушался, так это о гибели Валерия Васильевича.
— Имел я на него зуб, — признавался он, — а зубы вот взяли и вышибли. Выходит, хорошего мужика потеряли. Опять же на воле потом мог пригодиться. Все-таки не мышь серая, — президент фирмы!
— Да ты ведь говорил, что не любишь шоколад.
— Зато люди любят. И я бы не отказался пай в торговлишке иметь. Пусть даже и шоколадом… — Танкист забросил руки за голову, протяжно вздохнул. — Хотите, верьте, хотите, нет, а ведь меня здесь могло и не быть.
— Действительно с трудом верится, — хмыкнул Виктор.
— В натуре говорю! Еще недавно даже не догадывался, что полечу в Томусидо. Да чего там! Месяц назад вообще не знал, что есть на свете такое царство-государство. А тут браток один нашептал в ушко, я и клюнул.
— Что нашептал-то?
— Да информацию скинул насчет товара. Мол, и движки здесь круче германских, и цены легкие, и конкурентов нет. Короче, полный Клондайк! Вот и защемило ретивое, возмечтал о кренделях небесных. Обратился к братве, растолковал тему. Мне, понятно, деньжонок подкинули, я и рванул. Спрашивается — за каким таким хреном? Оказывается, только для того, чтобы снова угодить на нары. — Он невесело рассмеялся. — Хотя, если вникнуть, какие тут нары! Смех один! Кругом дерево реальное, клопов нет, тепло и никаких тебе ярусов. У нас, помню, на отдельных койках только паханы лежали. А перхоть — либо под нарами спины мозолила, либо на самом верху…
— В Дайкирии, насколько я знаю, тюрем вообще нет. — Сказал Виктор. — Ни тюрем, ни колоний.
— Это как же? — Танкист изумился. — Типа коммунизма, что ли?
— Да нет, хуже. Женщин здесь продают либо в рабство, либо в наложницы, а с мужчинами подавно не церемонятся. Если вор — отсекают руки, если убийца — ссылают на галеры либо в гладиаторы.
— Ну, а правит кто?
— Правят высокородные князья и каргалы. Считается, чем больше войск, тем выше чин. Князьям разрешается иметь до десяти тысяч войска, а каргалам — до пяти.
— А пахан главный есть?
— Заправляет всем великий мафат. Насколько я знаю, он у них вроде царя, хотя власть имеет исключительно номинальную. То есть, если страна воюет или празднует, мафат и впрямь может приказывать, а во все остальные времена страной заправляют местные феодалы — те же князья с каргалами, сотники-суфаны и прочая знать. При этом — если ты из рода шерхов, то имеешь преимущество перед обыкновенным дайком.
— Чем же они круче?
— Ну, это мне точно не ведомо, — Виктор пожал плечами. — Что-то вроде российских дворян плюс какая-то наследственная генетика.
— Знаю! — Танкист пренебрежительно махнул рукой. — Кто лизал зад, тот и вылазил в дворяне. У нас сейчас тоже любую шваль в воры принимают. Заплати лимон, и коронуют. Надо надумать, и шерхи твои — из того же теста.
— Не скажи… — Виктор покачал головой. — В последнюю войну с Аксаутией, считай, только шерхи и сумели отстоять страну. Тогда и армия взбунтовалась, и мафат из дворца сбежал, и аксауты уже у самых границ стояли. Еще немного, и кончилось бы время дайков. Вот тогда-то шерхи и восстановили порядок. Создали сотню неистребимых и прошлись по Дайкирии с огнем и мечом.
— Всего-то одной сотней?
— В том-то все и дело! Если верить слухам, их всего горстка была. То есть, может, история и привирает, но дайки говоря, что один шерх стоит целого воинства. — Виктор пожал плечами. — Как бы то ни было, но с той самой поры в местной гвардии состоят исключительно шерхи. Уж не знаю, чем они так сильны, но в Дайкирии с тех пор наступило относительное спокойствие.
— Враки! — Танкист в голос зевнул. — Всяк кулик хвалит свое болото, вот и эти рады сочинить. Больше-то чем хвастать? Нечем. Дикари — они, Витек, и есть дикари.
Слышать это из уст татуированного Танкиста было забавно, но Виктор даже не улыбнулся.
— Не знаю… Наши шахматы тоже не в Англии с Германией придумали.
— А где же?
— Да на Ближнем Востоке! В той же Индии с Персией в них играли еще, когда в Европе пороха не знали. И кстати, не шахматами это у арабов называлось, а чатурангой.
— Ну и что? Где они теперь твои арабы? Лупят их европейцы в хвост и в гриву!
— Это надо еще посмотреть, кто кого лупит. Войны на востоке никогда не заканчивались в один год…
— Ладно, это все пустой базар… — Танкист встрепенулся на своей лавке, оживленно замахал руками. — Эй, Рамах, шагай сюда, потолкуем за жизнь. А ты, Витек, придвигайся поближе, поможешь, если что. Поспрошаем у него про Вальрам с шерхами. Авось, выведаем какую-нибудь халяву.
— Что еще за Рамах? — Виктор хмуро покосился на ковыляющего к ним косолапого дайка.
— Ну, ты даешь! Это же родной брат Шурыма!
— Ты разве знаком с ним?
— Да я тут, считай, всех уже знаю! И брата Шурыма, и друзей его. — Танкист с превосходством фыркнул. — Вон тот кабан с медным ошейником — это Кнох, а тот, что без пальцев на левой руке — знаменитый Сапшо. По повадкам, конечно, бакланы, но, в общем, пацаны правильные. Самый же прикол в том, что у них и впрямь вместо татуировки пальцы режут. Одна ходка — значит, без мизинца. Две ходки — безымянный рубят.
— А когда пальцы заканчиваются, что делают? — поинтересовался Потап Шматов.
— Такого здесь не бывает. — Хохотнул Танкист. — Это у нас на зонах гниют до самой старости, а тут каторга — вполне натуральная. Либо в каменоломнях ишачат, либо на арене мечами машут, либо с чудовищами воюют.
— Какими еще чудовищами?
— Это уж я не знаю… Вон, у Виктора лучше спроси. Говорят, нечисти тут хватает: хараны какие-то, галинды… Короче, здешний каторжный люд особо не заживается. — Танкист подмигнул Шматову искрящимся глазом. — Ну, а нам, я так прикидываю, лишняя дружба по любому не помешает…
Миронов, слышавший этот разговор, только покачал головой. Сам он успел перессориться со всеми соседями. С тем же обладателем ошейника даже хорошенько подрался. Зато и заставил себя уважать. По крайней мере, на пайку их больше не покушались. Брат Шурыма — он, может, и брат, да только после гибели плечистого дайка с россиянами вновь перестали считаться. Разве что Танкиста задирать опасались. Видно, и впрямь угадывали в зеке былой опасный опыт. Вроде и тощий, и без зубов, а глазки поблескивают, как у матерого хищника. Впрочем, хищником он и был — во всяком случае, в недавнем своем прошлом…
Перевернувшись на спину, Сергей погрузился в воспоминания о прошлой жизни. Странная штука, даже самые суровые милицейские будни казались теперь раем. Вспоминались заваленные товаром магазины, полки с продуктами, красивые девушки, разгуливающие по улицам. Почему никогда прежде он не ценил той жизни? Чего ради ссорился с товарищами, раздражался по поводу телепередач и газетных статей?…
