Дмитрий Матяш - Выход 493
— Значит, слушай сюда, малая. Сосчитай до трех и вываливайся ко всем чертям из башни. Люк над водительским местом открыт настежь. Как запрыгнешь внутрь, дай понять, что ты уже на месте, поняла?
— Поняла, — настолько тихо, что и сама едва услышал свой голос, ответила Юля.
— Оса, ты меня поняла?! Не слышу!
— Поняла! — выкрикнула Юля и ухватилась за рукоять люка над головой.
Эх, жаль прожектор остался светить на обочину! Если бы его можно было повернуть, осветить себе пространство впереди… — с сожаленьем подумала она.
Раз… Два… Три… (Перекрестилась? Вспомнила, может, какую молитву? Давай!!!)
Расстояние между люком в башне, откуда выскользнула Юля, до открытого, похожего на крышку унитаза, люка над водительским местом, при обычных обстоятельствах можно преодолеть в два средних шага. Но обычные обстоятельства остались далеко позади, а поэтому Юля, схватившись за ствол пушки как за поручень, преодолела это расстояние в один прыжок. Перед самым люком, ухватившись обеими руками за его крышку, она на мгновенье задержалась. Заглянула в темное пространство, едва освещаемое несколькими датчиками на приборной панели. Страх окунуться в неизвестность, в некий желоб неопознанности, по которому она могла скатиться в пасть преисподней, вынудили его засомневаться и на мгновенье оглянуться.
Но сзади никого не было. Зато в свете отведенного в сторону прожектора мелькнул огромный черный силуэт. Юля бросила туда испуганный взгляд, но тварь, несмотря на то, что была не меньше трех с половиной метров в высоту, передвигалась на удивление резво — в свете пронеслась только горбатая спина, усеянная клочками короткой серебристой шерсти. А в следующий миг что-то огромное, живое и дышащее с прихрапом, оказалось у Юли за спиной.
Ветер скрыл звук прыжка, завуалировал за своим свистом звук приземления, но не мог он отвести от Юлиного слуха это дыхание. Злобное, яростное, неумолимо предсказывающее наступление смерти.
Она всем своим естеством прочувствовала, да что там прочувствовала — увидела спиной, как громадный, могутный, имеющий около четырех метров роста самец-оборотень, вскочив на башню, протягивает к ней свои длинные руки-лапы. Медленно, дабы не спугнуть загнанную на край пропасти курицу, дабы не допустить, чтобы она сиганула вниз, не дать ей спастись от приготовленной для нее участи хотя бы в такой утопический способ…
Юля хотела оглянуться, хотела убедиться, что ее не обманывает шестое чувство, но потом вдруг четко поняла — стоит ей сейчас помешкать у открытого люка еще хотя бы самую малость, как ее сгребут в гигантский кулак, как ту девушку из фильма про большую обезьяну с тропического острова. И кинут об асфальт с такой силой, что ее мозги брызнут по встречной полосе как раздавленный мандарин. И словно в подтверждение этой догадки, она почувствовала, как околевшую спину согревает тепло громадной ладони.
— Хрен тебе! — выкрикнула она и, вытолкнув из головы все до последней мысли, как мусоровоз содержимое своего кузова, нырнула в открытый люк.
Надобности закрывать за собой крышку не было. Кто-то сделал это за нее. Кто-то имел другие планы, но курице удалось уйти, сигануть в пропасть, и все, что ему посчастливилось схватить, оказалось лишь полукруглым куском броневой стали.
— На месте! — выкрикнула Юля, больно ударившись о твердое водительское сиденье. — Но один из этих сейчас на башне!
— Это хуже, — донеслось из заднего отсека. — И лаз в башню отсюда закрыт. Елки, вот сколько раз говорил Бороде, блин… Придется как-то по наружке.
Юля бегло окинула слабо освещаемую приборную панель, торчащий из нее, протянутый к ней штурвал, затем перевела взгляд на темный монитор, который, казалось, также всматривался в нее с таким же притворным любопытством, но думала сейчас далеко не об этом. Нет, где-то на задворках ее разума размахивали транспарантами несколько мыслей, пытавшихся сосредоточить ее внимание на том, что управлять этой штуковиной окажется не по зубам, что весьма зря она рискнула покинуть башню. Но их старания были всего лишь мирным страйком десятка шахтеров у стен мэрии по сравнению с той стотысячной революцией, что происходила на главной площади.
Отдаленно скрипнул люк десантного отсека.
— Там никого нет, — послышался голос Змея, немного приглушенный. — Попробую перескакнуть. Раз… два…
Снова скрипнул люк, и короткая возня, сопровождаемая побрякиванием сталкерского снаряжения и несколькими бранными выражениями враз сменилась полной, непробиваемой тишиной. Быстро и внезапно, словно произошел обрыв кинопленки.
Юля напряглась, будто собиралась принять эстафету от рвущегося прочь из тьмы Змея, но… Только тишина, долбящая в висках, в эту минуту правила миром. Только завывание холодного, промозглого ветра. Только нервный озноб, время от времени пробивающий тело юной воительницы как электрошок.
Никто не впрыгнул в башню «Бессонницы»…
— Змей, — сначала тихо и несмело позвала она, вскинув голову кверху. — Зме-ей.
Тишина…
— Зме-е-е-ей! — гулкий оклик, забившийся в многочисленные углы водительского отсека, вернувшись, больно ударил ее по барабанным перепонкам, но наружу так и не вырвался.
Это все равно что кричать в гробу, — пришло ей на ум.
Вспомнился пустынный Киев в ту минуту, когда она впервые в жизни поднялась на поверхность. Мертво и холодно вокруг. Гудящий пробитым горлом сквозняк. Истлевшие кости легковушек. Местами вздутый, как простроченная банка тушенки, местами раскрошенный, словно по нему ступал динозавр-гигант, асфальт на дорогах и тротуарах. Кажущиеся покрытыми гигантской паутиной, а на самом деле взборожденные глубокими трещинами многоэтажные дома. Желтые, как клыки, осколки окон. И никого вокруг… Ни единой живой души, окромя мерзких тварей за спиной….
И тишина…
Тишина…
— Змей! — приподняв тяжелый люк, выкрикнула она, но выглядывать наружу не стала — страх оказаться в большой волосатой липище оказался сильнее всякого любопытства. — Зме-ей!
Былое чувство защищенности, сомкнувшееся над ее дрожащей душой панцирем из десятимиллиметровой брони, нынче беспомощным детенышем барахталось в осознании того, что убежище незримым образом превратилось в безвыходный могильник. Лодка, которая спасла ее от акул, теперь неслась на рифы!
Приподняв люк еще выше, она снова и снова звала Змея, вращая головой во все стороны. Тени — настоящие и дорисованные воображением — продолжали свой безудержный аллюр вокруг попавшейся в ловушку Юли. Она старалась не обращать на них внимания. С безудержным остервенением она приказывала себе перестать вздрагивать от каждого призрака, мелькнувшего в свете прожектора, но поджилки все равно тряслись как в лихорадке, а кадык ходил что та болванка, которая вбивает в землю сваи.
Юля больше не думала о себе. Высунувшись по грудь и сложив у рта руки рупором, она звала Стахова, Змея, Бороду. Звала, ощущая каждой клеточкой своего тела, что ее никто не слышит.
Никто.
Глава 13
— Лек? — вытянув шею, заглянул на кухню Крысолов.
Ровно выставленные ряды посуды, чистые мойки, нарезочные столы из нержавеющей стали, над которыми, запальчиво отражая назойливые блики фонаря, поблескивали на специальных подставках набор кухонных ножей разной величины, разливные ложки и прочие принадлежности, без которых прежний человек не представлял себе кухни.
Лека же там видно не было.
Между тем шорох, который привлек внимание Крысолова, тот, что доносился из темного пространства между большим двухдверным холодильником с наклеенным на одну створку плакатом, на котором была изображена земля и ядерная вспышка, и самым дальним пустым пристенным столом, не прекращался.
— Лек? — еще раз позвал Крысолов, всматриваясь в плотное сплетение теней между холодильником и дальним столом, к которому луч жидкого света его фонаря практически не доставал.
— Может, он пошел на выход? — шепотом озвучил догадку Секач.
— Это вряд ли, — качнул головой Кирилл Валериевич, не спуская глаз с места, откуда доносился слабый шорох, но так и не решаясь переступить порог кухни.
На несколько секунд в кафе застыла такая густая, непробивная тишина, что, казалось, можно было услышать, как звенит нить накаливания в фонариках. А потом ее разорвал резкий вскрик, донесшийся словно из погреба, и спешный топот пары ног.
Крысолов оглянулся на крик, перевел в ту сторону оружие и толкнул Секача в плечо, чтобы тот встал у стены, и сам слился с пожелтевшими обоями, направив свет в дальний конец коридора.
Стрелок взмыл по ступеням из нижнего этажа, куда указывала серебристая стрелка с надписью «Номера», запахавшийся, будто пробежал не меньше километра, побледневший лицом, с выпученным глазом и перекошенным ртом. Винтовка бесполезно болталась на его шее как дурацкий амулет.
