Тимур Рымжанов - Колдун. Трилогия

Я не жалел дров для костра, жег, наверное, часов до двух ночи. Углей нагорела большая горка. Я попробовал устроиться на фартуке, подложил книгу под голову и попытался уснуть, но не тут-то было. Явилась банда комаров, до этого момента зудевшая где-то в стороне от дыма, а уже и пламени от костра не осталось. Вот они и распоясались. Чертыхаясь, надрал лопухов и соорудил на скорую руку что-то наподобие колпака куклуксклановца, только без прорезей для глаз. Кое-как скрепил его шнурками от ботинок и, нахлобучив на голову, облегченно вздохнул и снова залег, сунув искусанные комарами руки в карманы. Только горка углей, потрескивая, пыхала жаром, да занудно ныли от досады комары. От редких порывов ветра тихо шелестела трава.

Вот так, на границе холода от реки и жара от костра, я и уснул. Сон был тревожный, темный. Не запомнил деталей – так, какие-то обрывки, неясные образы. Проснулся уже при свете восходящего солнца с единственной надеждой, что вся вчерашняя история с загадочным камертоном была просто сном…

2

Отборный, качественный мат – вот все, что в момент пробуждения крутилось у меня на языке. Я выкрикивал ругательства, уныло понимая, что делу это не поможет. Это не сон. Костер уже прогорел, утренний ветер разметал пепел, часть из которого осела на моей одежде, волосах, коже. Стряхивая с себя остатки золы, я вдруг испытал неудержимое желание искупаться. И даже не искупаться, а просто окунуться в воду.

Куда бы ни кинул взгляд – всюду леса да луга. Если честно, питал надежду на то, что при свете дня смогу заметить столбы высоковольтных линий, городские здания, заводские трубы, ну хоть какие-нибудь ориентиры. Спустившись к реке, скинул с себя одежду, почти сразу, без остановки, вошел в воду. Погода располагала к купанию. Солнце показалось из-за набежавшей одинокой тучки, подсветило сумрачный лес, разбросало золотые блики по лугам. Но вся эта красота, чудесный, затерянный уголок, не могли скрасить мыслей о том в какой нелепой и даже неправдоподобной ситуации я оказался.

Как бы там ни было, мне все равно придется выбираться из этого заповедника. Ковылять до трассы и ловить попутку до города. Именно ковылять, ведь даже сейчас, плескаясь в теплой воде, я чувствовал, что травмированное когда-то давно колено ноет и гнется с трудом. Выйдя на берег, заметил, что оно еще и припухло.

Разжигать костер повторно я не стал. Не было в этом никакого смысла. Просто завалил кострище кусками глины с берега и мокрым песком. Не хватало еще стать виновником лесного пожара.

После купания захотелось есть. Обычно я очень плотно завтракал, но сегодня, видимо, у меня незапланированный разгрузочный день. В любом случае, независимо от того, найду пропитание или нет, я должен морально подготовить себя к нескорой трапезе.

Двигаться вдоль реки – это главное правило. Вчера я позволил себе его нарушить и чуть не поплатился. Река ведь животворная артерия, к которой стекаются все звериные и человеческие тропинки и дороги. Рано или поздно набреду на поселок, переправу или понтонный мост.

После купания тело чуточку взбодрилось, и первые несколько километров дороги показались нетрудными. Река извивалась, то и дело заворачивая чуть ли не в обратную сторону. Для себя я решил, что идти надо вниз по течению. Вот по течению – и все тут, без вариантов и версий того, почему принял именно это решение. Причем в приказном порядке, чтоб не сомневаться и не переживать, что пошел не в ту сторону.

По ощущениям, часам к двенадцати я вышел на пологий берег. Место было очень уютное. Лес здесь казался намного реже: меньше сосен, больше берез, желтая песчаная коса, пустая отмель, в самом центре пересеченная широкой разъезженной дорогой. Река сильно разливалась, поэтому наличие брода определить было несложно. Ну, вот вам, батенька, и первый надежный ориентир. Брод был явно хоженый, проверенный, так что все решения, принятые до этого, можно считать совершенно правильными, верными и последовательными.

Я не стал задерживаться на берегу, пока были силы, вышел на дорогу и пошел по ней, все больше углубляясь в заросли. В тени деревьев идти было намного приятней и прохладней, нежели по берегу. Я с любопытством рассматривал запыленную обочину, траву, свежие звериные следы, так отчетливо отпечатанные на песке и пыли. Вот – заяц, в несколько больших прыжков преодолевший просеку. А это похоже на след, оставленный змеей. А это давний, явно человеческий след оступившегося путника, угодившего ногой в раскисшую глину колеи. Четкие, словно отчеканенные следы конских копыт.

Дорога спускалась с небольшого пригорка к заболоченной низине. От болот, правда, ничего не осталось, только высокие стебли рогоза, просохшая тина на зернистом торфе да уродливые, сухие коряги, наполовину вросшие в бурую грязь. Иссохшее болотце вытянулось неровным конусом между двух бугров, и дорога рассекала это место в самом узком перешейке. Дальше еще один пригорок, а за ним пологий спуск с густой березовой рощей. Прямо у обочины попался одинокий куст малины с единственной спелой ягодой. Не удержался, чтобы не остановиться и не углубиться в лес в поисках малинника побогаче. Пару раз обернувшись, запоминая ориентиры, чтобы не заплутать, смело отошел от дороги, понимая, что задержусь здесь на какое-то время. Малины было очень много. Под кустами и в траве попадались грибы, и я даже снял куртку, чтобы было куда собирать лесные дары.

Время шло незаметно. Уже часа через три я сидел у костра и с удовольствием нанизывал на тонкие прутья мясистые подберезовики, боровики, лисички. Видимо, я не настолько проголодался, чтобы зариться на дичь, которая в этих краях, похоже, была вовсе непуганная. Два или три раза я видел пробегающих зайцев, глухарей на ветках, каких-то куропаток вспархивающих за очередным поворотом. Вдали, где лес был погуще, отчетливо слышались визг и хрюканье кабанов. Будь у меня пневматическая винтовка или хотя бы рогатка, я бы поживился мелкой дичью, а так, с пустыми руками, гоняться за проворными пташками не имело никакого смысла. Грибы, конечно, тоже не бог весть что, но все-таки еда. Я и костер развел больше для уюта, нежели для приготовления пищи. Всем ведь известно, что грибы, те, что считаются съедобными, можно есть без всякой готовки, а я именно такие и собирал. Прочие, неизвестные или сомнительные, оставлял без внимания. Даже сыроежки и опята не трогал, боясь ошибиться. Здесь же, у костра, я не поленился выломать себе сухую березовую ветку в качестве посоха. Обтесал кору осколком камня, что так легко отбил молотком от большой глыбы, найденной неподалеку.