Ерофей Трофимов - Орден Черного солнца

– Дикарь? Нет, друг мой. Боюсь, это вы дикари. Снобы и наглые дикари, не видящие дальше своего носа. Я приведу один пример, и в следующий раз, прежде чем швыряться подобными обвинениями, вспомните мои слова.

Это было в Бирме. В 1857 году король Бирмы Миндон приказал построить дворец, целиком из древесины тикового дерева. Якобы на склоне той самой горы Меру, что занимает центральное место в брамино-буддийской космологии. Легенда гласит, что именно сюда некогда совершил путешествие сам Гаутама Будда, чтобы объявить, что ровно через 2400 лет после его смерти, у подножия Мандалайского холма возникнет крупнейший в мире центр буддизма.

Однако, придя в Бирму, британцы презрительно отмахнулись от этой легенды как от азиатского суеверия. Овладев городом в 1885 году, они переименовали дворец в Форт Даффери и превратили его священные залы в казарму. Сразу после захвата дворца английский генерал Прендергаст ввел в тронный зал, известный также как Львиный зал, своего коня, после того как король Тибо вынужден был покинуть страну, отправившись в изгнание зимой 1885 года.

Навоз скакуна благородных кровей изгадил ковры, которым было несколько сотен лет, привезенные из древней столицы Бирмы – Амартуры. Генерал приказал сжечь все тканые изображения святых Теравады, поскольку они раздражали его. А в 1945 году, когда дворец защищала горстка японских и бирманских солдат, все те же английские артиллеристы, взявшие его в осаду, просто стерли город с лица земли.

От крепости остались только ров да кольцо внешних стен. Так был потерян один из самых знаменитых на востоке Золотых Городов. Так что не вам говорить о дикарях, и не вам считать себя венцом творения. Скорее уж, потомками тупых тварей, – жестко закончил профессор.

Не ожидавший такого отпора англичанин смущенно потупился, пытаясь найти достойный ответ. Обведя сидящих долгим, усталым взглядом, Васильев в очередной раз вздохнул и, пожевав сухими, потрескавшимися губами, добавил:

– В общем, решайте сами, что делать дальше. Можете как я: сидеть и ждать неизвестно чего, а можете собраться и идти. Куда? Я не знаю. Именно поэтому я предпочитаю ждать. Знаете, что самое смешное в нашей с вами ситуации? – неожиданно спросил он.

– И что же? – скривился ушибленный профессором англичанин.

– Что я, имея очень удобную возможность требовать от своего помощника подробного отчета о его планах, не делаю этого, предпочитая полюбоваться на результат. А вы, прячась по углам, регулярно ходите к нему и требуете какого-то отчета. Но, господа, с чего вы взяли, что он должен перед вами отчитываться?

– Но мы не его подчиненные и не должны покорно следовать за ним.

– А он вас и не зовет, – пожал плечами Васильев.

– Что это значит?

– А это значит, что вы в любой момент можете вернуться обратно в свою клетку и сидеть там до скончания века. Это будет ваш выбор, и отговаривать вас никто не станет. Но если уж вы решили выйти оттуда, то решайте и дальше сами, куда вам идти. Но вы упрямо цепляетесь за парня, требуете его помощи, при этом почему-то думая, что он обязан считаться с вашим мнением.

Вынужден в очередной раз огорчить вас, господа. Здесь и сейчас нет никакой демократии. Как нет никакой цивилизации. Есть только человек, способный вытащить нас из этой передряги, и все, что от всех нас требуется, это сидеть молча и не мешать ему делать свое дело. Вся ваша демократия заключена только в одном. Вы можете искать выход сами, а можете продолжать цепляться за него. Позволю себе дать вам один совет. Не путайтесь под ногами. Это все, что я хотел вам сказать.

– Значит, отвечать на наш вопрос вы не собираетесь? – с непостижимым упрямством переспросил все тот же англичанин.

– Я уже сказал вам все, что знал, – усмехнулся Васильев.

– Не знаю почему, но мне кажется, что вы упорно что-то скрываете от нас, – подумав, ответил англичанин.

– Вы глупец, молодой человек, – презрительно фыркнул Васильев. – Какой смысл мне скрывать от вас что-то? Мы не на раскопках и не на пороге великого открытия. Мы все, и я в том числе, находимся на чужой, враждебной нам территории, и выбираться отсюда нам нужно всем вместе. И чем скорее, тем лучше. Так что все ваши подозрения не имеют под собой почвы.

– Тогда я спрошу вас о другом. Когда он вернется?

– Этого я тоже не знаю. Как я уже сказал, он ушел, когда я еще спал. Могу предложить вместе со мной сесть и просто подождать.

– Поражаюсь вашей выдержке, профессор. Неужели вас не снедает любопытство? – не выдержал один из участников немецкой группы.

– Откровенно говоря, оно меня уже проело насквозь, – улыбнулся Васильев. – Но я отлично понимаю, что в данной ситуации он не может строить каких-то конкретных планов. Слишком много неизвестных факторов, поэтому парень вынужден действовать по обстановке. Но согласитесь, до сих пор у него все получалось.

– Это верно, – кивнул англичанин явно нехотя.

– Вот давайте и дальше положимся на его умение импровизировать, – решительно подвел итог разговору Васильев.

– Но многие из нашей группы собираются уйти.

– Предложите им дождаться возвращения Алексея. Тогда, по крайней мере, будет хоть какая-то ясность. Поверьте, удерживать их не будет никто.

Понимая, что большего они от старика не добьются, делегаты поднялись и один за другим покинули хижину. Откинувшись на свой рюкзак, Васильев задумчиво посмотрел на вещи Алексея и, осторожно поднявшись, медленно направился к выходу. Сидеть в хижине одному ему стало невыносимо. Захотелось выйти и посмотреть на звезды: увидеть небо, простор и просто вздохнуть полной грудью.

На улице уже заметно стемнело, когда профессор, сидя на пороге, услышал яростный спор сразу нескольких голосов. Оторвавшись от созерцания вечернего небосвода, Васильев повернулся в сторону спорящих. По улице, продолжая переругиваться, быстро двигались человек десять.

Прислушавшись, Васильев понял, что часть экспедиций решила уходить немедленно, а другие доказывают им, что уходить ночью просто глупо. Удрученно покачав головой, профессор даже не сделал попытки подняться. Уговаривать дураков он всегда считал глупым занятием. Продолжая спорить, группа добралась до ограды, когда вдруг, словно из-под земли, рядом со спорщиками вырос местный охотник с автоматом в руках.

Никто в экспедиции не понимал африканских языков, но решительный вид и энергичные жесты аборигена говорили сами за себя. Ткнув под нос самому буйному автоматный ствол, охотник пальцем указал в сторону, откуда они пришли, несколько раз повторив одно и то же слово. Даже для таких снобов все было ясно.