Дмитрий Старицкий - Имперский рыцарь
— Город, таким образом, с землей сровняем, а там наши жители. Родной крови, — назидательно заявил Молас.
— Есть и на этот счет соображение, экселенц, — ответил я. — Перед каждым таким ложным штурмом забрасывать город листовками с дирижабля, разъясняя мирным жителям, что даем им свободный коридор для выхода из города из гуманных соображений. Потому как островитяне и царцы выбрали их живым щитом в своей обороне. И каждый раз в печати обвинять вражеское командование, что оно специально не выпускает мирных обывателей из города только по собственной нечеловеческой жестокости. Держит их в заложниках. И так несколько раз. Придется, правда, взять на себя кормежку и временное обустройство беженцев, пока город не будет наш. Но кто сказал, что будет легко? И пропагандой следует озаботиться заранее и вести ее весь период этой операции. Пусть враг чаще оправдывается перед мировым общественным мнением от обвинений в чудовищных преступлениях против человечности и в жестоком обращении с мирными жителями. Давно подмечено, что оправдываются виноватые. Хотя реально это не всегда так. Но инициатива должна исходить только от нас.
Аршфорт сидел, уперев руки в колени, и, поджав губы, смотрел на меня в упор. Потом сказал:
— Странно слышать от тебя такое после твоей «кровавой тризны». Если бы я сам не знал, как ты воюешь, то действительно принял бы все, что ты тут наговорил, за бред, настолько это все расходится с нашими боевыми уставами.
— «Кровавая тризна» — честный бой, — заявил я. — У врага никто не отбирал оружия. И их было в пять раз больше, чем нас, по самым скромным подсчетам. А вот боевые уставы наши устарели, ваше превосходительство, сразу по выходу из типографии. Их писали для прошедшей войны по ее опыту. Разве вы сами этой осенью всегда воевали по уставу?
— Уел, — помотал головой командарм. — Уел. Саем, доставай, что там есть у тебя выпить. А то голова идет кругом.
Пока Молас лазил к себе в сейф за бутылкой сливянки, я успел добавить:
— И не скрывайте приготовлений к штурму от врага, ваше превосходительство. Все равно он знает, что вы к нему готовитесь. Наоборот, подготовка должна быть демонстративной. Как и артподготовка, после которой ничего не происходит.
— Вот как… Так они же в своих газетах раструбят, что отбили настоящий штурм, — распушил усы Аршфорт. — Победу будут праздновать.
— Да пусть потешатся немного, — пожал я плечами, — даже пусть ордена получат от своего короля. Главное, что получится в итоге… — Я немного помолчал и добавил: — И каждый день бомбить с воздуха порт, чтобы пароходу пристать некуда было, чтобы подкрепление они на шлюпках с дальнего рейда высаживали под бомбами, чтобы снаряды на плотах выгружали. Когда мы их победим, то после войны все отстроим лучше, чем было.
Тут Молас разлил каждому по трети стакана. Подвинул два к нам и взял в горсть свой. Сказал как тост:
— Дорогая получается война нынче.
— И с каждым годом будет обходиться все дороже, — поддержал его я.
— Похоже на то… — взял свой стакан командарм. — В моей молодости все было намного проще и честней. За что пьем?
— За победу, — поднял я свой стакан. — За нашу победу.
17
Выйдя из штаба, я понял, что очень хочу есть. Я сегодня не завтракал и вместо обеда принял два раза по трети стакана сливянки. В хорошей компании, но… обеда это не заменит. В штабной столовой обеденное время закончилось, как и в столовых больших казарм. Оставалось только свистнуть ближайшего извозчика и поехать в ресторан.
По дороге я все размышлял над своим поведением. Мне что, больше всех надо? Все равно они все сделают по-своему, а не по тому, как я насоветую, но вот зуд в лапочках проклятый покою не дает. Тяга неистребимая русского попаданца «дуть в уши Сталину». Я ведь точно человек не от мира сего, — усмехнулся с горчинкой.
Как там сейчас мои родные поживают на хуторе под Воротынском? Небось оплакала вся родня бедного Савву, да и по суду признали погибшим. Или еще срок не вышел? Вроде как помнится мне, такого три года ждут. Как исполнения обещания.
Интерьер ресторана с того времени, когда я в нем гулял с рецкими офицерами перед захватом контрразведки, не претерпел никаких изменений. Все та же вульгарная роскошь, хорошая кухня и вышколенные официанты, как будто бы войны и не было. Халдеи поголовно мужчины, несмотря на постоянный призыв в армию. В других местах, что попроще, давно уже перешли на женский персонал подавальщиц.
Зал, несмотря на дневное время, был полон. И я уже подумал, что отобедать мне тут не светит и придется искать едальню рангом пониже, к примеру, на вокзале, как ко мне подбежал метрдотель с извечным и неистребимым для такой категории людей выражением на лице «чего изволите?».
— Господин имперский рыцарь, мы рады вам услужить…
Мой иконостас на груди и заискивающие поклоны метрдотеля привлекли ко мне повышенное внимание жрущей публики. На мне форма воздушного флота, а вчерашние газеты вышли с сообщением о сбитом царском дирижабле. О катастрофе «Черного дракона» пока умалчивалось.
Подскочил разбитной халдей и с поклоном попросил меня пройти к столику, за которым меня ожидает «его превосходительство».
Метр облегченно приказал ему меня препроводить. Снялся с его шеи тяжкий груз найти мне место в переполненном зале.
У окна под большим фикусом один за столиком сидел генерал и удетский граф Бьеркфорт и приветливо махал мне рукой, приглашая присоединиться. Отказываться не буду. Этот человек мне симпатизирует, хотя бы на словах. Да и привычка уже образовалась у меня с ним трапезничать. Ухмыльнулся я и пошел вслед за официантом в сторону этого нелепого фикуса.
— Дорогой барон, позвольте вам предложить разделить со мной позднюю трапезу, — приветливо произнес генерал, вставая и протягивая мне руку для пожатия. — Вы, как я понимаю, сегодня тоже без обеда остались.
— С удовольствием принимаю приглашение, ваше превосходительство, — кивнул я и пожал протянутую мне ладонь.
— Бросьте эти церемонии, мой юный друг, все равно мы с вами в одном ранге.
— Уже нет, ваше сиятельство. Сегодня на аудиенции у его величества я подал прошение об отставке с поста королевского комиссара, и оно было милостиво принято им с высочайшей благодарностью за мои труды на этом поприще.
Одновременно мы сели за стол.
— Вы позволите мне узнать причину такого поступка?
— Охотно, ваше сиятельство. Здоровье. Медицинская комиссия гарнизона Будвица признала меня не годным к военной службе в строю и предписала минимум полугодовое лечение от нервической лихорадки. Император также вывел меня за штат военно-воздушного флота.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});