Лютер: Первый из падших - Гэв Торп
Наконец Эскурол отшатнулся от чар на двери, а я развернулся и загнал его в угол. Его огненная форма закручивалась черными и красными завитками, которыми он молотил по всей комнате.
Я выпустил поток молний из пальцев, но нефилла быстро рванул вперед, как лазерный луч, подскочив к кафедре, заключавшей связавшее его заклятье. Мне приходилось сдерживать силы: я опасался, что уничтожение книги разрушит остатки защиты и разорвет связь Эскурола с комнатой.
Страницы фолианта трепетали перед ним, сверкающие глаза пожирали текст, пока я бежал к нему через всю комнату. Демон издал торжествующий вопль, но мои пальцы, помазанные черным огнем, уже схватили его пылающую конечность, чтобы оттащить существо прочь. Он ударил меня в лицо огненными пальцами, ослепив на несколько мгновений, но сквозь боль я выкрикнул слова освобождения и швырнул тварь обратно в центр пентагона.
Раздался треск, похожий на раскат грома, и в воздухе запахло свежестью и чистотой, как после грозы.
Прошло некоторое время, пока я восстанавливал зрение. Оно было затуманено, даже когда подошло время заседания следующего совета. Надевая доспех и плащ с капюшоном, чтобы скрыть раны, я размышлял, ради чего это существо и его хозяин пытались подорвать мою уверенность. Неужели они боятся, что после победы над Львом и освобождением Калибана я отвернусь от них? Или, возможно, это была последняя проверка моей решимости?
Я не позволю себя обмануть. Больше не будет никаких колебаний, никаких разногласий.
— Звездный огонь, — объявил я, когда все снова собрались в Зале Арторуса. — «Звездный огонь» — вот слова, которые подожгут небеса Калибана.
— Когда-то я считал тебя величайшим из нас, — прошептал Фарит. — Никто из нас не может быть Львом, так же как курица никогда не станет орлом. Ты вырос таким же смертным, как и я, но был образцом для подражания, мерилом, которому должно соответствовать. И все же ты оказался хуже всех и за один миг тщеславия забыл все, чем был для нас.
— Тщеславие? — Лютер покачал головой. — Разве это тщеславие — заявить о несправедливости? Неужели я напрасно надеялся на лучшее будущее для нашего мира?
— Тщеславие затуманило твой слух, когда нефилла сказал правду, возможно, в единственный раз. Предателем был ты сам, Лютер. Дело было не в Калибане, оно всегда было в тебе. В последние годы я видел силы варпа очень близко, но оставался сильным. Я их отверг. Из их покровительства никогда не выйдет ничего хорошего, но ты его принял. Ты нуждался в них, потому что знал, что слаб, а когда ты их подвел, они отобрали то, что дали тебе взаймы. Твою армию, твои знания. Твою душу.
Лютер уставился на собеседника, его глаза наполнились слезами. Все это было правдой, и стихи Эскурола снова вспомнились ему, но на этот раз слова сверкали в мыслях подобно бриллиантам ясности. Его губы шевелились почти беззвучно, когда он заговорил вновь.
— Раскаянье поздно наступит, — он протянул дрожащую руку Фариту. — Мне очень жаль.
ИСТОРИЯ О ЗВЕРЕ
Реальность содрогнулась, громкий стук в дверь внезапно оборвался, и в комнате появился еще один космодесантник, одетый так же, как и Фарит, но с более темными кожей и волосами. Шрам искривил левую сторону верхней губы, и лицо десантника, казалось, застыло в вечной усмешке. Всю левую часть головы гостя занимала бионика, под короткими волосами блестел металл. От этого человека пахло оружейным маслом и ладаном.
Дверь за спиной десантника была открыта, хотя несколько мгновений назад ее захлопнули.
— Что?.. — пробормотал Лютер. Его мозг захлебнулся в потоке информации от органов чувств, подобно голодному человеку на пиру.
Мало того, что его чувства были на пределе; разум также трепетал от странных образов. Воспоминания? Он определенно переживал вспышки прошлого. Лица из прошлой жизни. Кого-то он узнавал, многих — нет. Образы Альдурука и зеленых лесов закружились в новой буре видений.
Мысли Лютера были заняты не только воспоминаниями. Они полнились событиями, которые, как он был уверен, еще не произошли. Образы ксеносских конструкций и отвратительных монстров впивались в его разрозненные мысли. Каждое из новых видений было ужаснее предыдущего. Брызги крови, вой обезумевших воинов… смрад разложения человеческих тел… грохот рушащихся стен… Ведь это Альдурук, разве нет? Видения в сознании кружились снова и снова, подобно священной спирали — символу Калибана и основе всех учений Ордена.
Он заставил себя сосредоточиться на космодесантнике рядом с ним и заговорил, несмотря на то, что тот уже развернулся к двери.
— А где…
Легионер исчез, и дверь снова закрылась.
Дверь со скрипом отворилась, и внутрь шагнул другой человек. У этого волосы были длиннее, а подбородок и щеки — покрыты темной щетиной. Из-за происходящего у Лютера закружилась голова, и он опустил ее на руки, пытаясь прийти в себя. Он ощупал свое лицо — пальцы прошлись по морщинам… Бывший Великий Магистр Ордена прикусил губу и поднял глаза, почти ожидая, что незнакомец исчезнет. Но нет, он стоял, как и прежде, скрестив руки на груди и строго глядя на пленника.
На этот раз Лютер даже не пытался бороться с изменчивым потоком видений. Теперь он оседлал их, позволив захватить разум и нести его к месту назначения. Лютер не мог бы сказать, сколько мгновений или часов прошло до тех пор, пока блуждающие скалы противоречивых образов, наконец, не прекратили сталкиваться.
— Лютер.
Он поднял взгляд при звуке своего имени. Что-то было в этом человеке знакомое, несмотря на изменившуюся внешность. Лютер задумчиво потер подбородок, и тут его осенило. Имя. Юноша из Ордена… Нет-нет. Из Темных Ангелов. Один из последних рекрутов, посланных ко Льву перед Зарамундом и окончательным изгнанием…
— Кастагон?
Космодесантник выпрямился, его глаза резко сузились.
— Теперь меня зовут Пуриил. Кастагона больше нет. Я Верховный Великий Магистр Темных Ангелов.
— Но где Фарит?
