Конрад Керз: Ночной Призрак (ЛП) - Хейли Гай

Примарх опустился на корточки.

— Не знаю, когда осознал, что я — монстр, — прошептал он. — Но помню, как в первый раз это заподозрил. Бедный, гадкий, проклятый Конрад Керз… Какой у него был выбор? Злоба пропитала его насквозь. Его создали, чтобы творить правосудие, и обрекли на смерть за преступления создателя.

Поток зловонного воздуха вырывался через решетку теплообменника и растворялся в вечной ночи Нострамо. Лопасти вентилятора вращались, а старые подшипники скулили, вытягивая вонь с нижних уровней улья Квинтус. Здесь всегда стояла нестерпимая жара, и каждое помещение наполнял густой запах, напоминающий о битком набитых вокзалах. Пахло потными телами, сломанными туалетами и протухшей водой. Но удушливая вонь мусорных куч пересиливала все. Насыщенный металлический смрад забивал ноздри и наполнял рот вкусом гнилой крови. Его невозможно было вымыть ни из одежды, ни из волос.

Запах — лишь одним пунктом в длинном списке того, по чему Талишма не будет скучать. Она покидала эти места и по такому случаю нарядилась в свое самое красивое платье.

Тело Арьяша забрали на переработку. Все, что осталось на память об их совместной жизни, — немногочисленные личные вещи. Она положила его лучший костюм на кровать, надеясь, что символичный жест хоть чуть-чуть поможет. Напрасно. Пустая одежда лишь отдаленно напоминала силуэт человека. Большего она сделать не могла. Черты его лица уже стирались из ее воспоминаний, а несколько сохранившихся пиктов не могли передать выражение лица живого человека. Если только Талишма еще не забыла, как он выглядел на самом деле.

Вентиляторы продолжали реветь. Единственное в их однокомнатной квартире окно летом из-за жары всегда держали открытым. Этот шум разделял миры — почти осязаемая стена из звука и запаха создавала границу между жильем и городом, лежащим по ту сторону. Ближайший жилой шпиль мерцал разноцветными огнями. В раскаленном воздухе его силуэт казался размытым. Рокот двигателей и заунывные гудки наземного транспорта, медленно ползущего по громадной, похожей на горный каньон улице аккомпанировали размеренному стрекоту лопастей. Вентиляторы всегда делили ее мир на две части.

Она медленно развернулась, осматривая свое крохотное жилище. Взгляд задержался на сломанной складной двери, ведущей в небольшую ванную, на неуклюжем подобии кухни, с трудом втиснутой в свободное пространство у входа, на стуле и сундуке — единственных предметах мебели в комнате, если не считать кровати… Кровать. На нее она смотреть не могла. На этой кровати Талишма провела много ночей рядом с Арьяшем. Спокойных ночей, несмотря на шум вентиляторов и удушливую вонь. Только там она чувствовала себя счастливой. В безопасности. Но теперь ей придется лечь туда одной, рядом с одеждой мертвого мужа.

Вентиляторам было все равно.

Не в силах больше терпеть этот звук, Талишма зажала ладонями уши и подавила рвущийся из груди крик. Это было смешно, ведь, помня о задуманном, она не хотела поднимать шум. Крики осложнили бы дело, а ей хотелось сохранить достоинство до конца. Поэтому Талишма тихо заплакала, до боли в глазах сжимая веки. Лицо тут же налилось кровью и опухло. Она превращалась в уродину, когда плакала. Арьяш всегда так говорил, заставляя ее собраться с духом. Откуда-то из глубины путающихся мыслей попытался подняться смех, но не выжил в борьбе со всепоглощающей печалью.

Талишма не услышала, как открылась дверь, как острые когти с металлическим звоном вскрыли все замки до одного. Замков было много, потому что их квартиру часто грабили. Дверь покрывали царапины — ее били ногами и плечами, отжимали от косяка гидравлическими ломами… На этот раз проникновение можно было назвать вежливым — особенно по сравнению с теми нападениями, когда тяжелые ботинки пробили дверную панель насквозь или когда пламя горелки превратило их самый первый замок в лужицу металла. Сегодня в ее дом вошли, проявив уважение к обитателям. Незваный гость не хотел причинять больше вреда, чем необходимо.

Она продолжала плакать и не заметила, как стройная и поджарая, но громадная фигура согнулась почти вдвое, шагнула внутрь и нависла над ней, почти касаясь потолка головой.

Но почуяла запах — едкий аромат перебил даже вонь, идущую от вентилятора. Пахло смертью.

Всхлипы стихли. Талишма судорожно вздохнула, убрала руки от ушей и развернулась к существу, явившемуся в ее дом. Несколько секунд она не открывала глаз, вслушиваясь в его дыхание — спокойное, но различимое даже на фоне рева вентиляторов, от работы которых зависели сотни тысяч жизней.

— Ночной Призрак, — произнесла она, наконец решившись взглянуть на гостя.

— Я пришел за тобой, — ответил великан, закутанный в черные лохмотья, кое-как собранные из одежды, снятой с десятка трупов. Ни один портной на Нострамо не решился бы шить одежду для этого чудовища.

— Почему? — спросила она, слишком уставшая, чтобы чувствовать страх. Все вокруг казалось ненастоящим. — Я не сделала ничего плохого. Прожила жизнь так хорошо, как только могла.

— Ты не мечтала отправиться на Край Города?

— Все мечтают туда попасть, — тихо, но уверенно ответила Талишма. — А я стремилась стать той, кому это удастся. Не удалось. Но мои попытки не пересекали черту. Я никогда никому не вредила и не хотела навредить. Терпела все невзгоды. Зачем ты пришел?

— То, как ты жила, меня не интересует. — Глаза Ночного Призрака холодно сверкнули, м Дело в том, как ты решила умереть. Выбранный способ — это преступление.

Он шагнул вперед, нависая над женщиной.

— В древности умерщвление себя запрещалось законом, — продолжил великан. — Самоубийц хоронили, не проводя ритуалов, с позором. А тех, кого ловили при попытке забрать собственную жизнь, часто казнили.

— Но я и сама хочу умереть, — прошептала она.

— Но не так, как умрешь, — прошипел он. — Я заставлю тебя хотеть жить. Заставлю страдать настолько сильно, насколько возможно.

— Почему? — выдохнула Талишма.

— Здесь нет запрета на то, чтобы забрать чужую жизнь, — сказал Ночной Призрак. — Многие это делают. Это несчастный мир. Но он может стать лучше. Убивая себя, ты выбираешь простой путь и подаешь пример другим. Наверное, ты думаешь, что станешь просто очередной цифрой в статистике, но все куда сложнее. Каждое самоубийство ускоряет процесс разложения вашей культуры. Каждая выброшенная жизнь — сигнал, возвещающий о невозможности перемен. Ты отказываешься от существования и тем самым обесцениваешь существование человечества.

Он мягко провел длинным зазубренным ногтем по щеке Талишмы.

— Но я спасу вас. Всех вас. Люди на этой планете перестанут уподобляться животным. Я их заставлю. Даже если мне придется искупаться в крови всех, кто здесь живет. Пусть так. Моя цель — справедливость. Но единственный инструмент для ее достижения — страх. Без страха нет порядка. И сейчас тебе придется страдать, чтобы подпитать этот страх. Но благодаря тебе многие выживут, и это загнивающее общество сделает очередной шаг по длинной дороге к спасению.

Ночной Призрак вытащил из лохмотьев длинный самодельный нож. С помощью этого острого куска железа, грубого орудия убийцы, великан мог ввергнуть несчастную жертву в пучину ослепительной агонии.

— Подожди! — воскликнула женщина.

Клинок со свистом рассек воздух.

— Даже не пытайся, — был ответ. — Ты просишь о том, на что у тебя больше нет права.

Первый разрез вскрыл ее руку от плеча до кончика мизинца. Не очень глубоко: ведь Ночной Призрак не хотел, чтобы кожа порвалась, когда он будет снимать ее с еще живого тела, — и столь быстрым движением, что Талишма его даже не почувствовала. Первый удивленный вскрик раздался, когда кровь начала заливать пол.

Она попыталась зажать рану свободной рукой, но напрасно. Женщина снова заплакала. На этот раз — от боли и страха.

— Я вижу, что ты больше не хочешь умирать, — улыбнулся Керз. — Печально, но я должен довести дело до конца.

Он шагнул вперед:

— Радуйся, ведь твоя смерть принесет справедливость на эту планету. Радуйся, ибо я приведу ее к порядку.