Антонина Клименкова - Русалки — оборотни
— Понятненько, — кивнула Наташа.
Но Глафира покосилась на нее с подозрением — что ей понятно? Поверила объяснению, или до усадьбы Перининых уже дошли нехорошие слухи?
— А сильно старые монахи-то?
— Один старый, с бородой. На лесовика похож, только без шерсти в ушах. А второй молодой, без бороды.
— Да-а? — протянула Наташа. — Симпатишный?
— Не знаю. Я их еще не успела разглядеть, — сказала Глаша и нахмурилась.
— Толстый, поди, как бочка, — решила горничная.
— Ну все, некогда мне. Прощай!
— Счастливо, — помахала ей Наташа. — Смотри, поосторожней там, в овраг опять не свались.
— Постараюсь!
Овраг Глафира миновала благополучно. Только на опушке наступила ужу на хвост.
Еще на крыльце, взбежав по скрипучим ступенькам и взявшись за дверную ручку, Глафира обнаружила, что дедушка уже вышел из своего задумчивого окаменения. И даже более того — принялся изображать из себя бога Перуна, меча во все стороны гром и молнии, отчего в окошках дрожали и дребезжали стекла, а в поленнице чуть дрова не подпрыгивали. Удивленная столь разительной переменой, внучка неслышно проскользнула в сени и подкралась к приоткрытой двери.
В щелку открывался отличный обзор на печку. По глянцу изразцов метались тени, невозмутимый Василий, бессовестно устроившийся на шестке между горшков и сковородок, подобрав лапки и прикрывшись пушистым хвостом, водил глазами, как ходики маятником: туда-сюда, туда-сюда.
— Скажите на милость! — вскричал Иван Петрович, шагая взад-вперед по горнице и в нервном возбуждении размахивая руками. — Вы разберетесь? Вы разрешите все вопросы? Да что вы говорите! Неужели? Как, скажите на милость?! Нет, ничего не говорите! Слышать ничего не хочу!
— Но позвольте… — попытался возразить старый монах.
— Не позволю! И не просите! — отрезал Иван Петрович. — У нас тут люди пропадают, грабят средь бела дня — а вы про обман зрения толкуете! Про безграмотное и суеверное население! Не такие мы тут уж темные, чтоб с перепою черти мерещились! — Иван Петрович схватил с подоконника первую попавшуюся под руку книжку — Глашин любимый томик Анны Радклиф — и потряс им перед носом Серафима Степановича:
— Нас волчьим воем и болотными огнями не напугать, мы тоже, поди, не лыком шиты!
— Но никто и не утверждает, что все произошедшее есть плод вашей фантазии, — негромко сказал помощник монаха. — Вполне возможно, что вам пришлось столкнуться с явлениями труднообъяснимыми, однако вовсе не обязательно сверхъестественными. С другой стороны, вероятно и чье-то умышленное вмешательство.
— Вы хотите сказать, будто кто-то специально морочит всем головы? — усомнился староста.
— Такое может иметь место.
— Чушь! — воскликнул Иван Петрович. — Полная глупость! Здесь не какой-то вам город, мы соседей как облупленных знаем. Да кому это нужно и зачем?!
— Вот это мы и должны выяснить, — уверенно заявил молодой человек. — Если причина ваших неприятностей в чьем-то злом умысле либо имело место недоразумение или редкое природное явление — мы сумеем вам помочь.
— А ежели… — скептически перебил гостя староста. Но тот не дал продолжить:
— А если ваши беды от происков дьявола — так и быть, придется организовать вокруг селения крестный ход. — И, спрятав улыбку, оглянулся на Серафима Степановича.
— Совершенно согласен, — незамедлительно закивал тот. — Феликс Тимофеевич абсолютно правильно излагает. Мы так и поступим.
— Хорошо, — смиряясь с неизбежным, тяжко вздохнул Иван Петрович. — В таком разе боюсь, вам придется задержаться у нас надолго. Поживете недельку-другую с Яминой, терем там просторный… Но коли эти необъяснимые природные явления начнут вас дубиной по голове охаживать али защекочут и в омут утащат — помните, я вас предупреждал.
Сказав это, Иван Петрович развернулся и вышел из горницы, резко распахнув дверь. Глаша вовремя успела отскочить в сторону, оставшись незамеченной в полумраке сеней.
Оба гостя следом поднялись с мест, но старик задержался, чтоб получше разглядеть книги, сложенные стопками по всей комнате: на подоконнике, на лавке, под лавкой, на печке…
— Посмотри-ка, Феликс, да тут целая библиотека! Ну-ка, ну-ка! Поэмы лорда Байрона, «Удольфские тайны» Анны Радклиф… «Пират», «Ренегат», «Мельмот Скиталец», «Вампир» Полидори, «Монах», «Итальянец»[6] какой-то — занятные всё личности!.. Ну и собрание. При таком чтении немудрено и среди дня привидения увидать.
— Тут у них не призраки, тут наяды бедокурят, нимфы кровожадные, — возразил Феликс, почесав Василия за ухом, отчего тот принялся ковырять лапой бортик сковородки.
— Это мои книги! — с порога объявила Глафира, решившись наконец показаться. — И в привидения я не верю.
— Очень хорошо, — улыбнулся Серафим Степанович, слегка поклонившись. — Зато мне не доводилось встречать русалок. Поделимся жизненным опытом.
Глафира нахмурилась и надула губы. Дедушка прав. Эти монахи вблизи кажутся еще подозрительней, чем издалека. Особенно этот, который помоложе. Пожалуй, за ними нужен глаз да глаз.
— Вас Глафира зовут? — скорее предположил, чем спросил Феликс.
— Откуда вы знаете? А, от дедушки…
— Можно и так сказать, — пожал плечами он. — Выходит, Иван Петрович сейчас вас ищет.
Тут и Глафира услышала — вернее, обратила внимание на доносившийся со двора нетерпеливый зов.
— Я тут, деда! — пронзительно-громко крикнула она в ответ, не сходя с порога.
От неожиданности Серафим Степанович вздрогнул, а задремавший было Василий свалился с печки и, удрав в угол, забился под лавку.
Глава 4
Леший по болоту шел,
Застрял в трясине и расцвел.
— По первому времени, я полагаю, нечего и рассчитывать, чтоб нечисть себя как-то проявила. Затаится, будет к нам присматриваться, — рассуждал Серафим Степанович, глядя на мерцающие тусклым светом окошки изб.
На землю опустилась прозрачная летняя ночь. Деревушка постепенно затихала, готовясь ко сну. Последними угомонились молодые. Шумная компания, горланя частушки, разбилась на парочки. Проводив девушек домой, разбрелись по дворам и парни. Вдалеке умолкли последние звуки гармошки, облаянной собаками и обруганной соседями.
Феликс и Серафим Степанович вышли прогуляться перед сном, полюбоваться на серебристую в лунном свете речку и заодно обсудить минувший день. Очень кстати на высоком берегу нашлась скамеечка — Серафим Степанович был ей весьма рад.
Местечко оказалось довольно милым, уютным. Ветви густого ивняка шатром смыкались над головой. Впереди открывалась панорамой улица, подмигивая окошками, за спиной начинался пологий спуск к воде, к мосткам, на которые бабы ходят полоскать белье. Рядом тихо покачивалась на волнах привязанная к опоре рыбацкая лодка. Две других сушились на песке кверху днищем.
— Пока шибко суетиться не стоит, — продолжал Серафим Степанович, глядя в синее небо, запрокинув голову, будто целясь бородой в звезды. — Пусть к нам попривыкнут, там за разговорами все и узнаем.
Он уже принялся потихоньку за дело: прошелся по деревне, познакомился с некоторыми местными обитателями, успел исподволь выспросить их мнение касательно происходящих безобразий. Кто-то сделал вид, будто ничего не знает, до некоторых не дошел смысл вопросов, но большинство отвечало одинаково, почти слово в слово:
«Какие еще русалки? Бог с вами! Нешто мы нехристи, чтоб в этакую пакость верить!»
«Иван Петрович, конечно, мужик хороший, с головой. Староста из него дельный, ничего плохого сказать не могу. Да единственно вот русалки эти за каждым кустом ему мерещатся. Только не подумайте худого — он не пьющий, нет! Хворь, видно, такая напала. А так он мужик разумный!»
«Разве ж мы не люди, разве ж понимания не имеем? Я вон сызмальства быков боюсь да филинов. А Иван Петрович вон русалок опасается. Каждому своя ужасть…»
— Ты, Феликс Тимофеевич, пока обстановку изучи, местность разведай. Только любопытство сильно не выказывай, на всякий случай. Хорошо все-таки староста придумал про часовню, молодец. Надо будет туда наведаться.
— Я уже был, — сказал Феликс, отмахиваясь от назойливого комариного писка. — Вон она там, на пригорке стоит. Маленькая, деревянная, купол шатром. Маковка как шишка еловая, покосилась в сторону леса. В позапрошлом году но время бури крест упал — так его внутрь затащили, у дверей поставили, к стенке прислонив. Кровля протекает, под крышей воробьи с синицами живут. Полы прогнили, кое-где доски совсем провалились.
— А образа как же?
— Глафира говорит, по домам разобрали на хранение. А по праздникам народ в соседнее село ходит, там и церковь построили, и поп имеется, правда, сильно пьющий.
