Евгений Якубович - Санитарный инспектор
– А в самом деле, какого черта ты устроил там такую заваруху?
– Вы хотите сказать, что мне не надо было там ничего трогать? Просто вернуться на Землю и доложить: «Так мол и так, терциане на деньги ООП с большим энтузиазмом гробят свою планету и будут продолжать, пока не захлебнутся». Так? Для чего я битый час потел перед комиссией и объяснял все, что там происходит?!
– С формальной точки зрения – именно так. Будь ты обычным инспектором ООП, ты бы так и поступил.
– Простите, Макар Иванович, можно я сам расскажу, как это происходит в ООП? Представим, что я обычный инспектор по проверке работы фондов. Я отправляюсь на Терцию и, вернувшись, составляю отчет, в котором отмечаю, что работы ведутся по плану, а деньги расходуются строго по назначению. Это ведь самое главное с точки зрения проверяющего, я прав или нет?
Шеф молчал и лишь качал головой в такт моим словам.
– В самом конце отчета я, конечно, напишу о надвигающейся экологической катастрофе. На этом моя роль будет исчерпана. Я доложил в вышестоящие инстанции, и от меня больше ничего не зависит. С чувством выполненного долга я выброшу напрочь из головы все мысли о тонущей Терции и возьму положенный отпуск для восстановления сил, потраченных во время изнурительной инспекторской работы. Плюс больничный и путевку в санаторий для нормализации работы желудка и кишечника, перегруженных во время официальных и дружеских приемов у первых лиц планеты… А Терция тем временем будет продолжать обводнение. Через пару лет океан затопит прибрежные города, потом вода станет захлестывать самый центр материка. Вот тогда, когда катастрофа станет совершенно очевидной, правительство Терции обратится за помощью. ООП отправит команду спасателей с оборудованием. Терциане, закатав рукава, начнут осушать планету. Не успеет ООП оглянуться, как Терция вернется в исходное состояние и увязнет еще глубже. Когда там не останется ни капли воды, ее снова придется обводнять… Здесь главное, чтобы все были при деле, ни в коем случае нельзя останавливаться. Фонд должен постоянно функционировать, должен тратить выделяемые деньги, желательно каждый год все больше и больше. Тогда эти деньги ему будут выделять, а его работа будет считаться образцовой.
Шеф смотрел на меня с умильной улыбкой. Так смотрит отец семейства, когда его маленький сынишка прибегает к нему и, захлебываясь от восторга, начинает рассказывать о каком-нибудь своем открытии. Ну, например, что молоко получают из коровы, а не делают на заводе, как показывали по телевизору.
– Какой ты, оказывается, умный, Андрюшенька, – сладко начал шеф. Ну, разве что по голове не погладил. – А я думал, ты у нас дурак.
Я решил оставить это заявление без комментариев.
– Как ты думаешь, почему я выгораживал тебя перед комиссией? И почему эти строгие господа согласились лишь на устное служебное взыскание в качестве твоего наказания?
– Ну, я думаю…
Шеф прервал меня.
– Не отвечай! Это были риторические вопросы! Я тебя уже наслушался сегодня на год вперед. Ты, конечно, верно сформулировал главный принцип. Основным показателем работы фондов является то, как они тратят деньги. Крупный проект, требующий серьезного финансирования, очень трудно открыть. Он никому не нужен, никто и слышать о нем не хочет. Такие проекты пробивают годами через бесчисленное множество совещаний и комиссий; используют для этого все степени воздействия: от официального лоббирования до традиционного подкупа и даже шантажа… Зато потом, когда проект принят и создан отдельный фонд для его финансирования, ситуация меняется коренным образом. Тогда в существующем проекте заинтересованы многие. Вместо непосредственных инициаторов проекта, теперь главную роль в нем играют руководители новообразованного фонда. Эти люди получили прекрасные высокооплачиваемые должности. Их забота состоит в том, чтобы проект успешно продолжался. Обрати внимание на мою формулировку. Именно продолжался, и как можно дольше. Окончание проекта означает закрытие фонда и, как следствие, потерю престижного места работы. Вот за это место руководители фонда и сражаются. Они готовы залить водой всю планету, потом высушить ее и снова утопить. Лишь бы остаться в своем кресле.
Я откашлялся и попытался вставить, что, мол, я и пытался сказать это комиссии. Однако под строгим взглядом шефа осекся.
– Ну да, именно это ты и собирался сообщить комиссии. Открыть глаза нам, ничего не понимающим старикам. Объяснить, что ООП попусту транжирит деньги налогоплательщиков, а ее чиновники заняты лишь собственной карьерой. Ты это хотел сказать?
Я понуро кивнул. Шеф усмехнулся:
– Поэтому тебе и велели заткнуться. Не надо рассказывать пожилым людям элементарные истины. Они знают лучше. Поэтому и сидят за столами, а ты подставляешь свою задницу под бандитские пули.
Шеф взглянул на меня, ожидая моей реакции, не дождался и продолжил:
– Так вот, вернемся к твоей миссии на Терции. Она, конечно же, была необходима. Без твоего вмешательства мы здесь, на Земле, ничего не могли сделать. Только поставив руководство фонда перед фактом, что проект уже не действует, мы смогли добиться объективного рассмотрения ситуации и окончательно закрыть проект обводнения Терции. Ты свое задание выполнил, и, мое мнение, никаких претензий к тебе быть не должно. Человеческих жертв не было, а экономический ущерб в конечном итоге только помог предотвратить еще большие бессмысленные траты. Я уже не говорю об экологической катастрофе.
Я воспользовался тем, что шеф ненадолго замолчал, и решил воспользоваться случаем, чтобы разрешить мучивший меня вопрос.
– Кстати, о материальном ущербе. Вы ведь не всерьез сказали, что вычтете стоимость атомных мин из моего жалования?
Этого шеф не выдержал. Он поднялся из кресла и, нависая надо мной, зарычал:
– И вот тут мы подошли к самому интересному моменту нашего разговора. О том, КАК ты выполнил свое задание. Я тебя посылал блокбастер снимать? Ты решил получить Оскара за кадры с видами климатической установки, погибающей в атомном взрыве? А ты подумал, какой резонанс будут иметь твои взрывы? Страшно даже подумать, чем все это могло кончиться!.. Тебе как сотруднику Организации предоставлена практически неограниченная свобода действий. Однако это не значит, что нашим агентам позволено взрывать к чертовой матери не понравившиеся им города и веси. И, кстати, это также не означает твоей полной безнаказанности. Позволь тебе напомнить, что Организация была создана с целью негласного контроля над ООП. Повторяю: негласного. Наша цель корректировать ее действия и исправлять ошибки. Причем заметь самое главное – мы делаем это так, чтобы никто, понимаешь, никто об этом не узнал. Таким образом, мы, с одной стороны, помогаем сохранить ООП ее лицо, а с другой, компенсируем негативные последствия ее деятельности.
Я кивнул.
– Организация – это один из самых законспирированных институтов Земли, но в конечном счете мы не всесильны. У нас тоже есть начальство. Нас тоже тщательно проверяют и контролируют. Мы регулярно отчитываемся за свою деятельность. Впрочем, все это ты знаешь или догадываешься. А вот чего тебе знать было не положено, так это то, что в последнее время находится все больше и больше желающих приструнить или вовсе закрыть нас. Они ищут любой повод, чтобы лишить нас части или даже всех наших полномочий и привилегий. Мы торчим у них как кость в горле. Они уцепятся за любой повод, чтобы всем вместе навалиться на нас и уничтожить. Поэтому именно сейчас мы должны работать вдвойне осторожно.
Я снова кивнул.
– И в такой ситуации ты устраиваешь погром на Терции! Ты хоть можешь представить себе, каких усилий мне стоило отмазать тебя и всю Организацию после твоего несанкционированного атомного взрыва?
– Двух, – быстро поправил я.
– Что? – переспросил шеф.
Это моя маленькая хитрость. Шефа надо отвлечь, и все будет в порядке. Он не может долго орать на одну и ту же тему.
– Я говорю: взрывов было два.
– Все равно! Я повторяю: несанкционированного атомного взрыва! – продолжал бушевать шеф, но это был уже не тайфун, а так, небольшой шторм. Макар Иванович уселся в кресло и сообщил мне: – Так вот, с этого момента и до моего особого распоряжения я ввожу персонально для тебя мораторий на применение ядерного оружия. Вообще, больше никаких мер массового воздействия крепче мордобоя.
– Но, Макар Иванович, а как же я без…
– Я сказал!! – хлопнул ладонью по столу шеф. Так Каменный Утес объявлял, что в связи с продовольственным кризисом в пещере на обед племя будет есть его любимую тещу. Так, наверное, говорил великий вождь Ин-Чу-Чун, объявляя, что завтра его трусливый племянник пойдет в одиночку ловить дикого буйвола и вернется со шкурой или погибнет настоящим мужчиной. Так министр финансов объявляет, что государственный золотой запас разворован и с завтрашнего дня держава переходит на валюту соседней страны. Много можно привести примеров, заканчивающихся грозным «Я сказал!». Общее у них в том, что такие приказы принимаются подчиненными беспрекословно и единогласно. Мне оставалось только пожать плечами.
