Александр Уралов - Обратный отсчёт

Губернатор? А-а-а… ну, нам до него, как до Китая пешком! Москва далеко, Бог высоко. Одни мы тут небо коптим, Божий свет засираем.

Ну — ничё, ничё. Не война. Картошечка, вот, уродится — заживё-о-ом… щавёлка там пойдёт, лучо-о-ок с укропом… Что? А я на сад-то и не хожу уже. Что? Да и пущай зарастает! Огородишко при избе ковыряем себе, да и ладно. Вот худо будит, чиво доброго, если совсем ноги откажут. И-и-и… Господи, помилуй! Помилуй нас, дур грешных — так и сгниём в избушке-то… слышь, Ленка? Сгниём, говорю! Понимат, Ленка-то, всё понимат… орать ей только надо… Спасибо, узкоколейка раз в неделю фурычит, тащит нас, старух до станции. А тут уж при электричках и побираемся. Валька, вон, с вагонного… когда с нами, а когда и не может. Спину ей всю согнуло — дома чичас лежит. А товарка моя, Машенька, — прости, Господи, — кровью так и ссыт. Веришь ли — чисто кровью и ссыт! На химии ей все кишки-то пожгло. Пять лет химии ей дали, да она потом так у нас и прижилася, когда освободилася, иишо в семидесятых. Вот мы с Ленкой и притащилися сёдни… сам-друг.

И-эх, Ленка-Ленка ты моя,Милая Ленеточка,Жить осталося — х…йня —Год, да пятилеточка!.. 

Н-О-Л-Ь!!! ОТСЧЁТ ЗАКОНЧЕН. МЕНЕДЖЕРЫ СРЕДНЕГО ЗВЕНА ВЫЗЫВАЮТ ДЕМОНА

Солнце лениво перекатывалось к закату. Новые районы города смотрелись праздничными кубиками, брошенными в тёплую зелень. Синяя змейка реки к горизонту превращалась в манящее своей синевой озеро. Трамвай бодро погромыхивал по рельсам, готовясь к многочисленным долгим петлям, по которым он должен был спуститься туда, где за тысячи лет река размыла целую долину, полную лесов и кустарника.

Захаров стоял, держась обеими руками за поручни, и с наслаждением подставлял лицо прохладе, рвущейся в открытое окно. Вечер пятницы грел душу. Впереди была суббота! Впереди была вечеринка на его законной, свежеотремонтированной квартире. Захаров приподнялся на цыпочки, стараясь высунуть голову подальше в узкое трамвайное окошко, и улыбнулся.

Бодро проскакав двор, заставленный машинами, Захаров ловко увернулся от говорливой соседки, набрал код на панельке домофона и ворвался в подъезд. Взлетев над суетой в дребезжащей кабине лифта, привычно попахивающей мочой, Захаров с удовольствием подошёл к двери своей недавно отремонтированной квартиры и, не удержавшись, погладил рукой лакированные рейки отделки двери. Железная дверь обошлась ему в немалую сумму, но на вид была строга и скромна, как красивая бизнес-леди. Захаров сунул руку в карман и…

…и не нашёл ключей.

Ночью, утомлённому донельзя Захарову снились удивительной красоты угодья в пойме реки. Живописные крепостные мелькали тут и там. Барин Захаров катил на двуколке, осматривая праздничные окрестности. Крестьяне снимали шапки и радостно кланялись. В кристальных струях реки отражались элитные многоэтажки.

— Виват! — истово вскричал Захаров, привстав, и срывая с головы белую помещичью фуражку. — Господи! Хорошо-то как! — свободно прокричал он сияющему солнцу, щедро льющему благодать на природу и человеков.

В мире царили покой и гармония.

На следующий день Захаров и Стрижов, нагруженные бутылками и закусками, стояли у той же двери.

— Ключи — это мелочи жизни, Захаров! — радостно сообщил Стрижов, разглядывая раскуроченную дверь. — Дверь — не задница, можно и поцарапать.

— Тебе хорошо говорить, — возразил Захаров, сражаясь со свежим замком. — Ибо завистлив ты и гнусен по природе своей.

— Ну, конечно же, приятно, когда ближний твой страдает! На том мир стоит, Захаров! Зато ты можешь вволю поплакаться Надюшке на свою сволочную жизнь, понимаешь? И добиться от неё интимной близости. Как лицо пострадавшее.

— Что ты орёшь на весь подъезд? — заметил Захаров, хотя они уже разувались в прихожей. — И потом, что есть Надюшка? — продолжал он, распаковывая салаты.

— Надюшка есть Надюшка, — пропыхтел Стрижов, пытаясь ввинтить штопор в тугую пробку. — Крашеная блондинка. Ты вчера ей звонил? Перенёс пьянку на сегодня? Ага… Поломал девке кайф! И она отдалась Ширяеву. В отчаянии и скорби…

— Что ты ковыряешься? Возьми нормальный штопор в ящике… да не в этом, дубина! А Надюшка вчера у себя дома на телефоне просидела. Потом до глубокой ночи мне названивала — ох и ах, и как же это так?! А ты в куртке смотрел? А ты в офисе не искал? Ах, я даже плакала!

— А чего ты хотел, олух? Ты у нас — кавалер на выданье. Молодой, холостой, с новой квартирой… с дверью. Ха-ха-ха!

Сладко заныл домофон. Захаров, вытирая на ходу руки полотенцем, ринулся в коридор. Стрижов с хрустом вскрыл коробку с тортом и, выпятив пузо, свободно макнул пальцем в завитушки крема.

— Захаров! — заорал он, облизнув палец. — Ты не тот торт взял! Этот — рыбой припахивает! Шляпа!

Захаров что-то неразборчиво ответил, бряцая засовом.

Стрижов плеснул коньяк в маленькую стопочку и, крякнув, выпил. Вытирая усы, он вальяжно вышел из кухни и двинулся к двери, заранее раздвигая руки:

— О-о-о! Какие дамы! Леночка, радость моя! Надюшенька — моё почтение!.. Как вы вовремя, заиньки мои! На стол накрывать пора, а Захаров и не чешется!

— Мне нравятся мужчины старше меня! — заявила Леночка, сидя на коленях у Стрижова.

— Это потому, что мы умные и красивые, — захохотал Стрижов, развалившись в кресле и лениво поглаживая загорелую коленку Леночки. — Ты смотри, цыплёнок, вот, к примеру, Захаров — сие есть человек, проектировавший в своё время разнообразные математические конструкции. Начитался он умных книжек по самое не хочу, но не стал человеком засушенным и унылым! И даже перестройка не погасила в нём жизнелюбие и реальную тягу к знаниям. Потому и сидит он сейчас в приличном офисе в кожаном кресле, факсы шлёт, пасьянсы на компьютере раскладывает, и бумажки с места на место перекладывает… и всё это — за вполне конкретные деньги. И никакой кибернетики, никакой электроники, маленькой зарплатки, никакого там первого отдела и прочей заплесневелой секретности! Плесни-ка мне немножко коньячку, радость моя… ага… благодарствую! Так вот — интеллект в Захарове прёт наружу и вы, красавицы, это чувствуете!

Захаров вспомнил, как полгода сидел в подвале «хитрого НИИ» и кропотливо выстраивал свою «логическую установку». Пальцы в пятнах растворителя и ожогах от паяльника ныли весь вечер… а с утра младший научный сотрудник Захаров снова бежал в подвал и в сотый раз перепаивал систему тензорных датчиков по схеме, пришедшей ему в голову ночью.

— А вы кем были? — спросила Леночка, ласково погладив Стрижова по волосатой груди и запустив прохладную ладошку под воротник его рубашки.

— О-о-о, моя прелесть, я — корабел! Потомственный! — самодовольно прогудел Стрижов. — Берёшь лист ватмана и чертишь на нём, понимаешь ли, обводы океанского лайнера. Я на Урал в конце восьмидесятых из Северодвинска приехал…

— Я бы сейчас не отказалась от круиза на лайнере! — захлебнулась от восторга Надюшка. — Захаров, тебе налить коньячку?

— Конечно, — ответил Захаров, перебирая диски. — Вот, нашёл! Сейчас поставлю нам музычку… на компьютере!

— А теперь вы все — менеджеры по перепродажам перепроданного, — сухо сказала Аллочка, с неприязнью наблюдая за разомлевшей Леночкой.

— И это правильно! — прогудел Стрижов, целуя Леночку в плечико. — Там купил, здесь продал… и все вокруг благоденствуют! И никаких, понимаешь, селекторных совещаний, металлургических цехов и прочей грубой действительности! Хотя наш Захаров, между прочим, принимал активное участие в самодеятельном театре нашего родного НИИ!

— А мне, вот, сон такой приснился, — перебил его Захаров, плюхаясь на диван и обнимая Надюшку за талию, — что просто всё отдай — и то мало!

И он принялся рассказывать о своём сне, чувствуя приятное опьянение и полёт духа…

— …и крестьяне какают в речку! — заявил Стрижов, смешивая мартини с коньяком и щедро вливая в эту смесь апельсиновый сок. — Ты не представляешь себе, Захаров, каким экологически чистым было дерьмо в 19-м веке. Я не удивлюсь, если оно вообще не пахло. И в сортирах не ставили на полочку освежитель воздуха… Что? Нет, ты не перебивай меня! Это сейчас мы жрём и пьём… правильно, Леночка, химию! От наших фекалий в речке скоро можно будет плёнку проявлять! Дерьмо перестало быть удобрением. И это — эпохальное событие, которое ещё повлияет на будущее человечества, помяните мои слова! — он многозначительно поднял палец.

Леночка икнула и, хихикнув, шумно хлебнула сок. Захаров поник головой. За сон было обидно. Только-только жить начали! Ни тебе талонов, ни институтской столовки, ни «дай три рубля до получки»… хорошо!