Роман Глушков - Лед и алмаз
— И где же, если не на Керченской базе?
— В Москве. А точнее, в Химках, где до Катастрофы располагался один из наших филиалов — научно-испытательный полигон «Альтитуда». Секретный, разумеется, так что вряд ли вы когда-нибудь о нем слышали.
— И что же случилось с «Альтитудой» после Катастрофы? Полигон был разрушен, и вы его забросили? Но что тогда там может делать сегодня Умник?
— Да, «Альтитуда» была нами заброшена, но она вовсе не разрушена. Она, как бы это попроще выразиться… ожила! Прежде она являла собой гигантскую саморегулирующуюся систему. Нечто вроде особого закрытого заповедника, где жизнь текла по своим законам, а все системы жизнеобеспечения регулировались одним из продвинутых на тот момент в мире искусственных интеллектов. Для которого, как вы понимаете, Катастрофа не прошла бесследно. Он вышел из-под нашего контроля и уничтожил много сотрудников Центра и солдат, прежде чем «Светоч» понял, что восстановить порядок на полигоне не удастся, и смирился с его потерей. Однако взрывать «Альтитуду» не стал — слишком дорогостоящей была ее начинка. В итоге объект был просто законсервирован. Все выходы из него залили бетоном, все подвальные уровни, какие можно было затопить без ущерба для ценного оборудования, — затопили. До недавнего времени мы регулярно проверяли техническое состояние «заглушек». Но примерно год назад прямо над полигоном вдруг выросло Городище. И с тех пор технос полностью изгнал Центр из того района.
— Городище случайно не искусственное? — предположил я, быстро сопоставив новую информацию с высказанной Свистуновым ранее догадкой.
— На глаз такое не определить, — помотал головой доктор. — Это можно сделать, лишь собрав необходимые образцы и проведя их лабораторный анализ. Но никто у нас этим не занимался. Слишком рискованно. Да и командование полагает, что скопление техноса в том районе дает «Альтитуде» дополнительную защиту, подобно оборонительным периметрам Орденской Цитадели. Впрочем, теперь я склоняюсь к мысли, что да, не исключено — Городище в Химках вполне может оказаться искусственным. Во-первых, оно нетипично маленькое — раза в четыре меньше аналогичных ему «муравейников». Во-вторых, металл, из которого оно сделано, и металлические волокна Гордиев внешне очень похожи. Ну и, в-третьих, место, где выросла эта зараза, явно не напоминает случайное. Так что, теоретически, с помощью Трояна Талерман мог проникнуть на смертельно опасную для обычных сталкеров территорию и задействовать мощности полигона для осуществления своих планов. Тем более, как бывший сотрудник «Светоча», Давид Эдуардович отлично знаком с «Альтитудой» и установленным там оборудованием.
— Любопытная гипотеза, доктор. Хорошо бы ее проверить, — заметил я. Вовсе не из вежливости, а действительно сочтя слова Тиберия заслуживающими внимания. — Ты и впрямь меня заинтриговал, и это еще мягко сказано. Только есть проблема: даже если мы доберемся до Химок, каким образом нам проникнуть на полигон и взять Умника за жабры? Сам же говоришь: раньше там и без Городища все было наглухо замуровано и затоплено, а теперь туда подавно не пробраться.
— Но ведь Талерману как-то удается проникать в свои секретные владения, верно? — ответил вопросом на вопрос Свистунов. — И, значит, гипотетически мы способны попасть туда тем же путем. Но на всякий случай нам будет нелишне заручиться поддержкой какого-нибудь опытного сталкера-мнемотехника или метаморфа. А еще лучше нанять обоих этих специалистов сразу. Я, естественно, ни с одним таким человеком не знаком, но у вас-то, надеюсь, есть подобные друзья, кому мы могли бы доверять?
— Мне выпала честь быть знакомым с одним из лучших «жженых» сталкеров Пятизонья, — ответил я. Но мой мрачный тон вовсе не вязался с этим, на первый взгляд, оптимистическим признанием. — И этот сталкер вряд ли отказался бы посетить «Альтитуду», тем более, я уверен, раньше он о вашем московском секрете слыхом не слыхивал. Но увы: после того, как осенью прошлого года Мерлин лишился обеих ног, обращаться к нему с подобными просьбами мне совесть не позволит… Разве только Семен поспособствует нам в поиске таких крутых ребят. Как-никак, а авторитет и связи у него в сталкерском мире громадные, и более надежных экспертов для этой работы нам вряд ли кто-либо порекомендует… Постой-ка! Я слышу шум!.. Вот дьявольщина! Похоже, это опять чистильщики! А ну, доктор, живо за мной в сугроб!
«…И молись, чтобы эти ублюдки не обнаружили наши следы!», — следовало добавить в конце. Но вместо этого я предпочел сэкономить время и поспешил к похожему на могильный памятник обломку скатившегося на лед снежного козырька. Следы, которые мы оставили, убегая от Годзиллы и Гордиев, были заметены обвалившейся верхушкой наноса. Но те отпечатки, что тянулись за нами теперь, заметать было уже нечем. И если чистильщики, несмотря на сумрак, вдруг их заметят, нам несдобровать.
Противников было максимум двое, а то и вовсе один: судя по звуку, к реке приближался одинокий снегоход «Маламут». Он мог принадлежать как чудом уцелевшим в паровом котле бойцам покойного Грободела, так и быть дозором другого, идущего по следам «Ларги» отряда солдат. Впрочем, для нас — безоружных — и один вооруженный чистильщик являл собой серьезную угрозу. Все, что мы могли ему противопоставить, это хитрость и отчаянный блеф. Не самые удачные средства самообороны, когда воюешь с профессионалами или закоренелыми скептиками.
«Маламут» мог съехать с берега на наш край проруби или на противоположный. И по закону подлости выбор врагов пал самым невыгодным для нас образом; очевидно, до этого они двигались по правой стороне вырытой Годзиллой траншеи. Количество седоков — очередное невезение! — также играло не в нашу пользу. Скатившись по склону обвалившегося наноса, снегоход сразу же остановился. Но это уже укладывалось в мои прогнозы. Проехать мимо кровавых луж и останков собратьев чистильщики вряд ли смогли бы.
Не заглушая двигатель — горючего у парней, похоже, имелось в избытке, — они слезли с седел, дабы осмотреться и понять, что здесь стряслось. Оба скинули с плеч автоматы и двигались вполне уверенно, а значит, никто из них не был ранен. Опять-таки досадно. При неизбежном конфликте я мог бы нанести превентивный удар: захватить в заложники раненого и прикрываться им как живым щитом. Но эти двое пребывали настороже и не производили впечатление остолопов. Разве что тот из них, который ехал за рулем и выглядел крупнее своего малорослого пассажира, заметно уступал в проворстве товарищу. Поэтому неудивительно, что последний был в их команде старшим — я определил это по жестам, которыми коротышка отдавал приказы водителю.
Усердие, с каким они осматривали лед, изучая, куда ведет каждый более-менее отчетливый отпечаток, делало врагам честь. Но меня оно совершенно не радовало. С такой дотошностью они никак не проморгают наши следы, оставленные поверх тех, что были засыпаны лавинами. По крайней мере, след вездехода на другом краю проруби они вскорости разглядели. И, попеременно указывая друг другу на свежую гусеничную колею, кажется, стали совещаться, как им будет практичнее туда перебраться.
Похвальное желание, которое мы с Тиберием могли лишь всячески приветствовать. Но за время, пока седоки «Маламута» гадали, как им быть, кое-что изменилось. И теперь их план рвануть в погоню за Талерманом вызвал у меня не радость, а, напротив, категорический и шумный протест. Да и как мне было не протестовать против этой их идеи, ведь она пришла на ум вовсе не врагам, а раскатывающим на трофейном «Маламуте» Динаре и Жорику, коих я с трудом сумел отличить от чистильщиков в сгущающихся сумерках…
Наибольшая радость, с какой эта сладкая парочка встретила нас с Тиберием, когда мы предстали пред ее очи, выплеснулась, естественно, на меня. Сначала я был обнят и расцелован Арабеской, потом обнят и отхлопан по плечам и спине Черным Джорджем, затем уже просто обнят ими обоими вместе… Все это оказалось так трогательно, что я волей-неволей смутился — столь чуждое мне ныне ощущение, что впору было бы не радоваться, а не на шутку испугаться. Но я все же отринул на время свою хроническую паранойю и не поддался панике из-за нежданно нахлынувшей на меня сентиментальности. Переживу, ладно уж, чай, не вконец еще очерствел.
Свистунов, с которым из нас троих лишь я съел на пару полновесный пуд соли, таким радушием удостоен не был. Динара, почти не знающая Тиберия, ограничилась по отношению к нему лишь дежурным рукопожатием. Дюймовый, в чьих глазах его бывший истязатель успел реабилитироваться, оказался приветливее своей подруги и панибратски хлопнул того по плечу. И — надо ж было так оплошать! — угодил невзначай именно по той руке Свистунова, которая была сломана — факт, о котором наш простодушный увалень на радостях запамятовал. Тиберий заохал и скривился от боли, но не обиделся. И дал понять, что все в порядке и что он тоже безмерно рад снова увидеть своего незлопамятного «подопытного № 66».
