Владислав Выставной - Тварь
Она хотела сказать еще что-то, но голос ее предательски дрогнул. Девушка резко развернулась — и быстро пошла прочь, изо всех сил, до боли сжимая рукоятки пистолетов. Оставшиеся молча смотрели на нее, словно разом забыли нужные слова. Только Доктор, продолжая едва заметно улыбаться, заметил:
— А ведь неспроста Зона выбрала эту девчонку. Ей, Зоне, это в диковинку. Думаю, ей интересно взглянуть на мир совсем другими, женскими глазами.
* * *Бука собирался в дорогу. Вещей у него было немного, да и были-то это не его вещи. Вообще-то он понятия не имел, что ему может понадобиться в этом бескрайнем «Большом мире».
— Документы не забудь, — сказал Виктор. Он тихо подкатил на своем кресле и теперь внимательно следил за тем, как Бука набивает непривычно большой, «гражданский» рюкзак. — Главное, изучи их повнимательнее, чтобы знал, кто ты и откуда, и не путался. Иначе проблем не оберешься…
Бука послушно взял паспорт, открыл. На него смотрела его собственная, придавленная печатью фотография. Рядом значились чужие фамилия, имя, отчество. Предстояло свыкнуться со своей новой ролью — ролью статиста в огромной толпе людей.
— Вот деньги на первое время. — Виктор сунул ему в руки туго свернутые, перетянутые резинкой купюры. — Не тяни с работой, как устроишься — дашь знать…
— Хорошо, — сказал Бука, принимая деньги.
Он привык во всем слушаться Виктора. Ведь это он, старый сталкер, подобрал его, подыхающего на дороге, выходил, поставил на ноги. Правда, Бука до сих пор не мог вспомнить, как оказался здесь, что привело его к этому дому и на кой черт он забрался так далеко от Периметра. Память его обрывалась где-то на границе Агропрома и Свалки. Там явно происходило что-то важное для него, и, видимо, не очень хорошее.
— Ника не объявлялась? — поинтересовался Бука. Это стало для него почти дежурной фразой.
— Это я у тебя должен спрашивать, — так же привычно отвечал Виктор. — Ведь это с тобой я дочь отпускал. А нашел тебя одного, с дырками от пуль в брюхе. И что я теперь должен думать, по-твоему?
Он помрачнел. Впрочем, не похоже было, что он всерьез считает свою дочь погибшей. Он что-то знал, но почему-то не считал нужным делиться со своим невольным постояльцем. Бука прекрасно чувствовал эту недосказанность, оттого-то и не переставал задавать один и тот же вопрос, терпеливо выслушивая все тот же ничего не значащий ответ.
— …И запомни: держись подальше от Зоны и от военных, — напутствовал его Виктор. — У них к тебе серьезные претензии, и не спрашивай меня, какие.
— Я и не спрашиваю.
— Вот и молодец. Хотел уйти из Зоны — пожалуйста! Вот адрес, телефон — это мой старый друг. Он мне кое-чем обязан, так что поможет тебе освоиться, так сказать, в социуме, и работу подкинет.
— Спасибо…
— Нашел за что благодарить, дурень! Чего тебе в Зоне не сиделось? Мог бы на артефактах такой капитал себе сколотить! А то идешь на волю, но с голым задом! Ну да ладно, говорили уже об этом, сколько можно…
— Нет, правда, спасибо вам, — улыбнулся Бука, закидывая на плечо рюкзак. — За все спасибо!
— На здоровье, — проворчал Виктор. — Встретишь патруль — про меня ни слова. Понял?
— Ага… А вы, когда Ника вернется… — Бука замолчал, нахмурился. — Ладно, ничего ей не говорите.
…На окраине города его остановил военный патруль. Офицер долго и тщательно изучал его документы, придирчиво сверяя фотографию с оригиналом. А Бука ждал — ждал нового подвоха со стороны той силы, которая неизменно норовила поставить ему подножку.
— Держите, — сказал наконец офицер, возвращая документы.
— А вы не подскажете, где здесь автобусная остановка? — спросил Бука.
— Не знаю, это не в нашей компетенции, — лениво отозвался офицер. Небрежно козырнул, направился к джипу с белыми буквами UN на борту. За ним последовали двое бойцов с автоматами.
Бука проводил взглядом патрульную машину и неторопливо продолжил путь. Впереди был этот небольшой городок невдалеке от Периметра, автобусная остановка где-то в центре, а за ней — множество других городов, больших и маленьких, много лесов, рек и морей, огромный мир, так не похожий на тот, что остался у него за спиной. На душе было легко и немного страшно. Но к прежней жизни не было возврата — и это было его главной победой.
Зона отпускала его.
