Михаил Бычков - Третье правило диверсанта
Квартал, еще квартал. Люди редко заходят сюда, из опасений за свою жизнь, и не напрасных. Здания вокруг становились все выше и выше.
Цель близка! Вот она, вот!
Стали появляться уже порядком забытые мысли и я, впечатывая в поврежденную мостовую шаги, повторял их про себя под уверенную чеканную поступь.
— «…егерю, при перемещении ценного груза, запрещается: есть, спать, справлять естественные надобности, не убедившись в том, что ни кто и ни что не угрожает грузу и жизни егеря. В противном случае он несет полную ответственность за груз и вверенную ему амуницию…»
За груз и амуницию. Вот так-то!
И за жизнь свою тоже в ответе, но не перед собой. Помер брат егерь на задании, а вместо почестей и наград светит ему гражданская казнь в виде лишения всех посмертных благ и публичное сжигание папки с личными данными на костре презрения. Как и не было тебя, и даже памяти не останется.
Стоп!
Понесло тебя Алексей не в ту степь.
Так, незаметно для себя, подобрался к искомой точке.
Я даже обомлел насколько огромное, даже в полуразрушенном состоянии, здание из стекла и бетона предстало передо мной закрывая собой полнеба. К слову сказать — стекла в нем оставалось не так уж и много. Все оно, в основной своей массе, давно покоилось у подножья, устилая подходы в радиусе с десяток метров. Другого и не стоило ожидать: пожары и сильные ветры, при поддержке коррозии давно сделали своё дело, заставив здание попрощаться с былым блеском, как люди рано или поздно прощаются со своей молодостью и искрой в глазах. Местами, на этом ковре возникали резкие всполохи света. Солнечные зайчики слепили глаза, заставляя щуриться и для того чтобы хоть что-то рассмотреть впереди, приходилось прикрываться ладонью.
Добравшись до высокого крыльца, ступеней в двадцать-двадцать пять, я еще раз оглядел строение, высоко задрав голову.
Оно и в самом деле до сих пор внушало трепет своей величественностью и если так можно выразиться, властностью, что ли. Умели строить предки, ничего не скажешь. Даже просто находясь рядом, чувствуешь себя букашкой.
О чем это я?
Сам не знаю, что снова на меня нашло. Видимо древняя аура власти затаенная за разрушенным фасадом здания до сих пор имеет силу.
Пора пробираться внутрь. Солнце движется по своей неизменной дуге к макушке разрушенного комплекса.
Я поднялся по лестнице и, очутившись напротив широкого проема, служившего раньше входом и выходом одновременно, остановился. Турникет из нержавеющей стали переживет, наверное, еще не одно поколение, разделяя два мира пополам: старый, с его стремлением двигаться вперед, не считаясь с любыми препятствиями, плюя на них и подминая под себя, и новый: неуклонно катящийся в бездну хаоса и разрушений.
Тут же, под ногами лежала расколотая надвое мраморная плита, служившая раньше визитной карточкой учреждения, на пороге которого я сейчас стоял. Под толстым слоем пыли и песка, прочитать его название было невозможно. Пришлось опуститься на колени и, смахнув мусор и песок ладонью, соединить обе половины вместе.
Открывшаяся надпись гласила:
МУНИЦИПАЛЬНОЕ УНИТАРНОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ
«ВОДОКАНАЛ»
Признаться, я не совсем понимал, о чем идет речь, но сразу почувствовал, что нахожусь на верном пути.
Здесь можно было не просто сидеть, зажав голову между колен, но и потратить несколько часов на поиски.
Глава 3
Стойким запахом пыли и полумраком, словно изливающимся из темных сводов высокого потолка, как свет из лампы — встретило меня здание, когда я вошел. И тишина. Густая, прилипающая к лицу как паутина — тишина, не нарушаемая никем долгие годы.
Просторный вестибюль, четыре подпирающие потолок несущие скорее декоративную нагрузку колоны, лестницы, разбегающиеся по разные стороны высоко вверх: во всем этом — пустота и запустение. И необъяснимое чувство тревоги. Что-то исподволь толкало меня на недостойные для егеря — поисковика со стажем — шаги. Хотелось развернуться и броситься вон из здания и бежать не оглядываясь, сверкая пятками. Оставляя позади и само здание и один квартал за другим, один квартал за другим.
Непроизвольно попятился назад. Под каблуком хрустнуло стекло. Я вздрогнул и очнулся — понимая насколько мелки страхи, по сути, являющиеся простой детской рефлексией.
Я осторожно двинулся по одной из лестничных эстакад, сжимая в руке обрезок арматуры. Береженого — бог бережет, — так говорили предки, и расслабляться, вовсе не стоило.
Признаюсь, я испытывал сейчас достаточно сильное чувство волнения. Нога человеческая не ступала по этим ступеням вот уже многие годы, и что могло поджидать в этом старом, огромном здании — оставалось только гадать.
Много легенд и историй рассказывали о Древнем городе. Одна была страшнее другой, и если даже малая часть из них была правдой, то мне сейчас же следовало уносить отсюда ноги. По затылку словно прошлась мозолистая ладонь, приподняв волосы. Я решительно прогнал вновь нахлынувшие детские страхи, отдав рассудок на откуп здравому смыслу. А здравый смысл диктовал быть осмотрительным и не поддаваться истерии.
Я двинулся дальше, и, поднявшись на второй этаж, обнаружил длинный коридор, насколько я мог разглядеть идущий вдоль всего здания, огромный и пустой, с множеством дверей ведущих в неизвестность. Я даже немного растерялся, соображая, куда направиться дальше.
Выбрав правое направление, решительно пошел вперёд. С кокой стороны не посмотри, выбор этот был чисто условным: и та и другая сторона выглядели совершенно одинаково как зеркальноё отражение друг друга.
Вот и дверь первого кабинета: массивная, двустворчатая, без каких либо надписей или табличек проливающих свет на то, что можно за ней ожидать. Я подёргал за ручку — заперто, и двинулся дальше, по пути поражаясь масштабом и величием открывавшихся мне просторов здания.
Важность этого учреждения прослеживалась во всем. Со стороны казалось, что это не муниципальное образование, а как минимум одно из головных подразделений по полицейскому надзору или какого-то фискального органа.
Всё говорило в пользу моей мимолётной догадки. И чем я дальше продвигался, тем более убеждал себя в том, что вывеска, сбитая с фасада здания, была лишь ширмой, призванной для того чтобы не привлекать излишнего внимание к проводимой внутри здания работе, попросту пустить пыль в глаза обывателей. И вскоре я нашел материальное подтверждение этой теории.
В наше время тоже заботились об охране спокойствия и правопорядка, но для этого обходились более скромными средствами — базами егерей. Расположенных, как правило, на заброшенных котельных или мелких фабриках находящихся в более менее уцелевшей промзоне брошенного города. И пробавлялись егеря практически подножным кормом, получая только оружие скромную амуницию и небольшое жалование, которого едва хватало на пропитание, да пропустить пару стаканчиков в компании доступной женщины в редкий выходной день. Не складывалась личная жизнь у егеря. Какая девушка будет ждать тебя несколько месяцев кряду, без надежды на встречу. Чаще егерями становились одинокие, разочаровавшиеся или безоглядно верившие в необходимость своего дела, я был из числа и тех и других. И сахарной назвать свою жизнь я не мог. Впрочем, жаловаться на судьбу, в нашем кругу угрюмых профессионалов было не принято. Как не было принято обсуждать с посторонними свои переживания. Каждый егерь, каждый настоящий егерь всегда контролировал свои эмоции. В противном случае это воспринималось как слабость, которая рано или поздно приводила к неизбежному и предсказуемому концу. Когда егерь начинал сомневаться жаловаться, когда он терял твердость взгляда, берущую начало во внутренней готовности всегда отправиться на вылазку, навстречу опасности и вполне возможно смерти. Все кругом понимали, что долго этот парень не протянет. И, как правило, предчувствие очень быстро оправдывалось.
Вот следующая дверь такая же массивная и неприветливая, как и предыдущая и как все последующие.
Я осторожно взялся на округлую бронзовую ручку и, повернув ее, (на этот раз замок поддался) открыл дверь. Давно несмазанные петли предательски заскрипели: звук этот показался в мертвой тишине настолько громким, что я невольно замер, напряженно оглядываясь по сторонам. К счастью, пока я был единственным живым существом в радиусе нескольких десятков метров, насколько я мог обозревать это крыло здания, хотя в полумраке можно было ждать чего и кого угодно.
За дверью тоже никого не было, во всяком случае, на первый взгляд. Разве что, кто ни будь, прятался в одном из огромных, размером почти до потолка, шкафов, расположенных у стен и занимавших большую часть комнаты. Поэтому, прежде чем войти, негромко спросил:
— Есть кто живой?
