Виталий Горелкин - Рождение Темного
Стены в пятой шахте оказались холодными. Я всего-то присел на полчаса, а спина вся закоченела. Вдруг меня сильно заинтересовала судьба плаща. Сколько всего я в нем пережил. Эх, сюда бы его сейчас. А еще лучше - спальный мешок. Помнится, у отца был шикарный чешский спальник на молнии, мы с братом в него вдвоем легко влезали. Когда в школе учились…
Неизвестно, сколько бы я еще времени провел, предаваясь различным воспоминаниям, если бы не понял, что специально нахожу причины для продолжения отдыха. Мне надо вперед, если сейчас засну, то потом не будет сил идти дальше. Здесь должны быть люди, у них вода, еда… Мне нужно их найти во чтобы то не стало!
Я уцепился за небольшой уступ в стене и попробовал подняться. В боку сильно кольнуло, и рука рефлекторно разжалась. Нет, так не пойдет. Я аккуратно снял с себя остатки рубашки и туго обвязал вокруг ребер. Уже второй раз в этом мире прибегаю к этому нехитрому приему. Если так пойдет и дальше, то скоро научусь оказывать себе медицинскую помощь на профессиональном уровне.
Вторая попытка встать оказалась удачной. Я встал и, опираясь на кирку точно древний старец, начал свой путь во тьму пещер.
Каждый шаг давался как последний. Шел медленно, практически не поднимая ног от пола, и боялся, что если споткнусь о какой-нибудь камень, то больше встать не смогу. Освещения здесь не было, поэтому риск зацепиться за крупный осколок, невидимый в окружающей черной мгле, был особо велик.
Мне показалось, что прошел уже километра три. Я остановился и решил немного перевести дух. Во рту образовался соленый привкус. Проведя рукой по лицу, я понял, что из потрескавшихся губ сочится кровь. Немного постоял, пытаясь вспомнить зачем и куда мне нужно идти. Может остаться здесь? Пол тут значительно чище, чем был вначале, да и вроде воздух теплее и пахнет жареным мясом. Я встрепенулся, словно очнувшись от дремы. Мясо! Жаренное! Во мне открылось второе дыхание, и следующую сотню метров я практически пробежал. С каждым новым шагом в коридоре становилось заметно светлее, и вскоре он меня вывел в обширную пещеру. Слева раздался удивленный окрик. Я обернулся и увидел сидящих около небольшого костерка четырех человек.
***'Разумное существо может выжить везде, даже в таком неуютном месте как пятая шахта', - так думал Ровен, уютно устроившись у костра. От идущего тепла в его старых костях впервые за день исчезла болезненная ломота. Если бы Ровену, разменявшему уже пятый десяток, дали кубок вина и горячее жаркое с кусочком свежего хлеба, его бы тоска по прежней жизни была бы не такой острой. Вот уже почти десять лет, как он очутился в этих пещерах, о которых наверху ходили слухи один страшнее другого. Самым сложным было пережить первые два года, когда не были известны все поджидающие здесь опасности, а глаза страстно хотели увидеть синее небо, вместо обросших сталактитами потолков. Тогда Ровен еще лелеял надежду, что может набрать руды на достаточное количество кристалликов ночного серебра, чтобы гномы закрыли его долг. Давно, еще в прошлой жизни, когда Ровена звали не иначе как 'господин Митт', он был торговцем и прекрасно знал цену этого редкого металла. В его лавке, в особом сундуке, из зачарованной черной бронзы, всегда для особых покупателей хранилось почти полкилограмма этого вещества. Даже если убрать от известной ему цены надбавки многочисленных посредников, через чьи руки к Митту попадало ночное серебро, то он уже сотню раз должен был полностью закрыть свой долг. Ровен вспомнил свое удивление, когда узнал от других попавших сюда несчастных людей и гномов, что знаменитое на весь цивилизованный мир ночное серебро добывается глубоко под землей. История о том, что кусочки этого металла откололись от звезд, оказалась старой и хорошо охраняемой тайной друмов. Как бывший купец, Митт прекрасно понимал, что узнай на поверхности все подробности происхождения ночного серебра, его цена резко упадет. А так, оно оставалось самым ценным металлом в Эрии, прекрасно подходившим для изготовления магических амулетов, а красавицы всех рас были готовы на многое, только чтобы заиметь украшения из звезд.
После осознания этого простого факта, Ровен понял, что живым отсюда не выйдет. Тайна охранялась строго, даже гномы, изредка попадающие сюда за прегрешения перед кланом, сильно удивлялись, когда узнавали, что здесь понимают под словом 'руда'. Восемь лет назад в голове Митта созрел первый план побега, затем второй, третий… Самым многообещающим был седьмой - спрятаться в шахту подъемника и, дождавшись когда гномы спустят очередного каторжанина, уцепиться за низ кабинки. В то время у Ровена появился приятель - Хорн, бывший член Ночной гильдии. Этот молодой карманник, воспользовавшись возникшей от долгого одиночества словоохотливостью Митта, решил, что у него в одиночку будет больше шансов вырваться на свободу. Хорн оглушил старшего приятеля и воспользовался его идеей. Ровен после предательства напарника долго поносил его грязными словами. Но когда сверху упало изуродованное до неузнаваемости тело Хорна, торговец ему все простил. Больше попыток вырваться из мрачных пещер Митт не предпринимал, поэтому сейчас он почти не прислушивался к товарищам, обсуждающих очередной план побега. Ничего у них не получится, выхода отсюда нет.
- Не может быть, что отсюда идет только один ход. Друмы известные перестраховщики, они обязательно должны были сделать хоть еще один отнорок, - горячился Харден. Это здоровяк попал сюда всего полгода назад и никак не желал смириться со своей горькой участью. - Мастер, подтверди! Мастер?
Харден толкнул локтем задумавшегося соседа, поджаривающего на огне мелкую подземную крысу. Ее выпотрошенное тельце изредка потрескивало над костром, распространяя по пещере тяжелый мускусный запах. Обычный человек обязательно упал бы после дружеского толчка Хардена, так и не научившегося соизмерять свою огромную силу, однако пожилой гном, которого товарищи часто уважительно величали Мастером, даже не покачнулся. Он выразительно посмотрел на нетерпеливо ожидающего ответ Хардена, снял пробу с жаркого и, убрав случайно упавший на заплетенную бороду кусочек, со вздохом проронил:
- Стандарт любого жилища - это минимум два отдельных выхода, - терпеливо, словно ребенку, стал объяснять гном. - Но я тебе уже не раз говорил, что в этих пещерах мы ничего не строили. Южный Торгбен основан сто семь лет тому назад, сколько это будет по-вашему - сам подсчитаешь. А всему этому. - Он указал рукой на сохранившуюся по верхам грубо обтесанную плитку. - Минимум пять веков. Да и с камнем мы так никогда не работали. Так что не надо рассчитывать на забытый потайной выход.
- Почему? Ты же сам говорил, что туннели здесь могут простираться на сотни переходов. Вдруг один из них выведет на поверхность?
- Шахта номер пять у моего народа не единственная. Таких мест, куда навечно спускают заключенных и рабов, я знаю еще три, - крысиное мясо у гнома уже поджарилось, теперь он ждал когда оно немного остынет и его можно будет начать есть без опасения обжечь язык. - Столетия, ты понимаешь, столетия в мире думают, что руду находят в местах падения звезд. Если отсюда, или из других шахт, был бы хоть один удачный побег, то красивая легенда давно бы лопнула как мыльный пузырь.
- Может им просто не везло? - включился в разговор еще один мужчина. Он сидел дальше всех от костра, недовольный идущим от него жаром, и задумчиво, по старой привычке, накручивал на палец кончик длинного уса. Его русые волосы по обычаям северных народов стягивала витая кожаная веревочка.
- Ага, то-то я смотрю, что здесь собрались одни любимчики Адель,* - проворчал гном распахнул куртку из плотной ткани. Все шахтеры были одеты одинаково - старые крепкие штаны, разбитые сапоги, широкие рубахи и тяжелые куртки. Вся одежда была сильно запылена и не раз латана, на такую не всякий нищий позарится. - От тебя прежнего, Снурвальд, остались только усы, а ты по-прежнему веришь в благосклонность богини.
- Как и все девушки, Адель не постоянна в своих желаниях, - с улыбкой ответил северянин. - Сейчас крутит роман с кем-нибудь другим, а завтра снова вернется к прежнему любовнику.
- Снурвальд, ну как ты так можешь говорить, - осуждающе покачал головой Харден. - Вот за свое богохульство ты и попал сюда.
Своим внешним видом Харден уже не был похож на сельского увальня, каким его впервые увидели друзья, но он продолжал держаться за старые деревенские правила, видимо так надеясь искупить свои ошибки. Полгода назад он, впервые приехавший с обозом в Южный Торгбен, удачно продал выращенное собственными руками зерно и решил это отметить в таверне. В своей деревне уже давно никто из сельчан не мог перепить или свалить с ног Хардена в шутейном поединке. Молодецкая удаль требовала от него новых побед, поэтому разгоряченный крестьянин, особо не раздумывая, согласился поспорить с растрепанным гномом о том, кто из них сможет опрокинуть больше вина. Они долго шли вровень, но после третьего кувшина Харден начал стремительно пьянеть. Когда ему предложили признать поражение и отдать залог, он уперся и решил идти до конца. Разумеется, чуда не случилось, человек проиграл более выносливому гному. Вероятно, Харден так и вернулся бы домой с дикой головной болью и без половины выручки, если бы он, когда полез за кошелем, случайно бы не перевернул поднос, на котором служанка поднесла последнее вино. Острый взгляд деревенщины, как его уже почти открыто называли посетители таверны, мгновенно опознал в прилипшей к посуде веточке дурман-травы. Догадавшись, что его обманули, Харден впал в буйство. Дальнейшие события в его памяти отложились урывками: то он кого-то бил, то его лупили изо всех сил. Вскоре в потасовку оказались вовлечены все посетители. Знатная вышла драка, о такой можно было бы долго потом вспоминать с гордостью, если бы не последствия. Беспорядки в трактире прекратил наряд стражников, вызванный лично хозяином. Хардена к тому времени уже полностью одолел дурман, и он практически единодушно был признан главным виновником погрома, устроенным в питейном заведении. Хитрый трактирщик, пользуясь моментом, списал на пьяного крестьянина не только разбитую утварь, но и редкое вино, которого отродясь не было в его закромах. С тех пор Харден каждый день возносил короткую молитву богам, обещая больше никогда не прикасаться к спиртному. Как-то раз Снурвальд, слушая его очередное обещание, чуть не подавился палочкой, которой выковыривал из зубов жесткое крысиное мясо. Оказалось, Харден искренне считал, что пиво не относится к спиртным напиткам. Северянин долго пытался его переубедить, пока не махнул рукой на его деревенскую логику. 'Если не горит, то спирта нет', - об это утверждение разбивались все доводы Снурвальда.
