Владимир Ильин - Реальный противник (Пока молчат оракулы)
— На войне — как на войне, верно? — продолжал излагать я свою мысль. — Значит, кого-то надо принести в жертву преследователям, кто бы они ни были. Оставьте меня с Глазовым в засаде, и мы задержим эту ораву, которая прет по нашим следам не хуже паровоза, а вы тем временем оторветесь от погони. Как?
Бык на секунду задумался, потом его лицо просветлело, и он так хлопнул меня по плечу, что из моего «комбеза» вылетело облачко пыли.
— Молодец, Свирин! Нестандартное решение предлагаешь, нестандартное!.. Такое любой Посредник оценит по максимуму! — При этом он покосился на скромно стоявшего в сторонке Рамирова. — Действуйте, ребята!
Его облегчение можно было понять: группа разом избавлялась не только от преследования «южных» (в том, что за нами гнались не случайные люди, уже можно было не сомневаться), но и от горемыки-Глазова.
Ребята помогли нам с Глазом занять удобную позицию за поваленным деревом на краю поляны, по примеру лейтенанта похлопали нас по плечу и ушли дальше — громить несуществующего противника.
Мы остались один на один с накатывающимся из глубины леса яростным собачьем лаем.
Глаз мандражировал. По-моему, он даже забыл на время про свою сломанную ногу.
Мандраж заразителен, как корь. Чем больше я вслушивался в лай, тем мне все больше становилось зябко.
— Я собак боюсь, Свирь! — вдруг признался шепотом Глазов. — В детстве одна шавка тяпнула за лодыжку, так с тех пор на дух не переношу псиную породу!
— Ничего, ничего, — постарался подбодрить я своего напарника. — Сегодня вечером уже будешь медсестер по заднице гладить в госпитале!.. Да и не будут они псов на нас спускать — что они, дурные совсем, что ли?
Мы приготовили «ганы» к бою и стали ждать. Ничего другого все равно не оставалось делать.
Когда лай стал уже совсем близким, я, наконец, увидел тех, кто нас преследовал. Их оказалось не меньше взвода. Пехота-матушка, никакой не спецотряд. Руководил ими тоже лейтенант. Собаки мчались впереди цепи прочесывания, натягивая длинные поводки. Это были настоящие породистые мастиффы, а не шавки. Было их всего десять, но каждая лаяла за троих…
Лица милитаров были такими знакомо-русскими, что я сразу успокоился. Правда, тревожило меня в тот момент что-то, но я не мог осознать, что именно…
Мы подпустили всю эту ватагу метров на пятьдесят и одновременно открыли «огонь» длинными очередями. То, что произошло потом, не поддавалось никакому объяснению.
В цепи силуэтов, мелькавших за деревьями, возникло сильное замешательство, кое-кто упал. Сначала я не понял, зачем им понадобилось так падать, будто в кино, изображая собой трупы. Наверное, это — по вводной Посредника, подумал я и лишь теперь понял, что меня встревожило.
Нигде не было видно Посредника, этого вездесущего офицера с белой повязкой на рукаве и вечно невозмутимой физиономией (что давало пищу всяким сплетням в армейской среде: например, утверждали, будто бы Посредники — роботы, коих штампуют по спецзаказу еврофилиалы «Панасоник» и «Джей-Ви-Си»; но, конечно же, это было вранье чистой воды).
Мы продолжали стрелять, и они залегли. Кто-то что-то кричал, стараясь перекричать лай собак.
А потом они решили, что настал их черед пострелять.
Над головой тонко пропела невидимая птичка, но я не сразу врубился, какой она породы, а когда до меня это дошло — сердце ухнуло в пятки.
Одна из пуль сколола щепку со ствола сосны рядом с моим виском и, недовольно визжа, словно жалуясь кому-то на промах, рикошетом ушла в кусты.
ОНИ СТРЕЛЯЛИ В НАС БОЕВЫМИ!..
Мы ткнулись носами в еще влажную от росы траву и обалдело переглянулись.
— Вот с-сволочи! — сказал Глаз, начиная по своему обыкновению нервно заикаться. — Чуть в лоб мне не засадили!.. И куда только их П-Посредник смотрит?!
Я не раз участвовал в учениях, в том числе — и с боевой стрельбой. Но реальные боеприпасы применялись на них всегда только по фанерным мишеням да макетам, изображающим «противника». А когда нужно было создать видимость перестрелки, стрельба велась исключительно холостыми патронами…
Ни я, ни Глаз в тот момент еще не осознали нависшую над нами опасность. Нам все казалось, что противник палит боевыми по какой-то ошибке, недосмотру… Меткости у наступавших, конечно, не было никакой, а про лазерные прицелы они, видно, еще и слыхом не слыхивали, но все-таки валяться под обстрелом было не очень-то приятно.
Вскоре мне надоело изображать собой мишень на стрельбище, и с криком: «Эй, земляки, вы что — с ума посходили?» — выпустил длинную очередь по другому краю поляны. По деревьям будто стегнули невидимым кнутом, сбивая листья и ветки, а у «южных» кто-то страшно взвыл и тут же смолк.
Так мог кричать только тяжелораненый.
И тут до меня, наконец, дошло.
Я отстегнул дрожащими пальцами магазин своего СМГ, и мои короткие волосы встали дыбом под беретом.
ПАТРОНЫ В МОЕМ ГАНЕ ТОЖЕ БЫЛИ НАСТОЯЩИМИ. Значит, я действительно кого-то ранил, а, может быть, и убил!
— Глаз, — чужим голосом сказал я. — Посмотри-ка сюда, Глаз!..
Но мой напарник молчал. Он тупо уставился в белесое небо одним глазом, потому что второй вытек с кровью от попадания пули. «Роковой оказалась у Сашки фамилия», почему-то сразу подумалось мне.
— Вот, значит, как, — зачем-то сказал я, и мои пальцы сами вставили магазин на место.
А дальше начался какой-то бред. Нет, это было реальностью, которая абсолютно не укладывалась в сознании, а представлялась жутким сном наяву. И, словно во сне, в памяти откладывались лишь некоторые фрагменты происходившего со мной. Я действовал как робот — скорее всего, под влиянием психологического шока — но все получалось значительно удачнее, чем на тренировках. В моих движениях сам собой появился автоматизм, и оказалось, что тело мое само знает, куда и как ему переместиться, чтобы остаться целым и в то же время поразить врага. Словно мне и раньше приходилось попадать в подобные передряги!..
И я стрелял — много, целясь и не целясь, навскидку, вкруговую, лежа, сидя, с плеча, от пояса, по-всякому — чтобы убить ИХ побольше. Глаза застилал непонятно откуда взявшийся туман, и было трудно проверить, в кого я попал, а в кого — нет…
Видимо, Они во что бы то ни стало стремились взять меня живьем, потому что вскоре перестали тратить боеприпасы и спустили на меня собак, а сами стали окружать меня, подползая с разных сторон.
Трех овчарок я успел шлепнуть одиночными, еще штук пять снял короткими очередями, а когда менял опустевший магазин, последняя псина взметнулась из кустов в прыжке, целя мне в горло.
Не помню, как мне удалось зарезать ее штык-ножом, помню только, что я весь был в крови — то ли своей, то ли собачьей… А потом опять открыл огонь по ползущим и перебегающим фигурам и стал, прыгая от дерева к дереву, отходить в лес.
Далеко уйти мне, однако, не дали.
Вынырнув из тумана, на меня бросились сразу трое, стараясь сбить меня с ног и скрутить в бараний рог.
У них ничего не вышло бы, если бы их даже оказалось не трое, а пятеро!.. Одного — самого амбалистого — я швырнул через себя «мельницей» так, что он влупился всей своей массой в корявый ствол березы. Отбив приклад другого, я дотянулся в «растяжке» носком своего десантного сапожка до его подбородка. Третий отскочил и направил на меня дуло «гана».
У меня опустились руки: третьим в этой компании оказался не кто иной, как мой закадычный школьный дружок Леха Богомазов. Дружили мы с ним с того возраста, когда запросто ходят под стол…
— Леха, — сказал я. — Ты что, Леха?.. Это же я, Тарас, не узнаешь?!
Лишь на секунду в светлых глазах Лехи промелькнуло нечто осмысленное — возможно, смутное воспоминание о том, как мы с ним сидели за одной партой — и тут же исчезло. Он сжал автомат так, что побелели пальцы.
— Леха! — в отчаянии заорал я. — Неужели ты убьешь меня?!
Его указательный палец лег на гашетку. Ах, так?!.
Выстрелили мы одновременно. Почти одновременно, но он стрелял уже будучи мертвым и поэтому не попал мне в лоб… Меня только сильно толкнуло в грудь, и я оперся спиной на березовый ствол.
Как в замедленном кинофильме, из-за деревьев выпрыгивали предвкушающие кровь громадные псы, за ними маячили бледные лица солдат… Неизвестно, чьих солдат. Врагов…
Откуда ни возьмись, в моей руке оказалась граната. Не учебная болванка и не имитационный пиропакет, а боевая вакуумная граната типа «три-а», и когда овчарки навалились на меня тяжелой, вонючей, злобной массой, я выдернул чеку и разжал кулак…
ТРЕТИЙ СЕРЖАНТ ОЛЕГ ГАРКАВКА (КЛИЧКА — «СИБИРЯК»)
Солнце было уже высоко, когда лейтенант резко остановился и поднял руку. В комп-планшете у него пискнул и замигал индикатор тревоги. Мы замерли, стараясь ни звуком не выдать своего существования. Эсаул даже не успел поставить одну ногу на землю и теперь напоминал цаплю, охотящуюся за лягушками. Сходство с этой птицей усиливалось благодаря выдающему носу даргинца — «шнобелю», по выражению Канцевича.