Руслан Галеев - Черепаховый суп
Жилось ему прекрасно. Я три дня ходил за ним хвостом по Майами, не веря, что человек после такого может запросто вернуться к прежней жизни. А он расхаживал по городу, встречался с друзьями, пил, ходил на вечеринки, катался на серфе, снимал девчонок. Он был весел, этот малый, и чертовски жизнелюбив.
Однажды я здорово надрался в местном баре, а потом там появился Боно со своими дружками. Я сидел и смотрел, как он радуется, смотрел и пил. И в какой-то момент перестал себя контролировать. Я подскочил к их столику, что-то кричал ему, говорил про вычеркнутый из памяти эпизод, нес околесицу. И вдруг этот ублюдок меня ударил... По большому счету, он правильно сделал, у него просто не оставалось вариантов, он ведь не знал обо мне почти ничего, так – родственник девчонки, которую он совсем недавно кинул. Да к тому же еще и пьяный в лоскуты.
Беда в том, что даже пьяный я смог уложить и его и всех его приятелей, а потом уйти огородами.
Кто же мог предполагать, что у этого качка окажется слабое сердце? Его не довезли до больницы, он умер в машине «скорой помощи».
На следующий день я позвонил Буги и обо всем рассказал. Она ничего не ответила. Просто повесила трубку.
Прошло еще полгода, может, чуть меньше. С Буги я не виделся. Не знал, как и что нам сказать друг другу после той последней встречи в больнице. От Жака, отправляясь в очередной трип и переправляясь через реку в районе Кройцберга, я узнал, что она выписалась из больницы и уехала из того городка. Выходит, решил я для себя, и она не горит желанием со мной общаться. Иначе давно бы позвонила. Я надеялся, что пройдет время и все снова станет как прежде. Мне не хватало напарника, а еще больше не хватало друга. Моей сестренки Буги.
В тот день я возвращался по Большому кольцу. Сутки назад мы вышли из-за Кордона, и я полдня провалялся в гостиничном номере в Мехико, принимая адаптационные средства. Процесс, когда организм нехотя возвращается в норму, – весьма неприятный: понос и изматывающая рвота выхолащивают тебя до такой степени, что потом ты можешь только спать и встаешь, ощущая что-то похожее на абстинентный синдром. Упадок сил – как бесплатное приложение за счет организации-заказчика.
* * *В таком вот состоянии я свернул с Большого кольца в сторону Кройцберга. Стандартный маршрут. Я мечтал только об одном – добраться до своей берлоги и минимум на неделю впасть в анабиоз, отъедаясь и восстанавливая силы. Иногда этот процесс занимал и больше времени, в зависимости от степени потрепанности, с которой ты выбрался из Эпицентра.
Было поздно. Глаза болели и слезились от яркого дневного света (у меня так всегда после трипов), поэтому я выехал в ночь.
Дорога после съезда с Большого кольца была пустынна.
Гигантский лесовоз марки «Standard» появился в зеркале заднего вида примерно на полпути между Кройцбергским выездом и Большим кольцом. Делать ему здесь было совершенно нечего, поскольку лесоразработки находились южнее и лесовозы «Standard» пользовались параллельной трассой. Впрочем, меня это мало волновало. Я лишь отметил, что он мчит на всех парах, и предусмотрительно прижал свой ЗИС к правой стороне дороги. Быстро приближающийся лесовоз повторил мой маневр. Процедив сквозь зубы пару слов в адрес водителя, я вывернул руль влево. «Standard» послушно последовал туда же. Какого черта... Я попытался собрать остатки сил и втопил педаль газа в пол, но мощный «Standard» не намного уступал в скорости моему ЗИСу. Здесь же, на постоянно петляющем серпантине дороги, это ничтожное преимущество и вовсе не имело значения. Я, уже не удивляясь, отметил, что лесовоз тоже прибавил скорость.
Интересно, кто хочет избавиться от меня вот так: втерев в щербатый асфальт лесовозом? Слишком это сложно, слишком зрелищно. А какой к черту зритель на ночной трассе в десятке километров от ближайшего населенного пункта?
Одно я знал точно: это не правительство, они так не действуют, кроме того, живой я им нужнее. Они же сами не могут попасть за забор и ищут таких как я. А врагов у меня практически нет – ведь я слишком мало общаюсь с людьми.
Когда лесовоз-таки нагнал мой ЗИС и, уперевшись в него бампером, стал толкать перед собой в сторону надвигающегося сланцевого бока горы Юманг, мой мобильник оглушительно завопил единственной, пожалуй, мелодией, которую я рад был услышать в ту минуту.
– Буги, сестренка, у меня проблемы! – крикнул я в трубку, и лесовоз тотчас с визгом затормозил, а мой ЗИС по инерции бросило к сланцевой стене. Я уперся в педаль тормоза обеими ногами, и удар получился не таким сильным, каким мог быть.
Когда я, заливаясь кровью, вывалился на засыпанный стеклянной крошкой асфальт, хлопнула дверь лесовоза. Я был как тряпка, я же только что вернулся из трипа, а мгновение назад меня швырнуло мордой о баранку. Я не мог даже ползти.
Буги подходила медленно, уж она-то знала это посттриповое состояние, знала, что я никуда от нее не денусь.
– Это точно, братик, – сказала Буги, – у тебя и правда серьезные проблемы.
Потом она долго била: по голове, по почкам, по ногам, снова по голове. А я все ждал, когда же наконец отключусь. Но так и не отключился – за пару ударов до последнего, смертельного, Буги остановилась.
– Я очень хочу, чтоб ты жил, братик. Жил и оглядывался. Потому что в следующий раз я тебя убью. Ты ведь знаешь меня, Макс, знаешь, что я не вру. Но пока что я хочу, чтобы ты жил. И описал в своей дерьмовой книге, каково это – быть живым трупом. Но я вернусь, братик. Я ведь всегда возвращаюсь, правда?
Я снова услышал, как хлопнула дверь лесовоза, и только тогда потерял сознание. Всему свое время.
9. «Road Movie»
Когда «1969» снова выскочила на открытый участок, оставив неровные скальные отвесы позади, от бледных сумерек не осталось и следа. Ночь опустилась втихомолку. Дорога еще шла под уклон, но становилась все более пологой. Каменисто-песочный пейзаж по обочинам сменили невзрачные кусты бизоньей колючки и высушенная солнцем трава. Зато небо, в пику унылому земному пейзажу, сияло во всю мощь синих карликов и желтых гигантов. Густое, как терновая настойка, оно низко нависало над дорогой. До мотеля «Road Movie» оставалось минут десять, и нарезка «Элвисов» пошла на третий круг. Горизонт то вспухал синими отблесками неоновой вывески мотеля, то снова скрывался во тьме.
– Эй, приятель, просыпайся!
Сабж коротко оглушительно всхрапнул, распахнул глаза и виновато улыбнулся:
– Извини, Макс, меня всегда укачивает, если я не за рулем. Я, наверно, громко разговаривал и пукал?
– Да нет, – улыбнулся я.
– А я знаю, в какую клоаку ты меня привез! – Сабж довольно хохотнул и потер ладони. – Это же «Road Movie», здесь подают самое дерьмовое пиво во всей округе!
– Он самый.
– Славное местечко.
– Лично я намерен отсыпаться, – предупредил я.
– Вот и отлично, – кивнул Сабж и вытянул из моего кармана пачку сигарет, – будет кому завтра сесть за руль. Кстати, не одолжишь мне пару тысяч?
– Между прочим, – заметил я, протягивая Сабжу зажигалку, и забрал из его кармана свою пачку, – ты получаешь за трипы в четыре раза больше, чем я, к тому же последние два года я вообще сидел без работы.
– Все правильно, Макс. Но видишь ли, на днях я познакомился с одной дамой по имени Лиза. У нее самая заводная задница по эту сторону Эпицентра, только вот беда, заводится она исключительно на банкноты. Лиза вытянула из меня все и исчезла в тумане, прихватив свою божественную задницу с собой. Мое сердце разбито, а кошелек пуст, как у честного налогоплательщика. Так ты одолжишь мне, Макс?
– Только не ной, Сабж, умоляю. Бери деньги и отвали.
«Road Movie» с тех пор, как у трассы «1969» появились более молодые, более широкие и более комфортабельные дублеры, переживает не лучшие времена. Однако фермеры с озера Минога-Лахойя по-прежнему ездят здесь, опасаясь выползать на оживленные хайвэи, да и еще кое-кто предпочитает эту дорогу всем остальным. Благодаря им мотель еще как-то держится на плаву, хотя уже не бывает набит под завязку, как в славные времена хиппи и автобродяг конца восьмидесятых.
Припарковав ЗИС и отдав ключи мальчишкам-мойщикам, мы с Сабжем распрощались до утра и разошлись в разные стороны: я – в домик портье, он – в сторону бара.
Как и любой мотель, не претендующий с некоторых пор на присвоение очередных звезд, «Road Movie» обеспечивал клиентам минимальный комфорт. В нем не предусматривались семиспальные секс-полигоны, трехдорожечные бассейны для миграции леммингов и победительницы конкурсов красоты в качестве незамысловатой услады изможденных долгим путем чресел. Все было куда проще – хозяин, Анатоль Панадзаки, не выпендривался, а просто делал свое дело. Десяток скромных коттеджей с двуспальными номерами, снабженными телевизором и душевой кабиной, плюс возможность заказать в номер недорогой ужин и вполне симпатичных девочек по сходной цене. Если вас это не устраивает – отправляйтесь в большой город, рискуя заработать геморрой и защемление седалищного нерва.
