Олег Дивов - Леди не движется
– Она дверь запирает, – буркнул парень, не глядя на меня. – Говорит, чтобы к нам педофилы не пришли. И вообще мне это надоело.
В моем присутствии семейство больше не нуждалось. Мамаша переключилась на отпрыска, угрожая в приют отдать, отправить к отцу батрачить… О как. Отец у него, оказывается, уже не пьянь подзаборная, раз батраков держит.
На меня, как водится, никто не смотрел. Обычная реакция людей, испытывающих неловкость. Только старушка не подвела. Не успела я пристегнуться, как она мстительно уточнила:
– Если б там только пособия были. Она и отцов их шантажирует. Ну а чего, лишний грошик в хозяйстве не повредит.
Второй поворот мы прошли быстрее. Старушка опять сыграла в баульный волейбол.
– Чего б им не привязать его покрепче? – недоумевала я.
– А не получится. Некуда его там привязывать, все уже занято.
– Здесь такой дорогой багажный отсек?
– Его вовсе нет. Точнее, он как бы есть, но там коммерческий груз. Зачем выгоду терять? Пассажиры потерпят, их ведь багаж, не чужой. Хотя что-то его с каждым разом все больше, думается, не только их, еще какая-то попутка едет. Кораблик старенький, долго не протянет, надо вынуть из него побольше.
Из самодельного отсека, образованного двумя следующими рядами, вывернула давешняя оркушка. Картинно оперлась на спинку сиденья, уставилась на меня любопытными черными глазами.
– Слышь, красава, – позвала она, – а ты че тут делаешь?
Тон у нее был вполне дружелюбный – если, конечно, знать, как у орков звучит дружелюбный тон. Я знала, поэтому не напряглась. А моя соседка возмутилась:
– Ширна Та! – воскликнула старушка. – Не приставай к приличным людям, сколько раз тебе повторять?!
– Да я че, баб Лиза, – оркушка даже сделала шажок назад, – я просто спросила. Че, спросить уже нельзя?
– Тебя зовут Ширна Та? – мягко спросила я. – Зови меня Деллой.
– О, круто, – согласилась оркушка.
– Ширна Та, у тебя бывает так, что ты находишься в одном городе, а надо срочно ехать в другой? Вот срочно, сию секунду, иначе опоздаешь.
– Натурально, бывает.
– Что ты тогда делаешь?
– Ну, попутку ловлю. А как иначе?
– И бывает по-всякому, верно? Бывает, что подвезут тебя на чистой машине, и всех хлопот – развлекать водителя беседой да бегать к автоматам за напитками для него. А бывает, что машина грязная, и водитель хам, да еще и пристает. Бывает?
– Натурально, бывает.
– Что ты делаешь, если попутка грязная?
– Натурально, еду. Ехать же надо. Это потому что у меня гражданства нет. Было бы гражданство, были бы деньги. Тогда б я покупала билет на маршрут и ехала бы как человечьи женщины. Но у тебя-то есть и гражданство, и деньги! Вон, одежда какая красивая. Почему и спрашиваю: зачем ты здесь-то летишь?
– У тебя нет денег, а у меня не было другой попутки, – ответила я.
Ширна Та застыла. Похлопала глазами, подняла руку в примиряющем жесте:
– Все, дошло. Натурально, без вариантов. Ну ладно, че, не скучай. На выходе проблемы будут – ты меня кликни, проблем живо не будет.
– Спасибо, Ширна Та. Скажи, у вас ведь вторая часть имени обозначает принадлежность к трибе?
– Натурально.
– Значит, ты из поместья «Хунн» на Большом Йорке.
– Натурально, – оживилась оркушка. – И они тоже, – она показала на своих спутников.
– Диргу Та знаешь?
– Ха! – воскликнула оркушка. – Она спрашивает, знаю ли я Диргу Та! Да еще бы я не знала Диргу Та! Сестра! – Она легонько стукнула себя в грудь полусжатым кулаком.
«Сестры» и «братья» по-орочьи означают вовсе не кровных родственников, а членов той же трибы. Родных братьев и сестер они называют «другой я» – потому что родились от тех же отца с матерью.
– Диргу Та убили, – спокойно сказала я.
Ширна Та застыла, широко распахнув глаза. Над рядом кресел показалось сразу четыре орочьих головы, а самый рослый выбрался в проход и встал за спиной Ширны Та.
– Как? – только и спросила она.
– Плохо, – ответила я. – У вас ведь бывает так, что два орка недовольны друг другом, и тогда они уходят подальше, где дерутся на ножах. Это единственный случай, когда орку разрешается нападать с оружием на орка. И за смерть в поединке не мстят. Так ведь, Ширна Та?
– Натурально, так, – ответил за нее орк.
– Тех, кто убил Диргу Та, было пятеро. Два человека и три орка. Ей не дали защитить себя с оружием и напали все вместе. Над ней надругались.
Орк зашипел.
– Надо отомстить, – деловито сказала Ширна Та.
– Люди уже мертвы. А орки сбежали. Полиция говорит, таких в базе данных нет. Наверное, дикие.
Ширна Та слушала, кивала, запоминала. Я протянула ей свою визитку:
– Ты знаешь, что такое «инквизитор»? Я работаю у инквизитора. И расследую убийство Дирги Та. Узнай у своих, что за дикие орки завелись на Танире, и скажи мне. И еще спроси, знал ли кто Диргу Та на Танире. Я спрашивала людей, люди говорят разное. Кто говорит, хорошо ей жилось, кто говорит – плохо. А я хочу найти и наказать тех, кто убил Диргу Та. Говорят, она была красоткой. Жила с мужем, ребеночка взять хотела, работала и налоги платила. Неправильно, что ее убили.
Ширна Та хмурилась и вертела в руках мою визитку. Здоровенный орк ответил за нее:
– Спросим. Если что узнаем, скажем. Пусть их посадят в тюрьму. В тюрьме не скроешь, за что сидишь. Если в тюрьме будет еще хоть один орк, любой, их убьют. Мы все так поступаем, даже если мстят не за нашу сестру. А если орк отомстит за чужую сестру, то братья той сестры будут пасти сестер того орка. Так принято.
Я кивнула.
Орки вернулись к себе, а старушка покачала головой:
– Ай-ай-ай, хорошую оркушку убили.
– Вы и ее знали?
– Не-ет. Я знаю на Эвересте всех, кроме студентов. Знаю на Кангу. На Танире знаю многих, но не всех. На инквизитора, говоришь, работаешь? Инквизитора я там знаю. Привет ему от бабы Лизы передавай. И вот еще что, Ширна Та напомнила: ты до Эвереста летишь или пересадку до Таниры там делаешь? Если пересадку, можешь не успеть. Видала, сколько багажа у всех? Покуда то отделение не выгрузят, нас не выпустят. А они вечно со своими узлами застревают. Поэтому перед последним поворотом надо пройти в тот салон и встать у дверей. Там ручка есть, особая. Она не для этого, но чтоб удержаться, тоже годится. От поворота до посадки всего полчаса, можно вытерпеть. Тогда выскочишь первой. В салоне тебя хаять будут, а ты внимания не обращай. Иначе на сутки застрянешь.
Ну, положим, я и на Эвересте найду чем заняться. Но лучше все-таки успеть.
Температура в салоне продолжала расти. Сейчас воздух нагрелся, по ощущениям, до сорока по Цельсию. Я давно сняла теплый плащ, орки разделись до набедренных повязок – при всей своей дикости, они отличались чрезвычайной стыдливостью в интимных вопросах. Орк ни за что не разденется догола при свидетелях. Многие люди попроще не видят греха, чтоб при нужде помочиться на стену или кустик погуще. Орки – никогда. Никто не должен знать, что ты делаешь в тех кустах. Может, вкусных гусениц ловишь.
И только старушка оставалась застегнутой на все пуговки, до подбородка.
– Да я не чувствую ни жару, ни холод, – объяснила она. – После Хилиры такое со мной приключилось. Нога отсохла да вот температуру не воспринимаю совсем. Потому и по Эвересту ходить могу долго. Пока есть не захочу. Я уже знаю: если часто ем, значит, вокруг холодно. Если жажда томит – значит, жарко. Но что сейчас – это еще не жарко для меня.
По салону потек характерный резкий запах от порядком разогретых орков. Люди разворчались.
– Ишь, ругаются, – со счастливой улыбкой заметила старушка. – А через пятьдесят лет орочья вонь у них будет вызывать ностальгию. Потому что – молодость. На Эвересте люди быстро стареют. Холодно, работа тяжелая. Так человек в восемьдесят был бы еще в силе, но не после Эвереста. После Эвереста – старик. А когда ты раньше времени состаришься, тебе все, что было в молодости, в радость.
Орки ни на кого не обращали внимания. Они сгрудились голова к голове и что-то напряженно обсуждали.
На третьем маневре ребенка в конце салона все-таки вырвало. Дышать стало окончательно нечем, даже из привилегированного отделения кто-то выглянул недовольно. Но зато младенец затих. Наверное, у него с перекорма живот болел, а тут полегчало.
Я молчала. Сомневаюсь, что у меня хоть когда-нибудь рвотная вонь вперемешку с орочьими ароматами будет вызывать ностальгию.
Старушка затейливо ругалась себе под нос. Она почем зря кляла экипаж, который калечил хороший, с ее точки зрения, корабль. Я пару раз поддакнула, старушка оживилась. В течение следующего часа я узнала много нового: как поднимать корабль с земли, в чем трудности маневров в хилирском секторе, куда идет газ, добываемый из-под ледниковых шапок Эвереста, и кому принадлежит три четверти скважин. Я почему-то и не удивилась, узнав, что этот хваткий богач – лорд Рассел. Джимми Рассел, как его называла старушка. Работала она преимущественно по его заказам, любила больше других клиентов – и за внешность, и за обходительность, и за то, что к каждому празднику присылал к ней эльфа с целой вот такущей корзиной подарков. Потом она снова переключилась на корабли. Я слушала очень даже внимательно, злорадно мечтая при случае удивить Макса своими познаниями. А то он любил похвастаться искусством. Если верить старушке, половина его маневров была чистой воды лихачеством, ненужным и рискованным, профессионал избегает подобных трюков.
