Пожиратель - Владимир Сергеевич Василенко
— Давайте попробуем так.
Он неодобрительно покачал головой, но всё же, перехватив оружие обеими руками, закружил вокруг меня.
— Уверен?
— Аркадий Францевич, ну я вас умоляю. На прошлых выходных я поймал заряд дроби в упор. Теперь вы думаете меня испугать деревяшкой? Давайте, не жалейте меня. Покажите, что умеете.
— Ну что ж, не обессудь…
Атаковал он стремительно, без раскачки. И, что самое неприятное в его стиле — так это то, что многие его удары получались очень неочевидными, коварными. Двигая одним лишь корпусом, я довольно легко уклонился от косых размашистых ударов в голову и плечи, подогнул ногу, избегая подсечки по голени, но потом закругленный конец деревяшки больно ужалил меня в живот справа — так, что дыхание перехватило. Я едва успел отпрыгнуть назад, разрывая дистанцию. Но тут же, после секундной заминки, поманил противника движением ладони.
И он охотно принял предложение.
Целый град ударов со всех сторон — в рваном темпе, с резкой сменой направлений. Я завертелся, пригибаясь, уворачиваясь и временами чертыхаясь, пропуская болезненный удар. Скорость реакции и самих движений у меня была заметно выше, чем у Путилина — сказывалась разница между обычным человеком и нефилимом. Но при этом Охотник с завидной регулярностью умудрялся достать меня — чисто на технике, с помощью обманных финтов и мгновенных, жалящих ударов под неожиданным углом. Он просто-напросто переигрывал меня раз за разом. Это больше походило на шахматную партию, чем на спарринг.
Новый Аспект при этом всё никак не хотел проявляться. Судя по структуре светящихся «рун», составляющих его, ему требовался для запуска некий триггер — условие, при котором эдра выплёскивалась бы из тонкого тела в реальный мир.
Разгадка пришла сама собой, когда я вдруг получил палкой прямо в нос — вскользь и не сильно, но от боли аж звезды из глаз брызнули. Волей-неволей адреналин и злость разлились по венам, и одновременно внутри будто что-то взорвалось. Воздух вокруг сгустился, звуки стали какими-то растянутыми и на полтона ниже. Зато само тело будто распирало изнутри от неожиданной лёгкости.
Следующий финт Путилина я успел-таки разглядеть. Обманный замах с прицелом в голову, и тут же — разворот кисти и резкий увод «острия» тренировочного меча вниз и вбок, чтобы поднырнуть под инстинктивно вскинутую для защиты руку и ужалить в рёбра. Я отчетливо разглядел плавное, будто в замедленном повторе, движение и успел развернуть корпус вправо, пропуская деревяшку мимо. Мало того — успел и отскочить чуть назад, попутно хлопая по мечу левой ладонью — как можно ближе к перекрестью гарды.
Длился этот буст скорости буквально несколько мгновений, и когда он закончился — все ощущения резко изменились, будто бы я на огромной скорости вынырнул из-под воды. Или наоборот.
Путилин, стиснув зубы, со стоном потирал кисть. Выбитый из его руки тренировочный меч отлетел далеко в сторону, застучав по дощатому полу.
— Всё в порядке, Аркадий Францевич? Дайте-ка я взгляну…
Я переключился на Аспект Исцеления, оценивая состояние Охотника. Вроде обошлось — если бы был серьёзный ушиб или повреждение связок, я бы это разглядел. Да и сам Путилин, отмахнувшись, покачал головой. Подошёл к обронённому мечу, валяющемуся на краю помоста и, не наклоняясь, подцепил его носком ноги за середину, подбросил в воздух. Поймав за рукоять, тут же эффектно крутанул им, с гудением рассекая воздух. Повернувшись, поманил меня свободной рукой. В глазах его мелькнул азарт и тщательно контролируемый гнев.
— Ещё! — требовательно скомандовал он, снова бросаясь в атаку.
— Ну, ещё так ещё… — пробормотал я.
Тренировались мы довольно долго, делая иногда перерывы и возобновляя спарринг с новыми силами. Время летело незаметно. На теле моём к концу этого сеанса наливались синевой десятка два гематом, особенно на руках — иногда увернуться не получалось, и приходилось отводить удар тренировочного меча прямо предплечьем. Путилину тоже досталось — порой я, не рассчитав скорость и силу, выбивал у него из рук оружие так, что пальцы потом немели на пару минут. Сами деревяшки тоже не выдерживали — собственно, остановились мы как раз потому, что Охотник переломал об меня все три деревянных меча.
Несмотря на полученный ущерб, оба мы были довольны, как слоны. Кто не занимался единоборствами — вряд ли поймёт этого удовлетворения от работы с достойным спарринг-партнёром. А Путилин, несмотря на уже не юный возраст и недавнее ранение, противником был очень опасным. Будь у него в руках настоящий клинок, мне бы не поздоровилось.
Впрочем, я бы в этом случае тоже дрался совсем по-другому. И, боюсь, тогда у статского советника не было бы ни единого шанса. И он это тоже понимал.
Изрядно уморившись, мы ополоснулись из висящего в углу рукомойника. Путилин выудил из кадки с водой пару тёмных бутылок «Пильзенского», которые предусмотрительно прихватил из дома. Мы присели с ним на краю помоста и, откупорив пиво, сделали по глотку и одновременно с наслаждением выдохнули.
— Как самочувствие? — поинтересовался я, заметив, как он, чуть морщась, растирает правый бицепс.
— Завтра будет понятнее, — усмехнулся он. — Я все эти дни берёг руку, старался не натрудить. Но Лилия Николаевна говорит, что связки уже в порядке, можно понемногу давать нагрузку…
Отхлебнув ещё пива и поставив бутылку на помост, он подошёл к перекладине и, легко запрыгнув на неё, подтянулся раз десять — плавно, сосредоточенно, будто прислушиваясь к своим ощущениям.
— А что по поводу Арамиса? Никаких новостей?
Спрыгнув, он вернулся к помосту и ответил, только сделав ещё один глоток из бутылки:
— Увы. Как сквозь землю провалился. И по поводу чернявой дамочки этой, которую ты описывал — тоже глухо. Хотя вроде бы оба приметные, должны были где-нибудь засветиться…
— Вы вроде бы планировали допросить выживших заговорщиков из «Молота»? Всё ещё не получается договориться с Охранкой?
— Как раз сегодня переговорил с двумя «молотовцами». Но толку нет. Про Арамиса они мало что знают. Говорят, появился в городе недавно, в середине лета. Якобы прибыл из Петербурга. Участвовал в нескольких последних собраниях ячейки, но в каких-то реальных делах замешан не был. Впрочем, реальных дел и не было. Местная ячейка беззубая, полностью под контролем Охранки. А вот как раз Арамис пытался мутить воду.
— А Бэлла?
— С той вообще какие-то странности. Никто про неё ничего не может сказать. Мне дали взглянуть на протоколы допросов остальных членов ячейки. Тоже полный голяк. Не знай я тебя, подумал бы, что эта дамочка тебе примерещилась.
— Если бы… — усмехнулся я. — Ну, а вообще, что думаете? Может, они сбежали из города?
Он вздохнул.
— В нынешней ситуации это было бы даже к лучшему. Но я бы на это не рассчитывал. Этот Арнаутов, похоже, рисковый и очень дерзкий тип. Грач перед смертью намекнул, что он задумал что-то очень масштабное. Возможно, покушение на самого Романова, когда тот прибудет в Томск. Хотя это, конечно, звучит бредово…
— Разве? Мне казалось, для революционеров смерть императора — это чуть ли не главная цель. Неужели не покушались на него раньше?
— Пробовали, конечно. По-моему, раз пять или шесть пытались взорвать. Давно, еще в семидесятых, когда всё это революционное движение только начинало набирать силу. И застрелить пробовали много раз. Один случай, помню, был громкий — специально для покушения какой-то умелец изготовил особую дальнобойную винтовку, стреляющую вот такенными стальными пулями…
Путилин максимально раздвинул большой и указательный пальцы.
— Ещё и синь-камнем откуда-то разжился, и часть пуль была полая, с кристаллами внутри.
— Я так понимаю, взяли его до того, как он успел опробовать оружие в деле?
— Почему же. Застиг императора на открытом пространстве, прямо посреди Сенатской площади. Сам на крышу Адмиралтейства как-то пробрался, так что, пока его обнаружили и скрутили, он успел в Романова всадить всю обойму, что у него была.
— И что же — не пробил?
Охотник усмехнулся и искоса взглянул на меня.
— Ты, Богдан, будто вчера родился. Почему, думаешь, его величество Александра Палыча кличут Неодолимым, Несокрушимым или прочими похожими прозвищами?
— Ну, я слышал, что с помощью своего Дара он покрывается каменным панцирем…
— Да даже без панциря плоть у него уже твёрже камня. Говорят, и весит он пудов двадцать. Под его рост и вес даже кареты и мобили специальные делают —
