Иван Петров - Все, о чем вы мечтали
- Но, мои родственники...
Меня бесцеремонно перебили. Правильно - ты слушай, слушай.
- Молодой граф де Теба милостиво принят при дворе. Его отец имел счастье принадлежать к ближайшему окружению королевы. Граф Монтихо не посмел бы использовать это имя, если бы не был уверен, не получил соответствующего разрешения или - даже прямых указаний.
Кинул на меня внимательный взгляд - все понял? Понял, не дурак.
- Но есть препятствие, устранить которое только в ваших силах. Если вообще возможно.
Что на меня смотреть? Гадать не собираюсь. Говори.
- Вы должны стать настоящим испанцем, грандом. Не только титулами - душой. Принять Испанию в свое сердце, понять ее, ощутить ее величие, страсть, стремления. Испания - ваша родина, ваша боль, ваша любовь. Без этого ни народ Испании, ни ее духовенство, ни двор не смогут вас принять. Земля Испании вас не примет.
Возвышенно, но мутно. Что конкретно от меня требуется?
- То есть, недостаточно будет выучить кастильский?
- Да, потребуется еще латынь.
Мне нравится этот дядька. С юмором.
- Пока любой, кто увидит вас и перебросится хоть парой слов, опознает габачо. Вы немец, француз, кто угодно, но не испанец. В вас нет твердости нашей веры, вы не ощущаете божественной сути королевской власти, вы не можете быть опорой монархии, опорой веры христовой, вы не знаете наш народ. Вы все забыли, ваша светлость, и сформировались вновь под нездешним солцем.
- И что же делать?
- Я помогу вам. Я расскажу вам о Испании, я покажу вам в нас то, чего габачо никогда не увидят и не поймут, я раскрою вам истинную суть нашего народа, а дело ваше - принять или не принять, понять или со смехом отбросить, пренебречь...
- Благодарю. С чего начнем?
- С простого. С одежды. Поменяем костюм. Тот, что вы выбрали, предназначен для верховой езды.
Глава 16 Эпилог
Без стука зашедший в отведенные мне покои лакей согнулся в низком поклоне, демонстрируя солидную плешь.
А постучать? И где тот болван в желтых чулках, что караулит у входа в комнаты? Меня, кстати, караулит.
Ответа, разумеется, не получил, да и не спрашивал. Из-под сияющей лысины донеслось.
- Ваша светлость. Вас приглашают.
Отложив толстенный том по придворному этикету, по которому (в перерывах между прочими прелестями жизни) меня учат читать по-испански, выполз из-за стола, потянулся, захрустев всеми косточками. Уже сросся со стулом. Ем, уткнувшись в книгу, если аббат не появится на обед. Латынь изучаю по катехизису. Спать не дают! Почти.
Народные нравы и обычаи, история, политика, дворцовый церемониал, кто есть кто, догматы веры. Догматы веры превалируют.
Ого? Огого!!!
Жить захочешь, не то выучишь. Некуда меня девать, если не оправдаю доверия: считайте, погиб по дороге на родину, никто косточек не найдет. Нахрен никакому монастырю не сдался. Или - или. Величествам нужен молодой герцог, или - я не нужен вообще. Из дворца не выйду.
Из какого дворца, неужто королевского? Да не может быть! Его величество не такой! Он добрый!
У него лакеи в красных чулках. У меня - тоже, если пройду испытания. Еще - у премьер-министра, князя света, герцога Алькудиа, ему специальным указом пожаловано.
Желтые штаны, два раза - Ку!!!
Имею право обращаться к королю - "кузен", шляпу вообще не снимать, с одиннадцатью прочими грандами первого ранга - на ты. С оставшимися пятьюстами тридцатью пятью особами de titulo, не делая разницы с иными нижестоящими, - на вы, c холодной вежливостью. Любая работа - западло, только занятия искусством.
Этих дворцов у меня самого по стране штук под двадцать. Одних резиденций.
Так из какого дворца? Хрена тебе, королевского! Не довезут. Отсюда, из этого, не выйду! Одно радует - казнь на площади мне больше не светит. Исчезну в подвалах, рассеюсь, словно облачко пара, как и не было меня здесь никогда. Благо - ходить недалеко, два этажа вниз.
Так и сказали?
Не-а. Сам допер. Путем сложных логических умозаключений. Развиваю мозг.
Спустились на этаж (хорошо, что не на два) и далее - третья дверь налево по коридору. Скучающий рядом снулый лакей очнулся, схватился за ручку, потянул на себя, распахивая, и тут же вошел в позу зю, демонстрируя сгорбленную спину.
Тоже входит в обучающий комплекс. Привыкаю. Главное - ничему не удивляться, ничего не делать самому, на подобострастные выпады не реагировать. Холодная надменность - так они воспринимают мою настороженность и попытки скрыть чувства. Типа - фамильное просыпается, аристократизм на марше. Эту песню не задушишь, не убьешь - черт те какое высочество, черт те в каком поколении.
Сидящие в комнате не обращали на меня внимания. Секунды две, здесь же стучать не принято. В результате Пепе, не договорив, застыл с раскрытым ртом, Гонсало уронил вытянутую из шкафа книгу, Кугель, подавившись вином, закашлялся. В остальном обошлось без разрушений и битой посуды, разве что - стул повалили, кинувшись ко мне.
- Ваше сиятельство!
- Ваше сиятельство!!!
- Граф!
Черт, ребята!!! Живы!!!
Совсем почти устроили свалку, готовясь сцепиться в дружеский клубок обьятий, сам от себя такого не ожидал - да ведь и не было пока такого, не расставались так...
Ребята затормозили, как перед стеной. Чего? В чем дело? Выгляжу, наверно, так. Похож на гранда. Аббат расстарался, нагнал портных, настрочили гардероб. На мне длиннополый жемчужно-серый фрак, панталоны в обтяжку, высокие черные сапоги. Руки утопают в вычурных белых кружевах в тон с пышным жабо, на жилетке болтаются какие-то особо дорогие брелки, ничего в этом не смыслю, верю аббату на слово. Хожу, разнашиваю, привыкаю. На руках желтые лайковые перчатки, иногда, разминаясь, прихватываю с собою трость. Гардеробом заведует специальный лакей - мой камердинер - глава куаферов, белошвеек, сапожников, портных и прочей братии. Мое дело дважды в день напяливать подготовленный наряд и - привыкать, привыкать. Да не баран, шучу! Конечно - слушаю, понимаю, начинаю разбираться. Уже нормально двигаюсь, не деревянный.
А ну вас!
Шагнул, прижал Кугеля к груди. А ведь я подрос, мы почти вровень. Голова-то у него совсем седая... Кугель!!! Как же я рад!
Остальные столпились, не зная, что сказать, потом Гонсало осторожно хлопнул меня по плечу, я оставил Кугеля и обнял его. И началось. Ребят, наконец, отпустило.
Минут через пять, когда расселись, стихли восторженные выкрики, я, оставив в покое руку Кугеля, попросил.
- Рассказывай!
Сдерживаясь, чтобы опять не вцепиться, чтобы вновь не исчез. Кугель! Родной!
- Да уж не чаяли найти! Нас через три дня отпустили, конфисковав все оружие, лошадей, карету, деньги. Без объяснений, приказали убираться из города. Хорошо - хоть одежду оставили, у Гонсало было зашито несколько монет.
- А у тебя в каблуке?
- И у меня. Дождались в Сан-Себастьяне наших Пепе, Хуана, Гильермо.
- Пепе, ты как?
- Вылечили, уже забыл.
Неприятно, ответ знаю, но, все же...
- Что с Ибаи?
- Вашими молитвами, граф. Поправится. Его мать просила передать - у нее теперь три сына. Третий - вы.
- Благодарю вас, господа.
Не умею. Никогда не умел. С этой учебой стал вообще деревянный. НО! Пусть прочтут в глазах, пусть каждый прочтет...
- Так вот, узнали, что вы отправились в Мадрид, и - за вами.
- А кто сказал про Мадрид?
Пепе довольно хмыкнул.
- Есть связи... Но, все-таки, граф, могли бы нас подождать.
Я промолчал. Друзья ждали ответа. Кажущуюся неловкость постарался развеять Кугель, нарушив повисшую тишину.
- Так вот. Приезжаем в Мадрид. Но и в Мадриде - ничего!
От стола донесся голос Гонсало. Ухмыляясь, отсалютовал мне бокалом.
- Эй-эй! Не совсем - ничего. Кое-что о графе де Теба узнать удалось. Даже увидеть, правда, издалека.
Гильермо, блаженно улыбаясь, мягко потянулся на диване.
- Да, ваше сиятельство, задали вы задачу. Пришлось поездить.
Хмыкнув на веселящуюся молодежь, Кугель продолжил свое повествование.
- Остановились в гостинице на калье де Анторча - Факельной улице. Вдруг, как-то вечером, входит к нам человек в одежде нунция, посланца святейшей инквизиции, и под расписку передает Гонсало пакет. Тот, как увидел печать на пакете - аж побледнел.
Она такая, печать инквизиции - крест, меч и розга. Сгниешь в застенках, никто не узнает. Святые отцы не любят ненужной огласки.
- Скажу так - мне стало не по себе, наслышан. Страшно. У инквизиции везде глаза и уши, может, расспрашивая, кто-то из нас не то сказал? Хуан хотел попасть на прием к самому архиепископу гранадскому Деспигу, правой руке Великого инквизитора. Донос состряпали? Вскроешь - а там приказ предстать перед священным трибуналом! Наши испанцы совсем с лица спали, а, Пепе?
