Николас Александр - Милость Императора
Никто не трогался с места, не бежал на помощь — люди на палубе не могли поверить, что внутри остался кто-то живой. Они смотрели на летающий гроб.
Оставив бутылку амасека в диспетчерской, Рыль поспешил вниз.
Внутри «Милости Императора» Микал снял дыхательную маску и несколько секунд сидел неподвижно. Молчание нарушил вопрос Фёдора из хвостовой турели.
— Разрешите покинуть машину, капитан?
— Разрешаю, — отозвался Микал.
Пилот не знал, что ещё сказать. Понимая, что должен испытывать облегчение, даже счастье от того, что выжил на первом задании, капитан вместо этого чувствовал стыд. Он стыдился той ненависти, которую испытал к погибшему Бернду, когда израненное тело бомбардира едва не погубило их всех. Микал не мог заставить себя посмотреть на труп Круля, висящий сзади, словно сломанная марионетка. Ещё один член экипажа, которого он не сумел доставить обратно живым.
В мрачные мысли пилота вторгся голос Дудака.
— Капитан, к нам идет командир эскадрильи.
Посмотрев наружу через потрескавшееся стекло, Микал увидел Рыля, выбирающегося из сгрудившейся толпы.
«Не сейчас», подумал пилот.
С трудом поднявшись с кресла, он отыскал взглядом Иеронима, который по-прежнему качался взад-вперед, крепко зажмурившись.
— Алекс, — позвал Микал, наклонившись к посту штурмана. — Алекс…
Тот всё так же раскачивался на кресле.
Пилот протянул руку, собираясь положить ладонь ему на плечо, но в этот момент кто-то начал открывать входной люк с внешней стороны. Смятую панель пришлось выдирать, так что истерзанный металл фюзеляжа буквально завизжал.
Услышав это, штурман перестал качаться, и, широко разинув рот, зашелся в крике.
— Алекс, хватит, — Микал обнял его за плечи.
Но Иероним продолжал вопить, и пилот, обеими руками схватив бьющегося в истерике парня, повалил его на залитую кровью палубу «Милости Императора».
Там их и нашел Рыль — капитана и штурмана в его объятиях, лежащих рядом с трупом бомбардира, покрытых запекшейся кровью. Микал поднял холодные глаза на командира эскадрильи. С губ пилота раз за разом срывалась всё та же мантра.
— Мы не должны показывать слабость, не должны. Выказать слабость — значит умереть…