Анастасия Парфёнова - Расплетающие Cновидения
Вполне законная реакция. Эль-ин никогда не признавали стадной логики. Если кто-то достигший совершеннолетия и признанный дееспособным сам влип в неприятную историю, он сам же из неё и должен себя вытащить. Может быть, с помощью родственников, друзей или подчинённых, ежели таковые имеются (что бывает отнюдь не всегда). Не смог — что ж, закон биологического отбора в чистом виде. А втягивать всю остальную расу в личные заморочки какого-нибудь придурка — увольте. Учитывая количество придурков на душу населения, эль-ин, вздумай они объявлять войну всякий раз, когда кто-нибудь вдруг не сходился во мнении с представителем другого народа, давным-давно бы вымерли.
После «усыновления» всей нашей расы аррами ситуация радикально переменилась. Я достаточно ясно дала понять, что не потерплю ни от кого самодурства или самовольства, которые могут быть неверно истолкованы окружающими. Но следует ли из этого, что кто-то в случае неприятностей может рассчитывать на «правительственную» помощь?
Увы, следует.
Я подняла веки и спокойно оглядела повернувшихся ко мне явно сбитых с толку подданных.
— Люди живут не по нашим законам, а вот мы как раз пытаемся подстроиться под них. Если оставить сейчас девочек постигать свои уроки трудным путём, кое-кто может решить, что мы слабы. Последствия объяснять, я надеюсь, никому не нужно?
Мужчины благовоспитанно молчали. Если у кого-то и были возражения, я о них вряд ли когда-нибудь услышу. Хранительница решает. Воины повинуются.
Кесрит, однако, подобной покорностью не страдала. Издержки матриархата.
— Это глупо. Если так ставить вопрос, то мы вполне можем просто щёлкнуть по носу сих работничков ножа и топора. И это вовсе не означает, что следует бежать на помощь неким излишне самоуверенным вьюницам, без того уже излишне избалованным. Сами выкрутятся. Или можно поставить в известность их семьи, и тогда пусть уже пираты пеняют на себя!
— Мастер, вы были б несомненно правы, если бы не одно обстоятельство. — Опять влез Зимний. Вот и говори теперь о матриархате! — Эти... люди... не придумали ничего лучше, чем похитить женщин. Демографическая ситуация на Эль-онн сейчас не слишком тяжёлая, но соотношение полов один к десяти в пользу мужчин всё равно не внушает особой радости. Мы не можем себе позволить терять наших детей. Особенно девочек.
И — сен-образом:
Необходимо дать это понять раз и навсегда. Смертные считают нас жестокими — что ж, пора показать им новые и неожиданные оттенки в значении этого слова! Чтобы никому никогда, даже в кошмарном сне, больше не могло присниться прикоснуться к эль-леди!
Серебристые снежинки в его глазах превратились в свирепый искрящийся водоворот, камень имплантанта между бровей отливал яркой, лавандовой голубизной. Температура в комнате катастрофически падала. Я чуть пошевелила окоченевшими пальцами, попыталась сморгнуть иней с ресниц. «Зимний», чтоб его. Понятно, почему время года назвали в его честь! Неужели так сложно ну хоть немного контролировать свою недюжинную силушку?
Самое забавное: его слушали. И я, полновластная правительница всех эль-ин, и Кесрит, высокопоставленный Мастер одного из самых жутковатых кланов. Я — всего-то лишь Хранительница Эль-онн, мало ли таких было в истории, а он... Он — Зимний. И этим всё сказано.
С бесконечным (ну ладно, с показным) терпением я опустила уши.
— Вам, Мастер Оружия, всегда хочется показать людям новые значения слова «жестокость». Подобная предсказуемость несколько обесценивает ваше мнение в подобных вопросах. — «Съешь это, проклятый зануда!» — Сейчас мы, ищем похитителей и их жертвы. А о репрессиях подумаем позже.
Итак.
— Мастер Кесрит, вы сможете перетряхнуть воспоминания ваших пленников и память их компьютеров так, чтобы те не поняли, что похищение... э-э... не совсем удалось?
— Разумеется.
Теперь я была центром пристальнейшего внимания со стороны всех присутствующих. Даже у телохранителей северд-ин, обычно бесстрастных и совершенных, как изваяния, как-то подозрительно заблестели глаза в прорезях тёмных масок.
Смогу я чуть помухлевать со временем, вернув корабль в ту точку, откуда его умыкнула тор Нед’Эстро? Смогу. Понадобится всего пара часов. Конечно, гораздо лучше для подобных трюков использовать дарая, но мне не хотелось впутывать сюда официальный Эйхаррон (по крайней мере, не в эту часть начинающего оформляться во что-то интересное плана), а муж, которого я обычно использовала для осуществления таких вот махинаций, сейчас был занят выполнением совсем другого поручения.
Л-ладно, будем работать с тем, что у нас есть. Что есть... Кто есть...
— Леди Регент...
— Тихо! — Повелительный сен-образ полыхнул звонким щелчком кнута, недвусмысленно приказывая всем заткнуться. Согласна, не очень практично с точки зрения теории лидерства, но мне нужно было подумать.
Это дело таило в себе много больше отрицательного, чем казалось на первый взгляд. Нет, конечно, и на первый взгляд весёлого тут мало, но у меня все внутренности скручивало в тугой узел, в затылок втыкались тонкие иголки дурных предчувствий, когда я пыталась анализировать это дело всерьёз.
Не шёл из головы утренний кошмар. Сон — и появление Мастера из Расплетающих Сновидения. Кесрит. Пираты. Ауте, угораздило же родиться с огрызком провидческого дара — и не помогает, и жить спокойно не даёт. Во сне от меня отрезали кусочки. В реальности кто-то потихоньку похищает эль-ин, отхватывая кусочки от Эль. Ну а если учесть, что я и Эль в некотором роде одно и то же... И «повезло» же мне угодить в аватары богини...
Так, попробуем пойти простым путём.
Я потянулась к точке сосредоточия между глазами, к той точке, которая всегда со мной, маяча где-то на границах сознания.
И мир новых ощущений рухнул на меня грохотом гигантского водопада.
Да.
Я была существом с тысячью лиц, и тысячью глаз взирала я на этот мир. Я была воспоминаниями миллионов лет прошлого и будущего, я была силой и слабостью, ветром и морем. Я была Эль.
Но сейчас меня интересовали лишь восемь всплесков самосознания, плавающих где-то в глубине моего существа. Восемь девочек. Восемь эль-ин. Я искала в себе разумы созданий, чьи сен-образы недавно показал мне Зимний, и не находила их. И в то же время совершенно точно знала, что они живы.
Та-ак.
Я не то чтобы шагнула вперёд, но что-то изменилось, отдалилось, что ли, резким порывом ветра растрепав волосы и крылья. И вот уже стою, спиной ощущая Её присутствие за своим плечом.
— Как они это сделали?
Вопрос в некотором роде риторический, но не задать его я не могу.
— Узнай. — Голос хрипл и недоволен. Я медленно повернулась, почти страшась того, что увижу. Почему она выбрала такой облик? Эль-ин никогда не бывают старыми, если, конечно, сами того не хотят, что случается довольно редко. Нам нравится быть вечно юными и вечно сильными. Но существо, стоящее сейчас передо мной, было сгорблено долгими годами, оставившими глубокие следы на древнем лице. Это не была красивая старость или старость, исполненная достоинства. Нет. Расплывшаяся, бесформенная фигура с отвисшей грудью и широким тазом, всклокоченная ведьмачья грива, скрюченные пальцы. И глаза. Мои глаза. Огромные, миндалевидные озёра безвременья, ежесекундно меняющие цвета и оттенки. Совсем молодые.
Эль, воплощённая суть всех эль-ин, этакое одушевлённое коллективное бессознательное моего народа, взирала на меня сердито и немного насмешливо.
— Узнай, как смертные смогли отсечь от меня моих детей, и я тоже это узнаю. Верни мои косточки!
Она протянула свои старческие руки с чёрными, уродливыми когтями, и в мои подставленные ладони упали белые, отполированные тысячелетиями маленькие кости.
Я уставилась на неожиданный дар в полном непонимании.
— Иди!
Люди, может, и принимают загадки своих богов в раболепном благоговении, но я, слава Ауте, человеком отродясь не была. И мириться с происходящим так просто была не намерена.
— Что это значит?
Она хитровато склонила голову, дохнув загробным зловонием из обрамлённого гнилыми зубами рта. Я потихоньку начинала закипать.
— Что ты делаешь? Что означал тот дурацкий сон?
— Сон? Разве сны не должны быть посланиями от подсознания?
Ещё издевается!
— ТЫ моё подсознание, бездна тебя поглоти! Прекрати дурить! Если у тебя есть что мне сказать, говори нормальными сен-образами!
Старуха снова ухмыльнулась, сверкая ониксовыми глазищами, в следующее мгновение ставшими вдруг изумрудными. Откинула уродливую голову и... запела.
Эта песня была чем угодно, только не тем, что могло бы вырваться из старой лужёной глотки. Чёткая дробь барабанов, пробирающая до дрожи в животе, свист и трепет, шаманские напевы. Переливы звука, света и энергии, взлёты и падения, начало и конец. Она, пела, и душа изливалась в этой песне воем одинокой волчицы.
