Красный вервольф 4 (СИ) - Фишер Саша
На особиста было жалко смотреть. Он побелел, скрипнул зубами, на скулах вздулись желваки. Кажется, что он прямо сейчас взорвется. Выхватит из-под стола ствол и выпустит в охреневшего НКВД-шника всю обойму. И потом еще спляшет качучу на останках. Но ничего этого, конечно же, не произошло.
— Непременно проверю, Юрий Иванович, — отчеканил он. Встал, выпрямился и так, и зашагал к выходу из землянки. Словно доской прибитый.
А очкастый Юрий Иванович повернулся ко мне.
— А ты, стало быть, и есть знаменитый красный вервольф?
Глава 4
Почему-то я сразу понял, что очки ему не нужны. Простые стекла, это точно. Как и в тех моих, которые я с такой радостью разломал буквально пару дней назад.
— Такое дело, Александр Николаевич, — НКВД-шник по-хозяйски занял место Слободского. — Один человек в шутку прозвал меня Лавриком. А я в шутку решил примерить очки. И, знаете, это оказалось очень эффектная деталь. На нервных собеседников очень отрезвляюще действует.
Я понимающе покивал. Что же ты за фрукт такой, Юрий Иванович, что особиста нашего как школьника выпнул из штаба, а он даже писнкнуть не посмел.
— Хм, надо же, — усмехнулся НКВД-шник. — Не бледнеешь, не дергаешься, руки не дрожат при упоминании Лаврентия Палыча. Значит или ты дурак из дремучей деревни, или непростой дядька, а?
«Бл*ха, даже в голову не пришло, что это проверка! — подумал я. — Получается, что прошел, потому что протормозил». Логично, я ведь из другой эпохи, в двадцать первом веке уже не бледнеют при упоминании Берии.
— А чего бледнеть, если совесть чиста? — я пожал плечами.
— Молодец, — без всякой иронии проговорил НКВД-шник и протянул мне руку через стол. — Будем знакомы. Юрий Иванович Карнаус.
Я пожал протянутую руку, не задумываясь. Да уж, реально интересный тип. Не размахивает корочками, званием не козыряет, не допрашивает требовательно. Но манеры откровенно барские, уверенные. Но взгляд при этом не оценивающий. Сильный, умный, но нет в нем этакой цепкости дознавателя.
Оперативник это. Работает в поле, а не вытряхивает сведения из голов собеседников.
НКВД — организация с весьма обширной областью интересов. Там не только глубокие бурильщики служат.
Отлегло чутка, но расслабляться все равно рановато. Отличный мужик Юрий Иванович с тем же выражением лица мне может сейчас пулю в башку пустить или голову свернуть… Э, нет, дядя Саша, так не годится! Недооценивать противника — плохая практика, будешь все время считать, что перед тобой лох, прожить можешь недолго и несчастливо. Но и переоценивать тоже не след. Этот Карнаус явно мужик подготовленный, по движениям видно, что с физухой у него все в порядке, но ведь и я не пальцем деланый. Так что.
— Волков, Александр Николаевич, — ответил я.
— Мы с вами, Сан Николаич, практически ровестники, — сказал Карнаус, закинув ногу на ногу. — Может, давайте на ты? И без ненужного официоза? Как лучше, Саша или Шура?
— Саша сгодится, — усмехнулся я. — Не герром Алексом же вам… тебе меня в самом деле называть.
— Действительно, — Карнаус блеснул зубами в улыбке. — Куришь?
— Нет, — покачал головой я.
— Вот и правильно, — энергично кивнул НКВД-шник. — Я вот тоже бросил. Тогда давай к делу, хорошо?
Юрия интересовал вервольф. Осведомлен о моих «проделках» он был неплохо, иной раз даже лучше, чем я сам. Его сведения включали еще и разные слухи и сплетни, которой обросла фигура Красного Вервольфа как со стороны наших, так и со стороны немцев. Заметно, что поработал он на «отлично», информацию собрал всеобъемлющую. Но интересовало его другое. Мои мотивы. Наводящими вопросами с как бы легкомысленными шутками и комментариями он осторожно вызнавал, кроется за всеми этими вольфсангелями на лбу и плетеными коронами из веток что-то большее, чем просто моя богатая фантазия. Но напрямую он этот вопрос не задавал.
Но он не только спрашивал. В ответ на мои откровения, рассказал мне пару историй, как селяне из окрестных деревень подхватили тему и даже пару фрицев точно так же после смерти расписали. Мол, дядьки решили так себя обезопасить. Порешили сборщика налогов, потом испугались и придумали, что ежели сделать вид, что это Красный Вервольф тут поработал, то может мимо них пройдет гнев фашистов.
Тема янтарной комнаты его не интересовала совершенно. Во всяком случае, обо всей этой истории он не задал вообще ни одного вопроса. Только про деятельность Красного Вервольфа.
— А скажи-ка мне, Саша, надолго ты в отряде Слободского задержаться планируешь? — спросил Юра, когда тема вервольфа явно подошла к завершению.
— Еще не знаю, — честно ответил я. — А что?
— Да дельце у меня есть одно, — НКВД-шник расплылся в загадочной улыбке. — Саша, как ты смотришь на то, чтобы твой Красный Вервольф еще поработал? Только чуть более… прицельно, а?
— Служу Советскому Союзу, — ответил я. — Странная терминология, Юра. Дельце, просьба. А почему не приказ и не распоряжение?
— Ну так я же не дурак, вроде Хайдарова, — НКВД-шник подмигнул. — Готов спорить, что он брызгал слюной и требовал от тебя звание, номер части и чтобы твой командир телеграмму ему лично прислал, так?
— Примерно, — фыркнул я. Ага, отлично. Значит Карнаус принял меня как равного. Инфу он собирал тщательно и досконально, значит не мог не отправить запросы про меня. И получил дырку от бублика во всех инстанциях. Но Хайдаров сделал из этого вывод, что я шпион и засланец. А Карнаус — что я засекречен еще больше него самого.
— Ну так что, Саша? — он подался вперед и снова протянул мне руку. — Ты согласен вместе поработать?
— Согласен, — я пожал руку в ответ.
— И будешь не против если я немного… эээ… — он покрутил в воздухе ладонью. — Внесу некоторые дополнения в твой ритуал?
— Не против, — усмехнулся я.
— Вот и славно, что мы договорились, — Карнаус поднялся. — Мне пора бежать, вот что. Детали следующей твоей операции обсудим в рабочем порядке. Скажем, завтра вечерком, лады?
НКВД-шник стремительно вышел из штаба. Так быстро, что меня даже ветром обдало. Я остался в штабе один. Снаружи слышались негромкие разговоры, кто-то вроде даже песню затянул. А я обдумывал только нашу беседу. Не совершил ли я только что ошибку, вот так запросто подписавшись непонятно на что?
С одной стороны, это прямо-таки железобетонное прикрытие. Теперь уже не вымышленное, которое я в первое свое знакомство с отрядом Слободского сочинил, а более чем настоящее. Хайдаров во всяком случае точно перестанет ко мне цепляться, он от этого милейшего парня Юры по прозвищу Лаврик бледнеет с лица и нервно дергается. С другой… А что с другой? Ну да, я не имею представления, чем занимаются эти НКВД-шники с неизвестными мне эмблемами. Археологический лагерь Аненербе захватили, этнографа из Пскова вытащили… Ясен пень, я читал во времена оны разные конспирологические статейки о том, что в СССР тоже проводились мистические и оккультные эксперименты. Про то, как некий Глеб Бокий под руководством самого Железного Феликса заигрывали с ясновидением. Что-то еще про проект «Орион» попадалось… Хотя это вроде про более поздние времена. Да и вообще вроде как фейк. С третьей стороны, да ну и что? Допустим, эти ребята и впрямь из того самого секретного отдела, который аналогичен немецкому Аненербе, я-то что с этого теряю? Ровным счетом, ничего. Одни сплошные минусы…
Ворохнулась, конечно, на задворках сознания предательская мыслишка. А что, если они и правда могут что-то запредельное? Подправит этот обаятельный хрен в фальшивых очечках мой псевдоритуал, а я и начну настоящей шерстью обрастать и на луну выть в особо драматичные моменты.
Я фыркнул.
Да ну, бред какой-то.
Пойду лучше Яшку в госпитале навещу.
— Дядя Саша! — возглас Яшки раздался еще до того, как я успел его разглядеть. — Живой! А я уж тут себе напридумывал… Ф-ух, счастье-то какое!
— Здорово, Яшка! — я оглядел внутреннее убранство партизанского госпиталя. Эта землянка изнутри была еще больше, чем штабная. По обеим сторонам — двухэтажные дощатые нары, в дальней части — три комода кухонных. Явно из деревни какой-то доставили. Пахнет карболкой, хлоркой, лекарствами. Смертью и болью тоже пахнет, не без этого. Но сегодня тут царила скорее атмосфера курорта. Раненых было всего четверо, да и те явно не тяжелые. Устроили себе на нижних нарах «лаундж-зону» из матрасов и подушек, керосинку поставили и в картишки дуются.
