Александр Мазин - Утро Судного Дня

– Я постараюсь, – со всей серьезностью произнес Государь.

Я говорил несколько часов. С самого начала. С того дня, когда заглянул в выжженное в бронированной двери отверстие и увидел существо, возникшее ниоткуда.

Это был долгий рассказ. Я рассказывал подробно, особо останавливаясь на том, что считал более важным. Собственные выводы старался свести к минимуму. Только факты. Государь прерывал меня крайне редко. Один раз – распорядившись, чтобы нам принесли поесть, второй – когда я рассказал о нашем разговоре с дядей Колей, случившемся в позапрошлом июле. Когда тайный советник сказал мне: «Государя здесь представляю я». Рассказывая об этом эпизоде, я попросил Государя снисходительно отнестись к словам начальника Управления по связям и не использовать сказанное мной во вред его карьере.

– Не беспокойся, Артём, – ответил Государь. – Я уже освободил его от обязанностей руководителя Управления. Он прекрасно справлялся со своей работой в спокойные времена. Сейчас это ему не под силу. Кроме того, я объединил все структуры, которые занимаются «ифритом» и взаимодействуют с Международным координационным Центром по исследованию «ифрита», в единую систему и попросил твоего деда ее возглавить. Он согласился.

Теперь мне стало понятно, почему дед теперь обитает здесь, во дворце, а не в своем уютном доме. И почему меня встречал дядя Коля. Дед снова взял его к себе.

Впрочем, это было не важно.

Я продолжил свой рассказ. Когда я дошел до моего путешествия в прошлое, Государь прервал меня в третий раз.

– Ты уверен, что это было на самом деле? – спросил он.

Я кивнул.

– Продолжай, – разрешил Государь, и я продолжил.

Кое о чем я умолчал. О том, что, по-моему, касалось только меня и Даши.

И о том, кто помог мне бежать с базы «Аладдина». Не то чтобы я не доверял Госудрю… Но я слишком хорошо знал технические возможности моих бывших коллег. И помнил, как мой аладдиновский браслет-коммуникатор игнорировал самые продвинутые русские «глушилки». Вот почему я умолчал об Ирландце и Хокусае. Я сказал, что бежал сам. Повинуясь некоему мистическому импульсу. Зато причину появления «открытого коридора» скрывать не стал. И разговор специального координатора Лю и доктора Сяня передал полностью. Заодно упомянув о своем чудесном умении понимать чужие языки.

Китайские происки Императора не удивили. Надо полагать, его удивило бы их отсутствие. А вот то, что я стал универсальным полиглотом, его заинтересовало. Он даже устроил мне маленькую проверку. Вызвал одного из своих лейб-гвардейцев, хакаса по происхождению, и попросил меня поговорить с ним на его языке. Как и раньше, мой дар заработал не сразу. Сначала я выслушал довольно длинный монолог по-хакасски, а потом – старинную воинскую песню, примерно на середине которой и «включился» мой переводчик.

Государь ушел, когда за окнами уже светало. «До завтра, Артём», – сказал он на прощание. «До завтра, Ваше Величество», – ответил я.

Но завтрашняя встреча не состоялась. В мире произошли события, которые оказались важнее нашей встречи.

Об этом я узнал позже. А тогда принял сообщение о том, что Государь занят и не может дать мне аудиенцию, совершенно спокойно. И решил использовать это время, чтобы дать себе маленькую передышку. Выспаться, побыть в кругу семьи…

Глава двадцать первая

Вечер в кругу семьи

Они сидели втроем в дедовых палатах и мирно беседовали. Вернее, беседовали дед с внуком, а Даша тихонько сидела на диванчике, поджав ноги. Она так и не привыкла к современной мебели.

– Чудесно поет твоя жена, – сказал дед. – Надо ее записать и пустить по гало. Это будет фурор. Поверь мне. Я в этом разбираюсь.

– Ты во всем разбираешься, дед, – с легким раздражением произнес Артём. – Мне не нравится эта идея.

Даша смотрела на них с удовольствием. Они оба были настоящие, дед и внук. Такие разные внешне – и такие похожие внутри. И оба светились.

Даша переменила позу, потянулась, вытянула ногу, растопырила пальчики…

Дед и внук посмотрели на нее одинаковыми взглядами. В этих взглядах было мужское желание и восхищение… У деда – больше желания. У внука – восхищения. Но от его взгляда у Даши сладко заныло внизу живота.

– Что такое – гало? – спросила Даша.

Дед успел первым. Он всегда успевал первым, если это касалось разговора.

– Гало – это великая сила, повелевающая желаниями и чувствами людей! – с пафосом произнес он. Но глаза его при этом косили на Дашину голую ножку. – Ты говоришь с миллионами. И они отвечают тебе, если ты умеешь их слышать.

– А я умею? – спросила Даша.

– Научишься!

– Дед, не дури ей голову! – вмешался Артём. – Гало – это просто объемная картинка, размноженная на много-много экранов. С технической точки зрения…

– Ага! С технической стороны флейта – это палка с дырками! – перебил его дед. – Ты слышал, как Даша играет на флейте?

– Слышал. Замечательно играет. Ну и что? Она взяла ее в руки три дня назад. Да ее никто слушать не будет! А профессионалы просто зашугают. Это же клан, дед! Туда не пускают чужих!

– Я им зашугаю! – Грива-самый-старший грозно нахмурил брови. – Да как только они узнают, что это моя невестка, они ее в елее утопят!

– Этого еще не хватало! Дед! Зачем это нам? Мне и ей?

– Дурак! – сказал действительный тайный советник. – Ты не знаешь, что такое слава. А я знаю. Если она станет великой певицей, а она ею станет, ты уж мне поверь, ее твои аладдиновские дружки пальцем тронуть не посмеют. Да их народ на части порвет.

– Господи! – пробормотал Грива. – Почти премьер-министр – и романтический идеалист.

– Ты у нас реалист! – рявкнул дед. – Знаешь, что Государь про тебя сказал?

– Ну? – Грива даже привстал.

– Он сказал: «У твоего внука, Андрей Алексеич, глаза святого и руки убийцы. Я думаю: уж не карающая ли Десница Господа явилась к нам в облике твоего внука?»

Дед фыркнул.

– Уж не знаю, что ты там наплел… Виноват, наговорил Государю, но уж точно не о законах физики вы беседовали.

– Почему ты мне раньше это не сказал о словах Государя? – воскликнул Артём.

– Потому! – Грива-самый-старший нахмурил брови. – Вот что, «карающая десница», завтра я вызову сюда съемочную бригаду с первого канала. И Даша споет. И завтра же ее покажут по росгало. В новостях. В самое лучшее время. И я тебе чем угодно клянусь: наш народ ее примет! Да он в нее влюбится с первого взгляда. Дашенька, ты согласна?

Даша посмотрела на Артёма.

Тот молчал. И не подал ей никакого знака: предоставил решать самой.

Артём чувствовал: дед прав. Даша действительно произведет фурор. Но Артёму было страшно. Ему казалось: сейчас не время для всего этого. Сейчас, когда планета – на грани мировой войны. А народ… Чихать хотел Червь-Дракон, господин Ю на мнение народа. Даже своего собственного, не то что – мировой общественности.

«Он чего-то боится, – подумала Даша. – Но не знает – чего… или – кого?»

Даша перевела взгляд с Артёма на деда. Глаза деда горели. Он больше не испытывал желания, глядя на Дашу. Он был уже в «завтра». Он был – как юный охотник, чье копье сейчас воткнется в полосатый бок зебры. Он – весь в этом броске, в этом копье. Зебра еще бежит, но для охотника она уже мертва. Она уже с гордостью брошена к ногам женщин…

– Я согласна, – сказала Даша.

Глава двадцать вторая

«Те, кого завтра сметут…»

– Мне нужна не просто хорошая песня, а очень хорошая песня… – вещал дед. – Конечно, новая, зачем нам чужие объедки?.. Слушай, ты министр – или кто?.. Ну так распорядись!.. Через три часа!.. Да потому что в четыре у меня – запись… Что значит, не успеет? Мой исполнитель – успеет… Это мои проблемы. А твои – чтоб песня была. Ты меня понял, Василий? Найди, отними, любые поощрения! Кормим, понимаешь, целую свору дармоедов! А когда нужна одна-единственная песня… Даже слушать не хочу! Это у вас так не делается, а у нас – делается! Всё, Василий. Срок я назвал. Чтоб была. Ты меня знаешь!

Дед отключился, почесал за ухом, там, где был вживлен микрофон.

– Министр культуры, – сказал он. – Дурак полный. Но – исполнительный. Как раз такой, какой и нужен, чтобы управлять культурной шатией.

– Управлять? – Я скептически поднял бровь. – Разве творчеством можно управлять?

– Нельзя, – неожиданно легко согласился дед. – Но можно создавать видимость. Однако песню он нам найдет. Он сам – из музыкантов. Плохонький, но – с чутьем. Это, кстати, и есть управление творчеством, Тёмка. Маленьких, но не амбициозных – в администрацию. Чтобы холили и лелеяли больших.

– «А судьи – кто?» – осведомился я.

– А судья у нас один, – строго сказал дед, поднимая палец.

Я подумал, что он скажет: «Государь». Но дед сказал:

– …Народ! Народ рассудит!

Я засмеялся:

– Уже рассудил. «Хлеба и зрелищ!»

– Что б ты понимал, – буркнул дед. – Оценки твои: трояк – по музыке, трояк – по стихосложению… Камергер, называется!