Москит. Конфронтация - Павел Николаевич Корнев
Младший военный советник Соль округлил глаза, и я не преминул его добить:
— Ой, беда-беда, огорчение! Как же вы так неосторожно, коллега? Теперь за расход спецпрепарата отписываться замучаетесь!
Поручик Шатун дёрнул из кобуры на поясе ТТ и — безуспешно. Люди склонны недооценивать значимость силы трения, но лишь пока она не выходит за пределы нормы, сейчас — вышла. Одним только этим воздействием я не ограничился и выплеснул из себя часть потенциала, заполонив помещение сверхсилой в противофазе. Военный советник с грохотом опрокинул стул и отскочил в дальний угол.
— Караул! — заорал Шатун, дверь распахнулась, и внутрь с пистолетами в руках вломились два бойца.
Полноценное боевое столкновение отнюдь не входило в мои планы, так что я мысленным усилием утопил кнопки сброса магазинов, и те вывалились из рукоятей, а следом отъехали назад затворы, вылетели уже досланные патроны.
— Банзай! — рявкнул я, и караульных будто ветром сдуло, а миг спустя в здании завыла сирена.
Военный советник по стеночке, по стеночке начал смещаться к двери; его техника заземления оставляла желать лучшего, воздух заискрил разрядами статического напряжения. Поручик Шатун прекратил безрезультатные попытки высвободить из кобуры оружие, уставился на меня и нервно сглотнул.
— Взрослых позовите, шуты гороховые! — потребовал я.
Из коридора донёсся топот ног, и возникло опасение, не зашёл ли я слишком далеко, но тут Шатун опомнился, вслед за оператором выскочил из допросной и заорал:
— Отбой тревоги! Отбой!
Куда там! Нет, в допросную никто не ворвался, но переполоху включенная сирена наделала преизрядно, и разбираться со мной явились птицы совсем иного полёта: на сей раз пожаловали майор и капитан.
Оба — операторы, оба — военные советники, но в остальном едва ли не полные противоположности друг друга. Высокий, спортивный и обаятельный майор с ямочкой на подбородке выглядел лет на тридцать пять, волосы он стриг коротко и при желании наверняка мог стать своим решительно в любой компании. Ну а только приближавшегося к тридцатилетию капитана отличало кислое выражение лица, уголки тонких губы были опущены, а светлые волосы для уставной стрижки казались излишне длинными. И своей формой он, такое впечатление, тяготился — не привык к ней совершенно точно. Подобного персонажа ожидаешь встретить в институтском кабинете или за лекторской кафедрой, но никак не в действующей армии.
Капитан не понравился мне с первого взгляда. Майор… Майор, пожалуй, просто напугал.
Я предельно чётко ощутил удерживаемый им потенциал и ничуть не менее ясно осознал, что ничего противопоставить ему в прямом столкновении не смогу. Без вариантов.
— Военный советник второго ранга Листопад, — не представился даже, — а скорее уведомил меня капитан. — Заместитель начальника управления разведки Особого восточного корпуса!
— Военный советник первого ранга Скит, заместитель начальника отдела контрразведки, — вслед за ним заявил майор и потребовал: — Доложитесь!
У меня не то, что о нарушении процедуры мысли заявить не возникло, я едва не вскочил и по стойке смирно не вытянулся! И вскочил бы, да тело от не слишком-то удобной позы задеревенело. Пусть и ощутил чуть ли не физический дискомфорт из-за того, что с офицерами сидя общаюсь, но вполне мог грохнуться в обморок, вот и решил сказаться больным, если претензии возникнут.
— Младший сержант резерва Пётр Линь, ОНКОР. В составе отдельной зенитной роты был откомандирован в особый отдел пограничного корпуса по Зимску, а далее переброшен в Белый Камень, где в ходе боевого столкновения получил контузию и в бессознательном состоянии попал в плен.
— Студент? — уточнил Скит.
— Так точно, господин майор! Приписан к военной кафедре.
— Что дальше?
Рассказ о последних событиях много времени не занял, благо я не только продумал всё заранее, но и подобрал насквозь казённые формулировки.
— На фоне контузии и спазма энергетических узлов я полностью утратил способности оперировать сверхсилой, в результате чего не смог вырваться из лагеря временного содержания и с рядом других военнопленных был перемещён в Джунго. Нас разместили в непосредственной близости от источника сверхсилы, что потребовало адаптации к нетипичному для Эпицентра характеру излучения. Сразу после возвращения способностей мной был осуществлён побег.
— Согласно показаниям подпоручика Перовского последнюю неделю вас держали отдельно от остальных пленных, — заявил Листопад и буквально выстрелил вопросом: — С какой целью был осуществлён этот перевод?
Ответить не дал майор.
— Мы закончили, — объявил он.
Капитан воззрился на него с нескрываемым изумлением.
— Какого чёрта?!
— Нам приказали лишь удостовериться в личности задержанного, а от расспросов до прилёта опергруппы воздержаться.
— Вздор! — рявкнул Листопад. — Мне нужна эта информация! Она мне жизненно необходима!
— А они там в Новинске хотят знать, каким образом в вашем запросе оказался указан неверный учётный номер. Не советую усугублять ситуацию.
— Я вам не подчиняюсь!
— Разумней было бы опросить остальных, пока ещё есть такая возможность.
Миг офицеры мерились взглядами, а потом капитан выскочил из допросной и с грохотом захлопнул за собой дверь. Я думал, майор скажет что-нибудь на прощание, но он последовал за коллегой, не произнеся ни слова. Зато некоторое время спустя мне принесли поднос с первым, вторым и компотом.
К еде я даже не прикоснулся, сидел и гадал, кого пришлют по мою душу из Новинска. Быть может, кого-то знакомого? Хорошо бы, если так…
И как напророчил — следующим в допросную зашёл не кто-нибудь, а Георгий Иванович Городец собственной персоной с загипсованной левой рукой.
— Гляди-ка, — улыбнулся он, — и вправду живой! А мы тебя, братец, уже схоронили.
У меня так и кольнуло сердце.
— Похоронку хоть не отправляли?
Скуластое лицо Георгия Ивановича враз стало серьёзным.
— Шучу я, шучу. Пропавшим без вести числился. Родных не оповещали по соображениям секретности. У нас временный мораторий на это ввели.
Я с облегчением перевёл дух и поспешил доложить:
— Четыре прилетевших с нами бойца прошли в Джунго инициацию. Все без сознания, им нужна неотложная помощь специалистов по реабилитации…
Городец прервал меня взмахом руки.
— О них есть кому позаботиться, — с нажимом произнёс он, попутно весьма красноречивым жестом велев мне держать язык за зубами, и перевёл разговор на другую тему: — Сам-то как?
Я принял правила игры, коротко ответил:
— В порядке.
— А так и не скажешь. Снова отощал, как при зачислении в комендатуру. — Георгий Иванович вздохнул и уточнил: — Идти сможешь?
Я упёрся ладонями в столешницу и поднял себя не столько напряжением мышц, сколько силой воли.
— И куда мы сейчас?
— В больничку, Пётр. В больничку под надзор медицинских светил.
— Босиком идти?
— Тут недалеко. До машины.
Но вот так сразу покинуть здание не удалось — в коридоре дорогу нам
