Стальной конвой - Константин Павлович Бахарев

Он встал и оглядел кабинет президента Евразии. В углу, возле огромного, в полстены окна, в стеклянном шкафу висели знамена на толстых древках, украшенных витым узором из золота, серебра и черни.

— Государственные знамёна четырёх императоров, — Ложкин тоже встал. — Вот они, императрицы Елизаветы, Александра Первого и Второго, и Николая Второго. Больше из Москвы ничего не удалось вывезти.

Старинные жёлтые атласные, парчовые и шёлковые стяги с вышитыми гербами земель, княжеств, краёв, царств и областей Русской Земли, казалось, ждали, когда их вновь развернут над площадями городов и древние византийские орлы снова взмоют в синие небеса.

Руслану почудилось, что шёлковое, цвета «старого золота» полотнище одного из знамён шевельнулось, тоскуя в стеклянной клетке.

— Тогда завтра соберёмся и всё реально обговорим? — Набоков повернулся к замолчавшим мужикам. — Так?

— Ты отоспись, — рыжий председатель поднялся, потянулся. — А то с утра делишки разные, международные, надо порешать. А к обеду подходи.

— Меня проводи, — улыбнулся Мерген. — Я завтра уезжаю. Готовиться надо.

— Обязательно, — ответил Руслан.

Через день Набоков улетал в Пермь на вертолёте Ми-445 варианта «Лидия». Его провожал Ложкин. День был ветреный, над Волгой гуляли облака, угрожая дождём. Вылет Руслана хотели перенести, но метеорологи обнадёжили, что по маршруту отличная погода.

— Ну, ты всё понял, Руслан, — Ложкин смотрел в глаза комэска. — Подготовишь эшелоны и вперёд! До Тихого, значит, океана.

— Ничего сложного, — Набоков посмотрел в небо. — Надо, значит, надо. Прокатимся по Сибири. А упрёмся — разберёмся.

— Вот, вот, — Ложкин глянул на «Лидию». Мощная, красивая машина с кабиной с полностью прозрачной изнутри композитной бронёй. Атака именно этих вертолётов, внезапно обрушившихся на артиллерийскую бригаду викингов в прошлом году, помогла войску выстоять на Самарской Луке. — Сложного много. Хотя. Ты же знаешь, у нас есть многовековая привычка — всегда побеждать. Победим и сейчас. Но трудов для этого придётся положить немало.

Набоков кивнул и улыбнулся. К ним подошёл командир вертолёта и доложил президенту о готовности к полёту. Ложкин пожал ему руку, обнял Руслана и пошагал, не оборачиваясь, к своему автомобилю.

«Лидия» зарокотала, раскрутила винты, поднялась вверх и вскоре скрылась в небе северо-востока.

Ночные разговоры

Вечером, около полуночи, когда солнце ушло на запад, президент вместе с командиром информационной службы сел на катерок, который быстро покатился вниз по Волге. Хотя опасаться вражеских шпионов не приходилось, но разведчик, хмурый мужик с парализованной правой щёкой, соблюдал конспирацию. «Если люди чего-то не знают, то это их и не волнует», считал он. Поэтому о своих делах он понапрасну не распространялся, да и подчинённых набрал неболтливых. И о делах евразийской разведки мало кто знал, да никто не ими не интересовался — у каждого своих забот хватало.

Через пару часов хода по ночной тёмной Волге — берега сливались с водой, и чёрт его знает, как на ней ориентировался капитан катерка — судно ткнулось в берег. Матрос сбросил сходни, по которым на хрумкающий под ногами мокрый песок спустились Ложкин и хмурый командир разведки.

Их встретил кто-то неразличимый в темноте и подсвечивая дорогу узким лучом фонарика, повёл за собой.

В доме, стоявшем метрах в четырёхстах от берега, были плотно занавешены окна и двери. Внутри же, в гостиной, уставленной креслами, диванчиками и маленькими полированными столиками, горели два торшера с зелёными абажурами. Под одним из них сидел Борис Гриншпун.

Ложкин искренне обрадовался, увидев его. Вскоре после катастрофы, опомнившись от ужаса, арабы собрались и атаковали Израиль. Победа была полной. Граждане страны, просуществовавшей около ста лет, понеся огромные потери от катаклизма, не смогли дать отпор. Ведомые застарелой злобой арабы смерчем прошлись по Сиону. Не щадили никого.

Гриншпун в это время был в Норвегии, где сбывал полезные грязи из Мёртвого моря. Смуглый, прекрасно знающий арабский, английский и русский языки, с виду он был вылитый уроженец аравийских пустынь. Когда после годичных мытарств, Борис вернулся на родину, и увидел там только развалины и скелеты в обрывках одежды, новые жители Израиля приняли его за своего. Холодный расчётливый еврейский разум Бориса не дал разгуляться его неистовому темпераменту и сразу же заняться кровавыми расчётами. Он начал выжидать.

После резни белых, устроенной викингами в Европе, Гриншпун немного растерялся. Его душа жаждала расправ, но одиночные убийства палачей его семьи не успокаивали. Ему хотелось чего-то действительно ужасного. Слово «гетакомба» крутилось у него в голове. Но одному это сделать было тяжело, невозможно.

Он сумел занять высокие должности в иерархии Конана Парижа-Стамбула, с блеском занимаясь хозяйственными делами. Семь лет назад, во время осведомительной поездки в Беларусь, его захватили русские бойцы. Командовал ими Сергей Ложкин. Борис сумел убедить его, что он противник чёрных викингов. С тех пор он уверенно шёл, всё ближе и ближе к своей гекатомбе. Информацию о делах Конана Гриншпун передавал всего лишь дважды, но оба раза она играла решающую роль в битвах на Русских равнинах.

— Ты как добрался? — спросил его Ложкин. — Опять, вроде как заблудился? Так сейчас ваши далеко, тяжело отговориться будет.

Борис махнул рукой.

— Я на автожире прилетел, — он отхлебнул из стакана, всунутого в почернелый серебряный подстаканник, горячего чаю с лимоном. — Запас хода две тысячи вёрст. Как раз до Волги хватило.

Конан Париж-Стамбул за последние годы начал безгранично доверять Гриншпуну и сейчас послал его в Анкару. Дело было важным. Чёрные викинги решили договориться с персами, которых спервоначала резали, как белых. В обмен на спокойствие они хотели, чтобы те прошли берегом Каспия и потревожили калмыков, поставлявших лошадей, да и добровольцев в евразийские войска.

— Я великий посол викингов к персам, — Борис медленно кивнул и надменно сжал губы. — А ещё мы дадим вам сто танков с тремя комплектами боезапаса.

Он засмеялся.

С последней встречи Ложкина и Гриншпуна прошло три года, и сейчас президента интересовало очень многое. Борис не спеша рассказывал.

До сих пор