Илья Одинец - Импланты
— Надеюсь, мое кольцо не оставит шрама. Приведи себя в порядок и приходи в синюю столовую. Стол уже накрыт.
* * *В последние несколько дней Борис Игнатьевич часто улыбался, Судьба вняла его угрозам и послала встречу с человеком, которого он безуспешно искал уже полгода.
Тропинин Голицыну нравился. Молодой человек не только обладал незаурядными способностями, но и был кристально чист, как может быть чист только незамутненный предрассудками разум ребенка. Работать с таким материалом одно удовольствие. Пока Алекс не готов сменить его на посту начальника службы безопасности, но Борис Игнатьевич не сомневался, что сумеет вылепить идеального охранника, идеального телохранителя, человека внимательного, осторожного и предусмотрительного.
— Первое, чему ты должен научиться, друг мой, — это думать.
Для «уроков» начальник службы безопасности выбрал синюю столовую. Причин тому несколько. Во-первых, она находилась в западном крыле особняка и не попадала по действие «античита», во-вторых, синий цвет успокаивал, в-третьих, в столовую часто заходила прислуга — то перекусить, то навести порядок, а то и просто полюбопытствовать, чем Голицын занимается с новичком. На чтении мысли служащих Борис Игнатьевич и планировал тренировать своего подопечного.
«Граф» традиционно занимал синее кресло у окна, а Тропинина сажал напротив, с таким расчетом, чтобы Алекс оказался освещен заглядывающим в комнату солнцем, а сам Голицын оставался в тени. Так молодой человек не мог бы угадать эмоции учителя по лицу — не для того Голицын тренировал парня читать мысли.
— Первый слой мыслей можно назвать мыслями только условно, скорее это внутренняя речь, — объяснял «граф». — Все, что человек проговаривает про себя, относится к первому слою. При этом совершенно не обязательно, чтобы шевелились губы. Это самый легкодоступный слой, самый громкий, если можно так выразиться, и самый четкий. Мысли первого слоя человек обычно осознает и контролирует. Это то, о чем мы думаем сознательно. Как следствие, этим «мыслям» доверять можно только условно. Если человек захочет тебя обмануть, делать это он будет на первом слое.
Илья Борисович видел, что Алекс внимательно его слушает, и улыбнулся.
— Пример приведу самый простой: представь домохозяйку, которая составляет список покупок на неделю. Она запаслась листком бумаги и ручкой, и сидит в кухне, в попытках ничего не упустить. Первым пунктом она записывает картофель, вторым сливочное масло, третьим спички, и пока пишет, внутренне проговаривает список покупок. Это и есть первый слой. Понятно?
Тропинин молча кивнул.
— Второй слой прочитать сложнее, он спрятан «глубже» первого и осознается лишь наполовину, следовательно, только наполовину поддается контролю и ему, в отличие от первого слоя, уже можно верить. Хотя бы наполовину. Возвращаясь к примеру с домохозяйкой, вторым слоем будет являться, такие мысли: «Не уродился в этом году картофель, жук пожрал» или «Муки не забыть купить, пирог испечь». В то время как первый слой проговаривает первый пункт списка, второй слой успевает подумать о чем угодно. Можно назвать этот слой ассоциативным, это то, о чем человек по-настоящему думает. Будь моя воля, я обозначил бы этот слой как первый, а первый — как нулевой, или даже как псевдослой. Кстати, те самые песни, которые иногда целый день звучат в голове, занимают именно второй слой, поэтому избавиться от них очень сложно.
— А третий? Если то, о чем человек думает, находится на втором слое, что же на третьем?
— А на третьем, друг мой, то, что постоянно сидит в твоей голове, не дает покоя сердцу и разуму, но практически не осознается. Это так называемые «дальние мысли» — мечтания, стремления, цели, задачи, которые ты перед собой поставил. Делится же память на кратковременную и долговременную. С мыслями то же самое. Третий слой — это своеобразный фон, которому отчасти подчинены мысли второго слоя. Я имею в виду ту часть, которую человек не может контролировать.
— И вы видите этот фон?
— Очень смутно, — улыбнулся Голицын. — Очень смутно. Но дело не в слабости моих способностей, третий слой самый «смазанный», самый невнятный. У некоторых людей и второй слой бывает сложно разобрать, а уж третий — работа для профессионалов. Твоя задача: как можно быстрее овладеть чтением третьего слоя. Тренироваться начнем завтра, а сегодня я позволю себе дать еще один совет: не читай всех подряд. Ты должен научиться распознавать людей, чьи мысли могут отличаться от того, что написано на их лице.
Борис Игнатьевич погладил золотой набалдашник своей трости и замолчал. В комнату вошел Александр — его личный шофер. Сорокалетний мужчина был немым от рождения, но с Голицыным легко находил общий язык. Хозяин бесцеремонно вторгался в мысли подчиненного и передавал приказы не словами, а образами, однако никогда не позволял себе лишнего. Александр отвечал Голицыну уважением и бескомпромиссной преданностью.
— Попробуй прочитать его первый слой, — улыбнулся Алексу «граф».
Тропинин, конечно, ничего не услышит, но Борис Игнатьевич хотел проконтролировать процесс.
Алекс прищурился, как делал всегда, когда пытался «расслышать» чужие мысли, потом расслабился. Потом снова прищурился. Лицо его выражало крайнюю степень сосредоточенности и медленно краснело от бесплодности попыток. Сам же Голицын прекрасно видел второй слой мыслей шофера. Немой Александр передавал хозяину изображение черного «Мерседеса» и часов, которые висели над камином большой гостиной. Пора уезжать.
— Достаточно, Алекс, — Голицын кивнул Александру, и тот послушно вышел. — Сегодня можешь быть свободен, продолжим завтра. Пока же можешь почитать слуг. Но сильно не напрягайся, а то ты становишься похожим на близорукого парня, который изо всех сил пытается рассмотреть вдалеке что-то мелкое.
— Я могу покинуть поместье?
— Зачем? — Борис Игнатьевич на секунду заглянул в голову подопечного и улыбнулся. — А… Можешь. Только выпиши пропуск.
Все-таки он не ошибся в этом парне.
* * *В голове Тропинина вертелись слова, которые произнес Голицын. Это вторая фраза, прочно засевшая в голове Алекса. Первая принадлежала отцу, а вторая — учителю, что ставило Бориса Игнатьевича на одну доску с самым умным человеком, которого Тропинин когда-либо встречал в своей жизни.
«Главное выбрать не короткую дорогу, а правильную».
Алекс не сомневался, он выбрал правильную дорогу. Не самую короткую, но она обязательно приведет его к цели. А мечтал Алекс об одном: чтобы люди, будь то «отбросы», «естественные» или сами «импланты», относились к обладателям чипов как к людям: человечно, по-доброму, и не стремились видеть в обладателях усовершенствованных органов или конечностей киборгов, недолюдей, способных на убийство и, более того, замышляющих его.
Добиться этого было бы легче, если бы Алекс был знаменит, как Кайл. Да какой там, «как Кайл», ему бы хотя бы половину, хотя бы десятую часть известности звезды мировой величины… Тогда, выступая по телевидению, имея доступ к средствам массовой информации он смог бы доказать, что импланты не такие уж плохие, и в их сердцах живет не стремление к разрушению или власти над другими людьми, а желание жить. Просто жить. Может быть, чуть лучше, чем они жили до операции. Пропагандой или на собственном примере звезда Тропинин показал бы миру, что импланты не преступники, а помощники.
Увы, у Алекса не было славы Кайла, не было даже сотой, тысячной доли этой славы и никакие его выступления по телевидению не имели бы нужного эффекта. Для достижения своей цели, Тропинину следовало свернуть с прямой дороги и, прежде всего, выполнить иную задачу: стать человеком, которому поверят. Стать знаменитым. А добиться этого можно лишь одним путем: стать суперменом, героем из комиксов, который помогает людям. Супермен-имплант — это то, что нужно, чтобы люди перестали верить чепухе, которую пишут про имплантов газеты.
В армии прославиться проще, но раз уж Судьба не дала такого шанса, придется идти иным путем.
Дождавшись, пока Голицын уедет, Алекс отправился к себе. В гигантском двухэтажном особняке, где с непривычки можно легко заблудиться, Тропинину выделили целую комнату. Небольшая, но очень уютная, она сразу понравилась Алексу. Здесь стояли кровать и шкаф для одежды, имелась ванная комната и небольшое помещение с силовыми тренажерами. Там не хватало только беговой дорожки, но молодой человек справедливо рассудил, что пробежки можно совершать и на свежем воздухе, благо придомовая территория это позволяла.
В новый дом личных вещей Тропинин взял немного: смену белья, две пары носков, спортивный костюм, пару футболок, летние брюки и старую фотографию отца. Остальное планировалось приобрести на первую зарплату.
