Нелегал. Том II - Павел Николаевич Корнев
— Ну здорово! — буркнул я.
Городец рассмеялся.
— А кому сейчас легко? — Он закурил, выдул к потолку струю сизого дыма и сказал: — Основания для пересмотра дела должны быть железобетонными. Чтобы комар носу не подточил.
— Да уж понятно, — вздохнул я, снимая с вешалки пальто. — Но Вихря вы всё же предупредите. Во избежание.
— Он в курсе дела. И Бражник тоже.
Владимир Михайлович Бражник вскоре после утверждения в должности директора Бюро пошёл на повышение и возглавил объединённую Службу охраны РИИФС. Ну а Евгения Вихря вернули из Зимска на прежнее место — руководить оперчастью, которую наравне с управлением физической защиты включили в состав новой структуры.
К слову, несмотря на объявленное неполное служебное соответствие, добровольно подавать в отставку Вяз не пожелал, избавиться от него помогла именно эта реорганизация. Должность сократили, ничего равноценного не предложили, вот и пришлось моему бывшему начальнику переводиться в Пограничный корпус. Почему именно туда, а не в СЭЗ — понятия не имею.
— По рукам тебя бить не станут, — приободрил меня Городец и вновь ухмыльнулся в рыжеватые от табачного дыма усы. — Разве что для виду.
— Ну это как водится, — хмыкнул я, попрощался с куратором и отправился в студсовет.
Перед нашим корпусом шёл митинг, выступал какой-то незнакомый мне усатый гражданин.
— Без модернизации трансконтинентальной магистрали нечего и думать ни о какой индустриализации! — вещал он присутствующим. — Мы очистили ряды от саботажников и вражеских агентов и теперь как никогда нуждаемся в приходе молодых специалистов!
Тут же велась запись в студенческие бригады — как понял, работа на железной дороге не только шла в зачёт производственной практики, но и оплачивалась в зависимости от объёма выполненных работ. С учётом того, что оператор легко мог заменить пару-тройку тракторов или десяток разнорабочих, набегать за смену даже с учётом пониженных тарифных ставок должно было весьма и весьма немало. Хороший стимул для тех, кто ставит во главу угла деньги.
Я поднялся в кабинет и застал Касатона Стройновича за опустошением ящиков его письменного стола. Ирина Лебеда наблюдала за этими манипуляциями с непонятным выражением лица.
— Это вы чего тут? — спросил я с порога. — Мы никак переезжаем? Новый кабинет дают?
— Дождёшься от них! — фыркнула Ира.
Касатон покачал головой.
— Нет, не переезжаем. Я в горком перехожу, молодёжную секцию там возглавлю.
Я аж присвистнул от изумления.
— Ну ничего себе! А вместо тебя кто будет?
— Поставят кого-нибудь. Пока Сева заключения подписывать станет, — сказал Стройнович и развёл руками. — Извини, Петя, тебя с собой забрать не получилось. Запретили направление оголять. После перевыборов в сентябре к этому вопросу пообещали вернуться.
Я вздохнул и пробурчал, расстёгивая пальто:
— До сентября ещё дожить надо!
Ира поглядела сочувственно.
— Совсем-совсем один, Петенька, остаёшься!
— А тебя, значит, Касатон с собой в горком берёт? — возмутился я.
— Замуж! — улыбнулась в ответ Ирина. — Он меня замуж берёт!
Известие это таким уж неожиданным не стало, но я всё равно округлил глаза.
— Ого! Поздравляю! Касатон — тебя вдвойне!
— Спасибо, Петя!
— А ты с какого числа уходишь? — уточнил я после традиционного похлопывания друг друга по спине. — Тут бы хвосты закрыть, чтобы к Севе лишний раз документы на подпись не таскать.
— Сегодня последний день, — разочаровал меня Стройнович и подмигнул. — Но пока суд да дело, пару-тройку дней смогу тебе заключения подписывать.
— Спасибо, ты настоящий друг!
— Не дуйся! — попросил Касатон и вернулся к разбору вещей. — Всё ж отработано давно!
Я только головой покачал. Всё, да не всё.
Вот же озадачил Альберт Павлович, так озадачил!
Но делиться своими печалями со старшим товарищем я, конечно же, не стал, вместо этого отпер шкаф и вытащил из него стопку поступивших за новогодние праздники протоколов. Взял лежавшие сверху листы, сцепленные канцелярской скрепкой, и не удержался от тяжкого вздоха. Память не подвела, случай и в самом деле оказался однозначней некуда: драка на почве личных неприязненных отношений, сломанный нос, подозрение на сотрясение головного мозга и — ни малейшего намёка на использование сверхспособностей. Банальная потасовка. Ещё и характеристику драчуну в ректорате дали положительней не бывает, ну просто чистый ангел, а не человек.
Сложилось даже впечатление, будто на первоначальном этапе поступила команда это дело замять, очень уж всё было гладенько. Ну и как с этим прикажете работать?
Впрочем, одну зацепку я всё же углядел. Обвиняемый в нанесении побоев аспирант работал младшим научным сотрудником на кафедре пиковых нагрузок, а её бессменный руководитель профессор Чекан до сих пор находился под домашним арестом. Тут было о чём подумать.
— Ирина! — окликнул я нашего делопроизводителя. — Пройдись по всем секциям, поспрашивай о Вахтанге Рогозе, аспиранте. Если он ни с кем не сотрудничал, подготовь справку, что товарищ в жизни студенческого самоуправления участия не принимал.
Касатон Стройнович озадаченно хмыкнул.
— Мы так теперь работаем, да?
— Кот из дома, мыши в пляс! — отшутился я и отправился на поиски Якова Беляка.
Заместитель председателя студсовета отыскался в своём кабинете, на вопрос о Вахтанге Рогозе он недоумённо нахмурился.
— Зачем тебе?
Я поднял руку и пошелестел листами.
— Протокол на него пришёл.
— Побои? — догадался Яков, который и сам был выходцем с кафедры пиковых нагрузок. — Вахтанг — большой умница и настоящий учёный, но в личной жизни сущий неандерталец. Единоличник и страшный ревнивец. Как влюбится в кого, так и начинает кулаки распускать. Один эпизод даже на товарищеском суде разбирали. Но профессор его ценил, всё перевоспитать пытался, дело так ничем и не кончилось.
— О как! — прищёлкнул я пальцами. — Спасибо за информацию!
Товарищеский суд, значит? Очень интересно!
Вернувшись в кабинет, я сунул протокол в портфель и начал одеваться.
— Ты уже всё? — удивился Касатон. — Отработал на сегодня?
— Если бы! — вздохнул я. — Пойду с коллегами касательно
