Иван Тропов - Каратель
Гнилостный запашок еще витал здесь. В высокие окна сочился серый свет. Все, что могло открываться, было распахнуто. Со всех сторон зияли полки шкафов, темные и пустые. Ни консервов, ни запасов круп. Нет и не было. Не признавали здесь такое за еду, похоже. Как и всякие полуфабрикаты вроде сладких йогуртов, творожков и концентратных соков, распахнутый холодильник тоже пуст, лишь в уголке непочатая бутылка топленого молока.
Рядом с большим холодильником второй, поменьше… Единственная закрытая дверца во всей огромной кухне. Странно…
Я распахнул ее и тут же вспомнил, что прошлой ночью уже заглядывал сюда. На меня глядели донышки винных бутылок. Выстроились рядами, горлышками в глубь термостата. Когда я отпустил дверцу, ее мягко притянуло обратно.
Ну и чем ее кормить? И стоит ли…
Я прислушался к себе, не мазнет ли по вискам холодный ветерок.
По-прежнему ничего. Не придраться. Я вздохнул и стал осматривать шкафы, отыскивая хоть что-то съедобное. Прикрывая дверцы после осмотра.
Когда я добрался до последней, улов оказался невелик: стеклянная бутыль постного масла, несколько засохших булочек да три баночки с вареньем. В холодильнике кроме молока отыскалась еще плошка с топленым маслом. Все.
Ну еще три склянки с разными уксусами, уйма разных приправ, две баночки кофейных зерен, множество чаев и еще какие-то травки, которые я не понял для чего нужны, то ли тоже приправы, то ли для отваров. В любом случае сыт этим не будешь.
Медленно двигаясь по кухне, я внимательно прислушивался, не пытается ли она влезть в меня.
Ни малейшего касания.
Надо бы радоваться, но почему-то меня это настораживало… Или это я ее так напугал вчера? Хорошо, если все дело в этом… Да только не выглядит она напуганной. Ни капельки.
И ее приветливость мне не нравится.
– Почему вы вернулись? – донеслось из столовой. – Что случилось?
Та-ак… Вот, значит, для чего были все эти улыбки?
Я распилил булочки, спрыснул водой и запихнул в микроволновку.
– Так почему вы вернулись? – снова поинтересовалась она.
Я лишь хмыкнул, не отвечая. Может быть, Гоша больше нет, но его слова я помню хорошо: знание – половина силы.
– Чай или кофе? – спросил я.
– Молока, будьте так добры.
Я вытащил подогретые булочки, ставшие мягкими. Составил на поднос масло, молоко и баночку черничного варенья. Нашел стакан, золотую ложечку, серебряный нож и понес все это в столовую.
– Так почему вы вернулись? – спросила она.
Я стоял за ее спинкой ее стула, но она не оборачивалась. Говорила вперед, будто не со мной:
– Я хорошо помню, вы не собирались возвращаться. Если бы это было так, я бы обязательно почувствовала это.
– Не почему, а зачем.
Я шагнул к ней. Она повернула ко мне голову, но тут же отвела взгляд. Прежде чем я успел заглянуть ей в глаза.
Не хочет встречаться со мной взглядом? Не желает показать свой страх?
– И зачем же? – спросила она.
По ее тону не скажешь…
– Будете учить меня.
– Учить? Вас? – Она бросила на меня быстрый взгляд и снова отвернулась. – Чему же?
– Разным смешным фокусам. Как бегать по паутинкам, не прилипая и не запутываясь.
Не поднимая глаз, она улыбнулась:
– О, об этом я догадалась сама. Но почему вы не хотите учиться… мм… смешным фокусам там, где разучивали их раньше? С той, что учила вас прежде? – Она быстро взглянула на меня, но снова отвела взгляд быстрее, чем я успел что-то разобрать. – Или с ней что-то случилось? И где те, кто был с вами? Почему они не с вами? Или… им больше не нужно учиться… мм… разным смешным фокусам?..
Я бухнул поднос на стол перед ней. Нож подпрыгнул и звякнул о стакан.
Но она даже не посмотрела на еду, она продолжала глядеть куда-то в дальний конец стола, скрытый в темноте.
– Мой господин не желает разговаривать?
Она все улыбалась, и ее спокойная улыбка бесила меня. Будто она по-прежнему тут хозяйка! А я – безобидный оловянный солдатик, которым можно играть как угодно.
– Слишком много вопросов… мой ручной паучок.
Она дернулась как от пощечины. Виски обдало холодом.
– Не нужно этого!.. Сударь!
Ее ноздри дрожали от гнева.
Холодное касание ушло, но я чувствовал, что она все еще едва сдерживается. И еще занозой засело: снова это странное «сударь», сказанное без тени иронии. Словно вырвалось из каких-то далеких времен, когда это было обычно…
Она взяла себя в руки. Уставилась в стол перед собой, положив пальцы на край столешницы. Длинные, тонкие. И спокойные. Когда она заговорила, слова падали тихо и мягко, как снег:
– Не нужно этого… Влад.
Она помолчала. Я стоял рядом, разглядывая ее красивые пальцы. Она перебрала ими по краю стола, как пианист, пробующий клавиши.
– Боги играют в странные игры, Влад. Я не искала вашего общества, да и вы моего, уверена, тоже не жаждали, если бы не какие-то обстоятельства, вынудившие вас вернуться. Но раз ниточки наших судеб переплелись, и, кто знает, возможно, надолго, давайте не мучить друг друга сверх необходимого… Если я сейчас обидела вас, простите. Я постараюсь быть осторожнее. А вы… вы меня очень обяжете, если будете обращаться ко мне… просто по имени. Диана.
Диана… Странное имя. Редкое. Но красивое. Как и ее длинные пальцы.
– Хорошо… Прошу прощения, Диана.
Она вскинула на меня глаза и на этот раз не отвела взгляд – и я понял, что она куда сильнее, чем мне казалось. Если сейчас в ее глазах и был испуг, то очень глубоко. Глубже, чем я мог заглянуть. А вот что там было…
Кажется, или там промелькнул вполне добродушной интерес? Приятное удивление?
Сейчас, в теплом свете камина, ее глаза были глубокого миндального оттенка, с зеленоватыми прожилками-лучиками, расходящимися от зрачка.
Она улыбнулась, и на этот раз ее улыбка не взбесила меня. Это была совсем другая улыбка.
Но она уже не смотрела на меня. Втянула ноздрями воздух.
– Ммм!
Взяла нож, половинку булочки, стала намазывать масло.
Я сообразил, что как зачарованный смотрю на ее пальцы – длинные и ловкие. Она касалась серебряного ножа самыми кончиками, но управлялась с ним удивительно ловко.
Я обошел длинный стол и сел с противоположного края. Сидел и смотрел, как она ела. Мне есть совершенно не хотелось. Мне вообще ничего не хотелось… Разве что каким-то чудом вернуть все на неделю назад, когда Гош нашел машину жабы и усатого.
А лучше на три. Вернуться в ту ночь, когда я в первый раз влез в этот дом.
Вернуться – в тот миг, когда я стоял на краю ее личного погоста и решал, что делать дальше.
Вернуться – чтобы повернуться к дому спиной и уйти прочь. Чтобы не было ничего, что случилось потом. Чтобы я мог забыть все то, что есть сейчас, как бредовый сон, – и оказаться в городе. В доме Старика… и чтобы он разливал чай, и поскрипывало его кресло-качалка, и пахло бергамотом и старыми книгами…
Она вдруг положила нож, аккуратно закрыла баночку с вареньем. Отодвинула от себя стакан и бутылку с молоком. И посмотрела на меня. Очень серьезно.
– Мальчик. Упрямый и совсем одинокий мальчик…
Я тряхнул головой, прогоняя слабость. Заставил себя улыбнуться и, как мог мягче, сказал:
– Не такой уж одинокий, мой ручной паучок.
Она нахмурилась:
– Кажется, мы только что договорились, что… – Она замолчала, разглядывая меня. Вдруг улыбнулась: – Ах вы решили, будто я так хотела… – Ее улыбка изменилась. – О! – Свет камина играл на ее лице, а в глазах плясали смешливые огоньки. – Прошу простить меня, мой господин.
И огоньки пропали. Она снова смотрела на меня серьезно и очень внимательно.
– Просто мне показалось, что, после того что вы и ваши товарищи сделали здесь, вы наткнулись на кого-то удачливее меня. Охотники превратились в жертв, и из всей вашей ватаги уцелели только вы, Влад…
Я заставил себя ухмыльнуться. Не уверен, что моя ухмылка обманула ее. Она грустно улыбнулась.
– Разве я не права? – спросила она мягко.
Слишком мягко.
Я внимательно прислушивался к себе, нет ли холодного ветерка. Малейшего, самого легкого… незаметно продувает мою защиту и тихонько струится дальше в глубь меня, незамеченный.
Но я ничего не чувствовал. Она не пыталась влезть в меня.
Она опять грустно улыбнулась и покивала. И без холодных касаний видела меня насквозь.
– Иногда лучше выговориться, Влад, – сказала она. – Станет легче. Поверьте мне.
Это уже забавно! Я почувствовал, как сжались зубы.
– С чего бы такое участие?
– Я вижу, как вам плохо, – все так же мягко ответила она.
– А вам это не по вкусу?
Но она опять не обиделась. Долго смотрела на меня. Я сосредоточился, ждал – вот теперь-то точно она попробует…
Но она не попробовала. Лишь пожала плечами:
– Не стану лукавить, я вовсе не желаю вам добра… просто так. Но пока я ваша пленница, пока я в полной вашей власти…
– Пока? – усмехнулся я.
– …Моя участь будет тем легче, чем легче будет у вас на душе. Я единственная здесь, на ком вы можете сорвать злость.
