В. Коростелев - Хозяин
Запах гари я учуял за пару верст до поселка и невольно ускорил шаг. Догнал Юру и, перехватив вожжи, заставил Ворона идти легкой рысью.
– Что там? Что? – окликнул Митька, и невольно все перешли на легкий бег.
Выбравшись на дорогу, все попрыгали в телегу и, дребезжа плохо подогнанным колесом, въехали в поселок…
Дома не было. На его месте лишь сиротливо торчала выглядевшая без каркаса неимоверно длинной кирпичная труба…
Несло гарью, и поднявшийся ветер гонял пепел и угли вперемежку с остатками вновь разгорающихся головешек.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – почему-то прошептал химик…
– О чем это он? – тупо подумал я. – С чего он посчитал, что сегодня его день?
Митька резко кинулся к своему дому. Рассеянно оглядывая пепелище, я заметил движение у соседского забора.
– Степан, быстро сюда!
«А, сосед Яков Петрович, проснулись уже…» – почему-то злобно подумал я.
Фельдшер энергично махал рукой, не издавая больше ни звука, но явно призывая к тишине и осторожности. Через пару минут мы с Юрой сидели в «глухой», без окон, комнате и слушали скороговорчатую, сбивчивую трель Петровича…
– Я, как увидел, что Митька домой побежал, так свою Светку сразу же за ним послал, а то сейчас дел натворит. Ко мне ему надо задами пробираться, а уж тут решим, что делать дальше… Ждут вас у Азиза, со вчерашнего дня, трое ждут, остальные-то уехали…
– Ты погоди, давай по порядку, где дед? Что с Митькиными родичами?
– Нет больше деда, Степа, и Митькиных родителей тоже нет…
Петрович всхлипнул и тут же, вроде устыдившись, продолжил рассказывать…
В общем, как я понял, приехали вчера уже под вечер совхозные, человек тридцать, заглянули ненадолго к Азизу и сразу же к моему и Митькиному дому подались. Что происходило у Митьки – Петрович не знал, а вот дед дал им бой, не предупреждая, из сарая пулял из пулемета. Похоже, троих сразу положил, да и потом Петрович пятерых раненых видел, на телегу грузились…
А потом они прошли задами и подожгли сарай и избу, когда все занялось, дед вроде не захотел сгорать заживо, выбежал – тут они его и убили…
– Теперь четверо сидят, ждут вас. У Азиза самогона вчера нахлестались, а может, решили с утра вместе с ним пограбить ваш схрон. Вон телегу оставили, поделить товар решили. Что делать-то будем, Степ? – Петрович по-собачьи жалостливо заглядывал мне в глаза, чуть не поскуливая…
– Счас, счас, Петрович…
«Фу, блин, как мне хреново-то».
– А кто ими рулил? – спросил я.
– А… да вроде сын совхозного старосты, весь дерганый, башка перемотана, он еще над Митькиной сестрой изгалялся, с собой увез потом… А деда мы ночью в Митькин дом перенесли, все они там теперь, лежат рядком…
Тут ни с того ни с сего пришла мысль, что Митька чуял, еще утром чуял, ему сердце подсказало… А мне нет… Вот, кстати, идет и он, лицо белое, губы трясутся, из-за спины, с любопытно-сочувствующим лицом выглядывает жена Петровича – Света.
Митька говорить не мог. Нагнетая в себе вполне контролируемую ярость, я рявкнул: – Садись! – И когда Митька как подрубленный упал на табурет, я продолжал распоряжаться: – Петрович, распряги и заведи мерина в сарай, его с улицы увидеть могут. Счас бандюг кончать будем!
Сиди! – (это я химику). – Из тебя стрелок как из меня балалайка… В доме, вместе с фельдшером останешься! – Митьке: – Чем ты там, в мешке, сегодня под утро шебуршился, что там за бомбы?
Митька молча протянул котомку, на дне которой помимо еды и патронов я увидел пять бомб. Самодельные, как я и предполагал ранее, но тоже подспорье…
Пока Петрович с женой распрягали Ворона, Митька, вперившись взглядом в стенку, тупо раскачивался на табуретке, а Юра машинально вертел на столе забытую кружку. Я все обдумал, и через двадцать минут мы с Митькой уже сидели в засаде…
Наш дом крайний в поселке, с тылу к нему примыкает неширокий овраг, противоположный склон которого существенно выше. Вот там, на высоте, в кустах и засел Митька с автоматом. Я же расположился на другой стороне улицы, спрятавшись за полуразрушенным фундаментом брошенного дома, бомбы мы поделили по-братски. Митьке две – мне три. В принципе конструкция несложная, и оба наших механика-химика (Митька под моим напором отошел слегка к тому времени) объяснили мне принцип действия и предполагаемую дальность разлета осколков бомбы.
Зимний день набирал силу, когда от Азизова подворья отделились фигуры семи человек и телега с запряженной в нее соловой[6] лошадкой. В поселке и доселе тихом движение замерло совсем, даже собаки убрались с улицы.
«Только бы Митька выдержал, пока они в золе копаться не начнут, только дождись, дружок, пока гранаты не брошу!» – молился я. И вот этот момент настал: сыновья Азиза, ребята крепкие, примерно наши ровесники, сняли полуобгоревшие стропила с крышки люка, тут я и бросил, предварительно сняв кольца с запала, две бомбы подряд… Громыхнуло неслабо, и тут же Митька зарядил длинной очередью… Автомат заглох, но брошенная бомба накрыла ближний участок двора. Подождав, пока осколки осядут, я высунулся и пробил дуплетом из «тулки» по ползущей фигуре Азиза…
Неужели все? Так, надо подождать. Пока я поменял патроны, Митька уже вылез из кустов. Куда он спешит? Но вроде все обошлось, добили только одного совхозного – вроде шевелился. Убивать Азизово отродье на его подворье мы не пошли, и так целую кучу народа положили…
Деда и Митькиных родичей похоронили на пригорке, напротив нашего пепелища: хорошее место, сухое, деду будет приятно на таком месте лежать, прости меня, старик… Ночью он мне приснился. Гладя меня по голове, как в детстве, дед разговаривал со мной:
– Ничего, Степан, не грусти, жизнь усложняют красивыми фразами, но ты смотрел в глаза животным – вот в простоте убийства или воспроизведения рода и заключается наша основа. Сейчас я уже в земле, траве, воздухе и тебе в том числе, а смерти нет, есть память твоего рода. Испытания достаются каждому в жизни. Мы, твои родичи, всегда рядом, мы любим тебя…
Глава 2
Проснулся я хоть и с тяжелой после поминок головой, но с легким сердцем. Наутро, загрузив обе телеги последним неразоренным имуществом (надо же, дед в последний момент успел в погреб самые ценные съестные припасы спрятать), двинулись к просеке. Лошадь совхозных, как это ни странно, почти не пострадала, хотя напугалась и получила пару мелких осколков на излете в ляжку. Петрович их вытащил в момент, а когда мы уходили, долго смотрел нам вслед завистливо – жалостливым взглядом. Чему он завидовал? Нашей молодости или несомненному богатству? Я так и не понял.
* * *За три дня, стараясь не оставлять следов, маскируя их травой и палыми листьями, мы перевезли все наше имущество из схрона в лесу. У Митьки в доме забрали в основном еду, а чугунки, кастрюли не брали, да и некогда было, в любой момент могли совхозские нагрянуть за своей пропажей. Вот сидим вечером, рассуждаем, как нам жить дальше.
– Надо подумать, – говорил Юра, – чего нам, собственно, не хватает?
– Выпивки и баб, – глубокомысленно изрек Митька и тут же посмурнел лицом, сестру, наверно, вспомнил.
– Оружия и патронов много, с едой для людей тоже вроде порядок, а вот кони скоро останутся без сена, да и овса дня на три осталось. Через пару недель зарядят дожди, и тогда сидеть – куковать будем. Лошади на голодном пайке, да и зверья много не добудешь, зайчатина уже в печенках сидит, – перечислял я неудобства статичности нашего положения (вот ввернул словечко, не я – Юра). Про месть и возможность спасения сестры Митяя мы тоже думали, но пока вслух идей не высказывали, рано прыгать голой попой на ежа.
– Значит, так и порешим. Ты, Митяй, поедешь с Юрой на тракт. Где находится Ярмарка, знаешь, возьмете патронов на продажу, все обработанные шкуры сдадите старому Изе, когда сделку заключать будете, сошлетесь на меня, а то облапошит. Я на рябиновский хутор съезжу на разведку.
Дальше пошло обсуждение деталей предстоящей разведки – сижу, слушаю, говорю свое веское слово, и тут показалось, вроде лошадки забеспокоились. Опять волчата пытаются до лошадиного мяска добраться, но там и медведю нечего делать, конюшня бревенчатая, на крыше тоже бревна… додумать я не успел. Раздался грохот, как будто на крышу конюшни ближайшая сосна упала. Я первым оказался у смотровой щели, заменяющей нам полноценное окно, и чуть не остался заикой…
Встав на задние лапы и передними чуть не доставая середины ската крыши, какая-то зверюга драла громадными, в два моих пальца длиной, когтями убежище наших коников. Я, кинувшись в угол, схватил свой всегда заряженный дробовик. Ребята бестолково толкались у окошка, пытаясь что-то рассмотреть в темноте безлунной ночи. Дуплетом жахнув в серо-желтую фигуру, я пытался быстро перезарядить ружье, и в это время раздался такой рев, что уши заложило, затем последовал удар по стене избушки, этакой силы, что содрогнулось все строение, но вой стал стихать, постепенно удаляясь вглубь леса.
