Конан и карусель богов - Ник Перумов
И откуда-то сверху, из густого, непроглядного сплетения коричневых черенков и серебристых листьев, на киммерийца смотрели спокойные, пронзительные нечеловеческие глаза.
Конану не раз приходилось смотреть в лицо сильным мира сего, скрещивать свой взгляд с налитым кровью взором очередного врага, уже замахнувшегося кривой саблей, – и он никогда не опускал глаз первым. Однако на сей раз он ощутил охвативший его до самых глубин естества трепет – трепет не страха, но ожидания…
Крона диковинного дерева медленно раздвинулась, и из гущи ветвей, из облака серебряной листвы прямо на киммерийца воззрилось вытянутое узкое лицо бледно-сиреневого цвета. На лице выделялись тонкогубый, плотно сжатый рот, прямой длинный нос и громадные глаза под прямыми, словно росчерк пера, бровями.
Глаза свайоля были такими же, как у дриады Айаны.
– Он смотрит на тебя, – прошептала хранительница рощи застывшему Конану, не знавшему, то ли ему надлежит с достоинством поклониться, то ли просто пройти мимо, сделав вид, что он ничего не заметил. – Он смотрит на тебя, смертный, после стольких тысячелетий спокойного созерцания звезд и высоких небесных сфер!
Конан невольно усмехнулся. Вот-вот, у них всегда так – тысячу лет глядеть в небо… а потом искать спасения у какого-то ничтожного смертного, на которого раньше не обращал ровным счетом никакого внимания!
Усмешка эта помогла прогнать невольно нахлынувшее оцепенение. Конан встряхнулся и увереннее зашагал вслед за Айаной. Что ж, быть может, он и поможет им – как телохранитель, за хорошую плату. Что же тут такого? Теперь он и сам уж готов был стыдиться своей недавней слабости. Что на него нашло? Разве не нанимали его шадизарские и аренджунские купцы охранять их караваны на кишащей разбойниками дороге через Карпашские или Кезанкийские горы? И кроме того – ведь здесь ему предстояло защищать существ, которые никак не могли постоять за себя – не могли даже убежать.
– А мне что, нельзя было поговорить с ним? – невольным шепотом спросил он Айану, когда они отошли от первого встреченного ими свайоля.
– Ты, конечно, сможешь говорить с ними со всеми – но лишь после того, как на это даст свое согласие Древо-Отец свайолей.
– Древо-Отец? Это кто еще такой?
– Это их прародитель, – просто объяснила Айана. – Все свайоли, какие только были в мире, – его дети. Было время, когда их род процветал, и число их росло, и посвященные закладывали новые рощи в дальних уголках мира… до тех пор, пока не пришел Сет и небо не заволоклось Тьмой. А теперь эта роща последняя. Враг оставил ее на лакомство, дабы насладиться мучениями Отца-Древа – ведь Отец видит и слышит глазами и ушами каждого из своих детей, и потому он множество раз погибал, корчась в муках, когда в захваченных врагом рощах расставался с жизнью очередной свайоль. Теперь может настать и его черед – если ты не придумаешь, как нам отразить нападение.
Конан угрюмо усмехнулся – он не любил красивых слов.
Неприметной тропкой Айана вела киммерийца в самую глубь рощи. Несколько раз им пришлось перебираться через ручьи, по дороге встретился и один небольшой проточный пруд… И чем дальше шли они, тем больше им попадалось свайолей. Наконец исчезла вся прочая растительность – остались лишь эти удивительные существа, облаченные в серебристые плащи своей длинной листвы. И каждый раз, когда Конан и Айана проходили мимо, из облачных крон появлялись странные, нечеловечески вытянутые бледно-сиреневые лица, провожавшие киммерийца долгими внимательными взорами. Северянин не боялся ни духов, ни зверей, ни людей, но от этих взглядов ему почему-то становилось не по себе.
– Так все-таки, с кем мне придется драться? – вновь обратился Конан к дриаде. Он уже забыл, что лишь несколько минут назад кипел от гнева, считая себя обманутым, и намеревался отсидеться где-нибудь в стороне, ни во что не вмешиваясь. – Теперь-то ты, надеюсь, можешь сказать мне это? И потом – почему я один? Даже если я и лучший боец во всей Заморе, нужно было набрать самое меньшее еще сотни четыре-пять. Почему было не открыться мне сразу? Я нашел бы верных людей…
– Уложениями Высоких Богов, – торжественно и печально произнесла Айана, – Богов, перед силой которых трепещут и Митра, и Сет, для защиты моей родины я могу выставить только одного бойца.
– Что за глупости? – вытаращил глаза киммериец.
– Это не глупости, к великому моему сожалению. Ибо Высокие Боги, обитающие где-то там, в звездных пределах, разгневались на свайолей, вызнавших многие тайны и секреты небожителей. И потому приговор их был таков: свайоли в конечном итоге обращали добытое ими знание на благо смертным – так пусть же смертные и защищают их. И если деяния свайолей пошли на благо людскому роду, то и один боец этой расы сможет уберечь их от возможных напастей…
– Довольно-таки подлое дело, – перебил дриаду Конан.
– Не гневи Бога! – Айана испуганно зажала ему рот ладошкой. – Если чаша их ярости будет опрокинута на нас… то спасения ты не найдешь даже у Крома. Одним словом, решение Богов было изречено – и мне не оставалось ничего иного, кроме как повиноваться ему… Год назад моя сестра Аарта пыталась спасти свою рощу…
Конан насторожился.
– И она наняла воина, смертного воина, из твоего города… кажется, его звали Гатадес… или Гарадес… однако они не устояли. Предпоследняя Роща свайолей была стерта с лица земли кровожадными слугами Сета, да падет проклятье Небес на этого отвратительного змея! И вот, ровно год спустя, настала моя очередь.
– А что стало с этим человеком, которого наняла твоя сестра? – глухо спросил Конан.
– Он был пленен… и подвергнут ужасным пыткам для вознесения Сета, потом душа смелого воина была вырвана из еще живого тела и обращена в кошмарного демона… Исторгавшиеся из его уст крики до сих пор звучат в моих ушах… – Айана остановилась и закрыла лицо ладонями, борясь с подступающими слезами.
– Что ж, он умер, как должно воину, – после некоторого молчания произнес Конан. – Ради того, чтобы тебя оплакала столь прекрасная женщина, может, и не жаль будет расстаться с жизнью!
– Что ты говоришь… – ужаснулась Айана.
– Не разражаться же мне рыданиями, – огрызнулся киммериец. – Поневоле приходится отыскивать приятное даже в таком случае…
Они умолкли, погруженные каждый в свои мысли. Нельзя сказать, что настроение киммерийца хотя бы отдаленно напоминало то, с каким он принимал полную пригоршню золота в таверне Абулетеса…
– Ну хорошо, – нарушил наконец тишину Конан. – Но ты, женщина, во-первых, слишком много думаешь о неизбежности конца, а во-вторых, сама же его и приближаешь – своим молчанием. Если ты хочешь, чтобы
