Александр Зорич - Стальной лабиринт

Растов понял, что еще несколько секунд — и присоски, которые миллиметр за миллиметром поддавались магнитному зову, не выдержат и он окажется рядом со своими товарищами, на дне. В эпицентре безвыходухи.

Также майор шестым чувством почуял, что стоит ему совершить хоть одно резкое движение в экзоскелете — и на дно он полетит незамедлительно…

Что же оставалось?

«Долой экзоскелет!» — всплыло из глубин интуиции.

— Экзоскелет, стоп! — твердо сказал Растов. — Открыть замки!

Умный механизм послушался с первого раза.

К счастью, над головой Растова не было массивного бронеколпака, который пришлось бы открывать вручную, как танковый люк. Ведь и весьма скромное смещение центра тяжести могло обрушить экзоскелет в бездну!

Растов аккуратно, стараясь не дышать, подал на себя руки, высвобождая их из манипуляторов экзоскелета. Затем он осторожно подтянулся и, как сказал бы легкоатлет, «вышел на две», используя верхний край бронекирасы как перекладину турника.

Теперь оставалось еще одно гимнастическое усилие — Растов примерился и, шумно выдохнув, забросил правую ногу на край стальной ямы.

Еще один рывок — и вот он уже, резко качнувшись вперед, падает на пол коридора.

В ту же секунду на дно «волчьей ямы» улетает его экзоскелет, а вместе с ним и его тяжелое оружие: пулемет, гранатомет…

Растов выхватил из нагрудной кобуры пистолет. Не пулемет, конечно, но хоть что-то…

— Растов, ты жив? Помоги нам! — крикнул со дна ямы полковник.

— Я ногу сломал! Ногу сломал! — завывал Терен.

Положение его друзей было самым незавидным.

Сержант Кондаков был распластан на спине в позе морской звезды. Похоже, в его экзоскелете что-то сломалось. И вдобавок сержант потерял сознание. Так или иначе, рассчитывать на его помощь не приходилось.

Дидимов-Затонский, матерясь, пытался оторвать от магнитного пола пистолет. Но вместо этого то и дело примагничивался к нему сам — то налокотниками своей «Саламандры», то встроенным в левую руку командирским планшетом в сверхзащищенном стальном корпусе… Ну а Терен — тот лишь жалобно всхлипывал, держась за сломанную ногу.

Растов был так вовлечен в осмысление этой картины («Что реально можно сделать?», «Кто же это подстроил… или все-таки роковая случайность?»), что полностью утратил бдительность.

— Вы — мой пленник! — раздалось у Растова за спиной.

Он обернулся.

Глава 4 БОЙ НАСТОЯЩИХ МУЖЧИН

Растов, как ни странно, сразу узнал своего визави в запыленном мундире с неуместным палашом на поясе и с пистолетом в руке. Горящий взгляд, нити седины надо лбом, истеричность в движениях.

— Кави-усан?! Но как вы здесь…

— Да, это я, — степенно сказал заотар. — А это — моя Госпожа Света. Настоящая Госпожа Света, та женщина, которую обрел я, счастливейший из смертных, благодаря тому, что вы, капитан, сделали для меня, — заотар жестом указал на необычайно красивую, но с первыми следами увядания на лице женщину лет тридцати пяти, что стояла за его спиной (она тоже была с пистолетом).

На ней, как и на Кави-усане, была несвежая форменная одежда, перепоясанная выразительным заотарским палашом в изукрашенных ножнах. Странное сочетание.

— Мою Госпожу Света зовут Армаити… И она — смысл моей жизни.

— Здорово, — пробормотал Растов.

«Интересно, он знает, как меня зовут? А то все „капитан“ да „капитан“… Хоть я уже и майор», — подумал Растов, но промолчал.

— Ты — русский пехлеван, благородный человек, — Кави-усан скачком перешел на «ты». — И я не держу на тебя зла… Ведь там, возле Пещеры Дракона, ты не только сохранил мне жизнь, хотя обязан был убить меня, и на этом настаивали твои беспутные друзья, но и отвратил меня от неправильного и опасного решения, связанного с той русской женщиной, что я нашел тогда на фабрике шелка… Припоминаю, ее звали Нина… То есть ты, капитан, дважды послужил золотой рукой Ахура-Мазды! А дважды — это даже не единожды… Это не может быть случайностью! И я был бы последним грешником, достойным самых страшных проклятий, если бы отплатил тебе злом за добро после всего, что ты для меня сделал.

— Приятно слышать, — буркнул Растов и попробовал приветливо улыбнуться. Получилось так себе.

— Поэтому я… Точнее, мы — я и моя сияющая Армаити — предлагаем тебе уйти с миром… Положи пистолет — и уходи.

С этими словами заотар указал на прямоугольный вход в тоннель слева от себя.

Вход определенно открылся уже после того как разверзлась «волчья яма». Похоже, в отличие от действующего в основном интуитивно Терена, Кави-усан кое-что смыслил в управлении Лабиринтом. (Из чего Растов заключил, что его друзья все-таки стали жертвой злого умысла заотара, а вовсе не случайности.)

Растов призвал на помощь всю свою доброжелательность. Всю свою терпимость. И весь свой — скромный, к слову — дипломатический дар.

Вслед за чем сказал:

— Спасибо тебе, что помнишь добро, о благородный Кави-усан. И я сражен духовной красотой твоей прекрасной спутницы Армаити… Но ведь ты понимаешь, что я не могу уйти без своих товарищей? Моя религия запрещает мне это… Как и твоя запрещала бы тебе!

При упоминании религии Кави-усан напрягся. Растову показалось, у заотара теперь совсем другие приоритеты.

— Поэтому я прошу твоего разрешения забрать своих друзей. Я обещаю тебе, что мы уйдем туда, наверх, откуда пришли. И не будем вас впредь тревожить…

— Это совершенно невозможно! Судьба твоих друзей решена. Мы — враги, и мы должны убить их.

Растов тяжело качнул головой. Ничего другого он и не ожидал.

— Кави-усан, — сказал он голосом, не допускающим возражений, — я никуда не уйду. И не положу пистолет. Тебе придется попытаться убить меня. Если первым не падешь от моей пули.

Кави-усан долго не отвечал.

Он глядел на Растова немигающим надмирным взглядом и о чем-то своем интенсивно размышлял. А вот Армаити — та ощутимо нервничала. Ствол ее пистолета гулял из стороны в сторону, и Растов, который держал под прицелом более опасную цель — заотара, молился, чтобы экзальтированная дуреха случайно не выстрелила.

— Я нашел путь, — сказал наконец Кави-усан. — По счету «три» мы с тобой оба положим пистолеты и будем драться на палашах. Как то и пристало людям наших каст.

— А если я не обучен этому древнему пехлеванскому искусству? — изобразив испуг, спросил хитроумный Растов.