Путь на восток - Том Белл
– Ну же, братец! Очнись.
Лю вздрогнул и открыл залитые соленым потом глаза. Он горел. Жар не спадал уже несколько дней. Его лихорадило, кожа побледнела, во рту пересохло. Жажда не исчезала, сколько воды ни выпей. Бесконечными днями и ночами он мечтал о смерти как об избавлении. Его неотступно преследовали кошмары. Зеленое пламя. Злобный смех. Крики Кайсин.
И боль…
Грудь пылала. Под слоями повязок и травяных припарок Лю чувствовал ледяное присутствие зеркала. Осколок сидел глубоко, у самого сердца. Пожизненное напоминание о том, что он по своей глупости влез в слишком серьезные дела.
Если бы не помощь друзей, Лю давно бы пропал.
Жу Пень вжился в роль заботливой мамочки. Малыш порхал над ним, как курица-наседка, поил, кормил, менял повязки и мокрые тряпки на лбу, обмывал тело, да и в целом старался веселить Лю, когда тот не спал. Порой приходилось слишком туго, и боль в груди становилась нестерпимой. В такие моменты Жу Пень доставал гуцинь, подаренный монахом Ши-Фу, и бренчал какую-нибудь мелодию. Выходило по-прежнему ужасно, но Малыш умудрился разучить парочку мелодий. Порой целыми ночами Лю слушал, как друг щиплет струны, и боли понемногу отступали.
– Держись, братец. Ши-Фу скоро придет.
Когда Лю вернулся домой, раненый и едва живой, Жу Пень немедленно поднял на уши весь старый город. Первой на помощь пришла тетушка Тана. Старая травница и ее детишки тотчас отправились в леса к югу от города за лечебными растениями. Торговец Тин Тей без раздумий потратился на покупку спирта, повязок, мазей и просто еды, чтобы Лю не умер от голода. А еще он привел Ши-Фу, того самого бродячего монаха, который стал настоящим спасителем для раненого юноши. Старик, несмотря на слепоту, быстро сориентировался. Он остался жить в полуразваленном домике вместе с Лю и Жу и каждый день готовил отвар, который снимал боль и помогал заживлять рану.
Этим утром Ши-Фу отправился в город на поиски особенных трав для какого-то нового отвара. И до сих пор не вернулся. Жу Пень старался не волноваться, но состояние Лю ужасало пуще прежнего.
– Ты только это, держись, братец.
Лю пил лекарства дважды в день. Целебная жидкость прогоняла боль и на краткий миг дарила ясность ума, но ее действия хватало всего на несколько часов. После этого начинались новые муки. Почти все время Лю бредил. Его не покидали видения, одно страшнее другого. Грань между сном и явью размывалась, и лишь в редкие моменты, когда Ши-Фу давал новую порцию отвара, к Лю возвращалась ясность ума.
– П-пить…
– Бегу-бегу, касатик.
Жу Пень бегал по тесной комнатке, которую друзья использовали как место для приготовления еды. Здесь, как и в остальном доме, было почти пусто. В их жилище были только парочка косых столиков, несколько рваных циновок да накрытые тряпьем подстилки из сена и бамбуковой стружки. Вместо окон – щели, вместо двери – яркая шелковая тряпка, украденная на рынке еще пару лет назад. А еще тут не было одной стены. Ее заменяли высохшие листья пальм и пучки трав, принесенные тетушкой Таной.
Малыш схватил глиняную посудину и зачерпнул воды из небольшого чана в углу комнаты. Ковш чиркнул по дну с неприятным звуком.
– Ой-ей, почти закончилась, – вздохнул Жу Пень. – Где же Ши-Фу?
Он склонился над Лю, подложил ладонь под его голову и помог напиться.
– Как ты, братец?
– Б-больно…
Лю вытер губы дрожащей рукой и охнул от нового приступа. Грудь пронзило молнией. Застонав, он откинулся на лежанку, сотрясаясь и сжимая кулаки. Жу Пень бессильно рухнул рядом и схватился за голову.
– Ну же, Ши-Фу, где ты, так-тебя-растак?!
По пальмовой стене пробежали тени. Кто-то семенил к дому, шаркая и собирая по дороге все камни и пыль. Малыш просиял.
– Ну наконец-то!
– Какой же ты нетерпеливый, юный Зю Фень.
Старик Ши-Фу поднялся по кривой лестнице и прошел внутрь.
– Как же там жарко! Мне ж нельзя под солнцем. У меня от такого пекла кожа краснеть начинает…
– Мастер Ши-Фу, прошу тебя, – взмолился Жу Пень. – Лю совсем плох!
– Да-да, сейчас займемся.
Слепой монах беззаботно развязал тесемку, что поддерживала края его оранжевой робы, закатал по локоть рукава и подошел к раненому. Он закрыл белые, лишенные зрачков глаза, накрыл ладонью лицо Лю и долго что-то бормотал. Малыш с тревогой подглядывал из-за плеч старика. Вскоре Лю перестал дрожать и обмяк. Палящие солнечные лучи, что просачивались сквозь проломы в крыше и стенах дома, неторопливо ползли, отмеряя ход времени. В дверной проем врывались крики чаек и шум моря. Живот Жу Пеня заворчал от голода. Только сейчас толстяк понял, что с самого утра не отходил от Лю и даже не поел.
– Я за водой, мастер Ши-Фу, – прошептал он, боясь прервать таинственный ритуал.
Монах ничего не ответил.
Солнце приблизилось к закату, когда Малыш вернулся с полной бадьей родниковой воды. Обстановка в доме не изменилась. Старик все так же сидел на циновке возле Лю, разве что его лицо совсем покраснело. В комнате стояла невыносимая духота, как от десятка огромных костров. Ши-Фу, ничего не говоря, махнул рукой, и Жу Пень немедля наполнил для него ковш холодной воды. Монах осушил его в два глотка и потребовал еще один, для Лю.
– Ставь водичку на огонь, Зю Фень, – заговорил он наконец. – Будем готовить зелье для нашего бедного друга.
– Основу для отвара запустить сразу? – крикнул Малыш, гремя во дворе перед домом глиняными горшками и котелками.
– Все-то ты знаешь, – усмехнулся старик. – Только сегодня сначала брось ксарангской петрушки, дзюкайского перца и алоэ.
Жу Пень застыл над закипающей водой.
– Мы точно не, это, не суп варим?
– Делай чего говорят, – крякнул монах.
Ши-Фу поднялся и вышел из дома. Он погладил седые усы, поправил россыпь мешочков на поясе и улыбнулся, слушая, как помощник порхает над котелком. Здоровяк Жу Пень приютился на земле под старым вязом, ветви которого свисали из-за невысокой оградки. Не переставая чихать, он нарезал жгучий перец, отложил нож и высыпал в кипящую воду сушеные травы. Туда же выдавил сок из листа алоэ. Варево быстро забурлило. Горячий пар заволок крошечный дворик, и без того нагретый жарким летним солнцем. Малыш стянул с головы повязку и распахнул зеленую жилетку, вывалив пузо. По его вискам и щекам скатывались крупные градины пота. Он обмахнулся платком, как веером, и вопросительно поглядел на монаха.
– Чего дальше, это самое? Тысячелистник?
Ши-Фу
