Сергей Зайцев - Санитары
— Да чего ей волноваться? — Федор беспечно отмахнулся, пытаясь под бравадой скрыть неуверенность. — Пока не знает, голове болеть не о чем.
— Я о том, что плюнет она на тебя и найдет другого.
— Много ты понимаешь, пацан. У тебя самого с Наташкой как дела? Чего не заглядываешь к ней? Девчонка в тебя сковородками еще не кидалась, насколько я знаю. Да ёханый бабай, Димон, чего сразу насупился? Ты ж мне не посторонний человек, сколько друг друга знаем… А, черт с тобой, молчи себе на здоровье!
Димка не стал отвечать, он и в самом деле после слов Федора замкнулся. Эту тему он ни с кем не обсуждал. Слишком уж болезненно. Благо Кротов отвлекся и не стал продолжать — впереди показался блокпост, оборудованный в сбойке, соединявшей оба транспортных туннеля.
Бетонные блоки, сложенные глухой полукруглой стеной на высоту двух метров, выдавались к путям ровно настолько, чтобы оставить свободным проезд для дрезины или мотовоза. На возвышении из-за края стены предупреждающе выдавался ствол РПК, установленного на вмонтированную намертво в бетон самодельную вращающуюся станину. Сама застава была затемнена, но в двадцати метрах по обе стороны укрепления, приглушенные стеклянными плафонами для защиты от вечного спутника туннелей — конденсата, горело несколько слабеньких лампочек. Благодаря такому решению возможные враги были как на ладони, а сами защитники находились вне видимости.
На звук шагов из-за бруствера по плечи высунулись двое бойцов в черных костюмах и бронежилетах. Узнав своих, бойцы расслабились, голова одного снова скрылась из виду — для отдыха охранников в сбойке было оборудовано вполне приличное помещение. Второй же, плечистый Гришка Дягилев, остался поджидать пешеходов, но «калаш» отложил на бруствер, чтобы зря не оттягивал руки. Вход в укрепление находился с противоположный стороны сбойки, в параллельном туннеле, заблокированном на трехсотом метре. Сектора обстрела благодаря вращающейся станине РПК позволяли держать под контролем как туннель, ведущий в перегон к Электрозаводской, так и отрезок путей, тянувшийся к Бауманской. А с господствующей высоты туннель простреливался весьма далеко, а кроме того, при боевой тревоге врубался мощный прожектор, установленный над блокпостом на подвижном кронштейне. Впрочем, за всю историю Бауманского Альянса между этими двумя станциями ни разу не случалось вооруженных столкновений. Блокпосты, охранявшие подступы к самой Бауманской со стороны Курской, были еще мощнее, а Электрозаводская являлась союзной станцией с момента зарождения Альянса.
— Какие люди! — покровительственно пробасил Дягилев, поправляя небрежно сбитую на затылок наголо бритой башки черную кепи, когда путники поравнялись с бетонкой. — Куда это вы на ночь глядя намылились, Федор?
— До баньки, Гриша, до баньки. Хорошая банька на Электрозаводской, сам знаешь, а мы не мылись давно, все в делах да заботах…
— Чего? Ты вообще о чем?
— Ну ты же спрашиваешь — куда намылились, вот я и…
— Да тьфу на тебя, дурень! Сколько раз зарекался тебя слушать, а все равно забываю. На, пиши.
Охранник, наклонившись пониже, протянул Федору истрепанную тетрадку, где необходимо было отмечаться как убывающим, так и прибывающим. Федор прислонил тетрадку прямо к бетонной стене, подхватил болтавшийся на нитке, прикрепленной к корешку тетради, замусоленный карандаш и привычно вписал в разграфленные колонки имена и время.
— За мотовозом идем, — негромко пояснил Димка охраннику, глядя снизу вверх. — Каданцев послал. Срочный заказ, надо перегнать ганзейцам.
— Вот Стажер у тебя умеет нормально разговаривать, а ты все с шуточками…
Димка привычно скривился в ответ на гадкую кличку, но промолчал.
— Знаешь что, Гриша, — закончив нехитрую процедуру, Федор отдал тетрадку и насмешливо прищурился под стеклами очков. — А давай по сто грамм? У меня заначка с собой.
— Слушай, Федор, ты, часом, головой о рельсу не прикладывался? Я вообще-то на посту.
— Так повод же хороший. Нельзя упускать.
— Какой еще повод?
— Да помянуть же надо.
— Кого помянуть?
— Не кого, а чего, Гриша.
— Кротов, по тебе пуля плачет. Опять за свое? Бери-ка ты ноги в руки и вали отсюда, не мешай службу нести. Знать не хочу, что ты там придумал.
— Да как хочешь, Гриша. Только дай знать, когда передумаешь… А то ведь нехорошо может получиться… — Федор незаметно подмигнул Димке, вовлекая его в свою игру. — Ну, делать нечего, пошли, что ли, Димон. Как известно, жизнь приучает человека многое делать добровольно. А в метро, сам знаешь, пешеходы бывают двух видов — быстрые или мертвые. Так что топаем бодро и весело, в темпе вальса, ясно?
Димка мысленно простонал, будто от зубной боли. Крылатые выражения, которые сыпались из напарника, как из рога изобилия, иногда конкретно доставали. Порой Димке хотелось, чтобы он разговаривал простым человеческим языком. Но, похоже, Кротова действительно легче пристрелить, чем заставить это сделать.
— Считай до двадцати, — доверительно шепнул Федор Димке.
— Эй, Федь, а Федь? — не утерпев, все же неуверенно окликнул их охранник, как только они переступили границу освещенного пространства, готовые исчезнуть во мраке.
— Что, Гриша?
— Так что там… помянуть?
— Твое чувство юмора, Гриша. Бывай.
Вслед путникам полетел ядреный мат. Федор коротко хохотнул, включил ручной фонарь и размеренным шагом двинулся вперед, в сторону Электрозаводской. Пятно света заплясало перед ним по путям. Димка, подтянув на плече ремень вечно сползающего автомата, двинулся следом, и разговор сам собой прекратился. Туннели — неподходящее место для посторонних разговоров, это даже словоохотливый Кротов хорошо понимал. Тут, напротив, куда важнее уметь слушать, иначе запросто можно прохлопать какую-нибудь опасность. Это правило давно уже въелось в плоть и кровь всех людей, обитавших в подземном мире разрушенного города.
Каждые сто метров на стене по правую сторону движения тускло горел плафон, освещение было настолько слабым, что друг до друга свет этих ламп не доставал, но и это все равно лучше, чем ничего. Свет успокаивал. Это на богатой Ганзе лампочки в перегонах развешаны через каждые пятьдесят шагов, а здесь… Впрочем, Бауманка тоже не бедствовала. Просто начальство не видело смысла превращать туннель в новогоднюю елку, особенно если учесть, что движение по большей части осуществлялось на мотовозах и путь от одной станции до другой продолжался недолго.
Втягиваясь в привычный ритм шагов, Димка невольно опять погрузился в мрачные мысли. Вот же чертяка этот Федор! Разбередил невеселые воспоминания…
Димка появился на свет уже после Катаклизма, в метро, и ему было года три, когда жизнь его мамы, как он понимал сейчас — молоденькой и недалекой девчонки, оборвала случайная пуля в одной из шальных перестрелок. Такие стычки в первые годы были обычным явлением. Грызня за еду, за воду, за патроны и оружие, за жизненное пространство, за власть, за… да за все что угодно. Могли убить просто за косой взгляд. Ребенка после гибели матери приютила пожилая пара, но в один роковой день не вернулся из похода за едой на другую станцию старик, а вскорости и его супруга, старушка — божий одуванчик, отчаявшись дождаться мужа, отправилась на его поиски, да и тоже сгинула. Исчезновения в первые годы, пока население Москвы обустраивалось в метро и привыкало к мысли, что оно тут надолго, если не навсегда, были нередки. Впрочем, люди исчезали и сейчас, но гораздо реже — самые неосторожные или просто слабые телом и духом к этому времени уже погибли от различных напастий, а остальные волей-неволей научились выживать.
Димка даже не помнил, на какой станции он тогда жил. Не помнил и людей, которые его окружали. Зато хорошо помнил свой детский, всепоглощающий ужас в тот день, когда, проснувшись в ворохе тряпья возле остывшего кострища на платформе, обнаружил, что остался на станции совершенно один. По каким-то причинам люди в спешке покинули обжитое место, бросив никому не нужную обузу на произвол судьбы, а может, просто забыв о чужом ребенке.
Несколько страшных суток, показавшихся целой вечностью, словно проведенные в потустороннем мире, мальчик бродил по туннелям в абсолютном мраке. Одинокий, голодный, измученный и заплаканный ребенок.
Первыми его нашли вездесущие крысы.
Некоторое время они следовали за пацаном по пятам, осторожничая, но с каждой минутой их становилось все больше. Мерзкие твари подходили все ближе, окружая его со всех сторон, забегая вперед, чтобы отрезать путь к бегству. Шорох крысиных лапок и писк заполонили весь туннель. Даже у взрослого человека мало шансов отбиться от стаи крыс, уже попробовавших человеческой плоти. Полумертвый от ужаса, мальчишка бросился бежать… и едва не угодил под грохочущие колеса мотовоза, на котором ехали челноки с Бауманской. Пронзительный скрип тормозов, ослепительные, больно бьющие по глазам после долгой темноты вспышки фонариков, обеспокоенные голоса спрыгивающих с платформы мужчин — темные фигуры грозных великанов, и затем — оглушающий грохот автоматных выстрелов…
