Вадим Денисов - Антибункер. Погружение

И никого, в общем-то, не напрягает, что Россия осваивает регион медленно, а Запад разведывает быстро. Господа аналитики, увы, не рассматривают такой вариант, что Западу будет нужен именно и только север страны. В самом деле, зачем им сдалась европейская часть, Урал и южная населенная полоска земли до востока? Все выбрано, вырыто и использовано. Чистой воды нет, лесов деловых почти нет, зверя тоже. Зато много лишних людей, а это, насколько правильно я понимаю военных аналитиков, является военной проблемой. Поэтому захватчику будет проще закатать все эти территории в стекло и никакие войска не вводить вовсе. Даже мне, дилетанту, наиболее вероятным представлялся вариант развития событий, при котором наш главный партнер решит сделать именно так. После чего оттяпает себе сектор с условными границами Уренгой – Байкал – южная граница Чукотки. Остальное относительно целое отдаст Китаю, там и Япония стоит в очереди за подарочком.

Главный мировой ресурс кроется в северных областях.

Леса немыслимых площадей, биоресурсы, ископаемые, еще не найденные, земли незараженные и, главное, чистая вода. Не поймешь, чего на Севере больше, земли или воды, сплошные реки-озера. Любой человек, хоть раз летавший на вахту, меня хорошо поймет, вспомнив вид из вертолета. И я всерьёз думаю, что скоро увижу цену на бутылках с чистой водой на порядок выше нынешней. Перспективный бизнес.

Казалось бы, достаточно стройные рассуждения. Однако большая часть выживальщиков не торопится воспринимать подобные идеи и доводы, предпочитая оперировать сугубо умозрительным «опытом». А мне понятно, что желающему от всего сердца повыживать надо бы хотя бы на короткое время отправиться в северные края, для тренировки. В Сибирь, к Великим Рекам, где можно проверить свою готовность практикой.

Авантюра, конечно… И страшновато.

Ну, тогда почитайте, что ожидает оставшихся в живых непосед.

Глава 1

Зомби в медпункте

Алексей Исаев.

Двадцать семь лет, москвич, не женат, образование высшее.

Контрактник, старший сержант спецроты егерей Третьей Арктической Бригады

Дверь я открывал… Наверное, целую вечность.

Ментально открывал – стоял еле-еле, прислонившись плечом к фанерной облицовке стены, и, не мигая, смотрел на зелёный дерматин в проволочных перетяжках, грубо врезанный глазок, на замок пялился и на блестящую ручку, призывая нехитрый механизм подчиниться. Тупо. Наберусь решимости, положу руку, нажму, потяну, сколько есть силы. Силы не было, дверь не открывалась.

И мыслей не было. Пить уже не хотелось. Точнее, истерика уже пропала, жажда просто переросла в отчаяние. Обезвоживание схватил такое, что оно высушило и желания – как я вообще стою на ногах? Дёрг! Вяло, брат, вяло… Нужна вода. Кровь загустела, кожа зудит, кажется, что она натянулась и трескается. Нервные импульсы-команды проходят плохо, бортовой компьютер не способен эффективно управлять полуживым организмом. Комп ещё шелестит винтами, а толку нет. Трубки забиты, провода искрят, связи пообкусаны – периферийные устройства работают сами по себе, спасибо им и на этом, честное слово.

Устав поднимать правую, я попробовал использовать другую руку. Не получается, там беда, киселеобразная кровь до сих пор тщетно пытается проскочить по сосудам к пальцам, настолько затекла.

– Сука…

Это не только эмоциональное, да и какие тут эмоции? Остатки инстинктов, и только.

Сука смотрела на меня с противоположной стены коридора без прихожей. С плаката смотрела, что на фанерке висит. Нахмуренная тётка в белой шапочке уставилась строгими чёрными глазами, указательным пальцем показывая на какую-то рукописную статью, пришпиленную на стенде внизу. В смысле, не из принтера вылезшую, а выведенную тонким фломастером, неотработанным детским почерком. Некоторые слова были обведены зелёным, некоторые красным.

Я ещё раз ткнул пальцем белую клавишу настенного выключателя, но лампочка под гофрированным матовым плафоном на потолке так и не загорелась, похоже, электричество отсутствует.

Надо бы что-то сказать. Губы в трещинах, болят, а надо.

Человеческий голос, даже если он твой, привычный, всегда действует побудительно. Не стоять же истуканом, звук живого слова всегда успокаивает… И придаёт уверенности в себе, если ты слова спокойно произносишь, а не кричишь. Именно поэтому новые робинзоны, влипшие в патовую ситуацию, стараются разговаривать вслух. Поэтому, ребята, а не от скуки или желания вспомнить родной язык. Откуда я знаю? Из личного опыта. Даже находясь в тундре на сезонной охоте, всегда сам с собой в избушке разговаривал – это не единственно верный способ поддержания человеческого в душе, есть и другие, но такой разговор очень помогает, и пусть перегревшиеся от тихого обыденного комфорта мирные медики думают что угодно, хоть в шизофреники вписывают.

– Ты… Ты меня, тётя… – Поморщившись, я безнадёжно попытался сглотнуть и замычал от боли в горле. – Ты мне ещё предложи статью почитать.

Голос был непривычный. Тётка молчала.

– Ну, давай ещё. – Я опять положил руку на фальшивую бронзу дверной ручки.

Вообще-то, ты бы поторапливался, Лёха, уже колени подгибаются, опять на полу сидеть будем? А поднимешься ещё раз?

– Мумией не хочу, грёбаный ты диатез, – произнёс я чужим голосом.

Хм, сейчас умирать действительно глупо. У меня было очень много возможностей сделать это раньше. Судьба предлагала загнуться от норвежского штык-ножа и канадской пули, от осколков снарядов автоматической авиапушки или морской мины. Были неплохие, быстрые и почти безболезненные варианты утонуть с остановившимся сердцем в ледяной воде и сгореть в падающей «вертушке». Замерзать доводилось, почти до последнего сна. Помню и не столь заманчивые алармы – нападение голодного белого медведя, на фиг, на фиг… Окружение заглохшего посреди снежной пустыни снегохода стаей волков. А ещё как-то после боя напился я синьки подозрительной… Ох!

Голова болела и кружилась, сильно. Обычно так не бывает, мучает что-нибудь одно. Я растёр лоб, затем, навалившись на ручку, отжал её вниз и попытался потянуть. И тут измученные ноги не выдержали – всем телом упал вперёд.

Дверка и открылась. Наружу.

– Сука…

Я стоял на низком крыльце, сразу же привычно привалившись, на этот раз к обитому полосками войлока косяку, и попытался зацепиться взглядом за детали открывшейся панорамы.

Утро, скорее всего. И раннее лето в звенящей тишине сибирской тайги.

Деревня какая-то на берегу, небольшая, находится в состоянии летаргического сна, – баста, остальное пока не познаваемо, плохо вижу вдаль… С трудом повернул голову направо. В сорока метрах – длинный деревянный дом с открытой верандой под навесом из шифера и колхозно исполненной вывеской на фронтоне: «Артель Монина». Справа от конторы стояла средних размеров баня с длинной железной трубой, рядом с ней – большой сарай, на крышу которого заброшена обшарпанная моторная лодка. Дыма над трубой не было. Людей не видно, как не слышно шума машин и стрекотания лодочных моторов на реке…