Кассандра Клэр - Город падших ангелов
Алек ощутил тошноту.
— Но она не может навредить ему. Метка Каина…
— Она найдет другой способ, — сказала Камилла. — Она Лилит, мать колдунов. Она давно живет на свете, Александр.
Алек поднялся на ноги.
— Тогда мне лучше выяснить, что она делает.
Цепи Камиллы зазвенели, когда она попыталась встать на колени. — Подожди… но ты обещал, что освободишь меня.
Алек повернулся и посмотрел на нее.
— Я не обещал этого. Я сказал, что позволю Конклаву забрать тебя.
— Но если ты оставишь меня здесь, ничто не помешает Лилит первой добраться до меня.
Она откинула свои спутанные волосы назад; на ее лице была написана усталость и стресс.
— Александр, пожалуйста. Я умоляю тебя…
— Кто такой Уилл? — спросил Алек. Слова вырвались резко и неожиданно, к его ужасу.
— Уилл? — на секунду ее лицо было пустым; затем оно изобразило понимание, а затем веселье. — Ты слышал мой разговор с Магнусом.
— Часть его, — Алек осторожно выдохнул. — Уилл мертв, не так ли? Я имею в виду, Магнус сказал, что это было давно, и что он знал его…
— Я знаю, что беспокоит тебя, маленький сумеречный охотник, — голос Камиллы стал мягким и мелодичным. За ней, сквозь окна, Алек видел далекое мерцание огней самолета, летящего над городом. — Сначала ты был счастлив. Ты думал о мгновении, а не о будущем. Теперь ты понял. Ты постареешь и однажды умрешь. А Магнус нет. Он будет жить дальше. Вы не постареете вместе. Вместо этого, вы отдалитесь друг от друга.
Алек подумал о людях в том самолете, высоко в холодном воздухе, глядящих на город, как на поле сверкающих бриллиантов далеко внизу. Конечно, он никогда не летал в самолете. Он мог только догадываться, каково это: одиноко, отстраненно, отдельно от мира.
— Ты не можешь знать этого, — сказал он. — Что мы отдалимся.
Она с жалостью улыбнулась.
— Сейчас ты красив, — сказала она. — Но будешь ли ты таким через двадцать лет? Через сорок? Пятьдесят? Будет ли он любить твои голубые глаза, когда они поблекнут, твою нежную кожу, когда годы оставят в ней морщины? Твои руки, когда они сморщатся и ослабеют, твои волосы, когда они поседеют…
— Заткнись, — Алек услышал, как надломился его голос, и смутился. — Просто заткнись. Я не хочу этого слышать.
— Это не обязательно случится. — Камилла наклонилась к нему, ее зеленые глаза светились. — Что если я скажу тебе, что тебе не обязательно стареть? Не обязательно умирать?
Алек ощутил волну гнева.
— Я не заинтересован в том, чтобы становиться вампиром. Даже не пытайся предлагать мне это. Даже если единственной альтернативой будет смерть, ответ все равно нет.
На миг ее лицо скривилось. Спустя мгновение оно вернулось в норму, когда она снова обрела контроль над собой; она слабо улыбнулась и сказала:
— Это не было моим предложением. Что если я скажу тебе, что есть другой способ? Другой вариант для вас двоих быть вместе вечно?
Алек сглотнул. Его рот был сухим, как бумага.
— Рассказывай, — сказал он.
Камилла подняла руки. Ее цепи зазвенели.
— Разрежь их.
— Нет. Сначала расскажи.
Она покачала головой.
— Я не сделаю этого, — ее лицо было твердым, как мрамор, как и голос. — Ты сказал, что мне нечем торговаться. Но у меня есть кое-что. И я не отдам это просто так.
Алек засомневался. В голове он слышал мягкий голос Магнуса. «Она мастерица скрытых мотивов и манипуляции. Она всегда ей была».
Но Магнус, так и не сказал мне, не предупредил, что будет вот так, что однажды я проснусь и пойму, что иду куда-то, куда он не сможет пойти со мной. Что мы по существу разные. Не существует «пока смерть не разлучит нас» для тех, кто не умирает.
Он сделал шаг к Камилле, затем еще один. Подняв правую руку, он взмахнул ангельским клинком так сильно, как только мог. Он прорезал метал ее цепей; ее запястья отделились, все еще в наручниках, но свободные. Она подняла руки, ее лицо выражало злорадство, триумф.
— Алек — произнесла Изабель у дверей; Алек повернулся и увидел ее, стоящую там с кнутом в руке. Он был запачкан кровью, как и ее руки, и шелковое платье. — Что ты здесь делаешь?
— Ничего. Я… — Алек ощутил волну стыда и ужаса; почти не думая, он шагнул к Камилле, словно мог скрыть ее от глаз своей сестры.
— Они все мертвы, — сказала Изабель печально. — Сектанты. Мы всех убили. Теперь пойдем. Нам нужно найти Саймона, — она прищурилась в сторону Алека. — Ты в порядке? Ты выглядишь очень бледным.
— Я освободил ее, — выпалил Алек. — Мне не следовало. Просто…
— Кого освободил? — Изабель шагнула в комнату. Свет городских огней отразился от ее платья, заставляя ее сиять, как приведение. — Алек, о чем ты бормочешь?
Ее выражение было пустым, озадаченным. Алек повернулся, проследовав за ее взглядом, и увидел… ничего. Труба все еще была там, цепь лежала рядом, только пыль на полу слегка смазана. Но Камилла пропала.
У Клэри едва хватило времени вскинуть руки, прежде чем цербер налетел на нее, как пушечное ядро из мышц, костей и жаркого, разящего дыхания. Она стала падать — вспомнив, как Джейс учил ее, как правильно упасть, как защитить себя, — но советы вылетели из ее головы, когда она приземлилась на локти, и вспышка боли пронзила ее от рвущейся кожи. Секунду спустя цербер был на ней, его лапы опустились на ее грудь, его скрюченный хвост мотался из стороны в сторону в гротескной имитации махания. Кончик его хвоста был украшен острыми шипами, как средневековая булава, а сам он издавал низкое и громкое рычание, от которого вибрировали даже ее кости.
— Держи ее там! Разорви ее глотку, если она попытается сбежать! — рявкнула Лилит, когда второй цербер прыгнул на Джейса; он боролся с ним, переворачиваясь снова и снова, вихрь зубов, рук, ног и опасного бьющего хвоста. Клэри с болью повернула голову на другую сторону и увидела Лилит, устремившуюся к стеклянному гробу и Саймону, все еще лежащему возле него. Внутри гроба плавал Себастьян, неподвижный, как утопленник; молочный цвет воды стал темным, возможно, от его крови.
Пес, прижавший ее к земле, зарычал над ее ухом. От этого звука ее охватил приступ страха — и, вместе с ним, ярости. Ярости по отношению к Лилит и к себе. Она была сумеречным охотником. Одно дело быть побежденной демоном-ревенером, когда она не слышала даже о нефилимах, но теперь у нее были тренировки. Она должна быть способна на большее.
Все может быть оружием. Так сказал ей Джейс в парке. Вес цербера был сокрушающим; она охнула и подняла руку к шее, будто пытаясь вдохнуть. Он лаял и рычал, оскалив зубы; ее пальцы сомкнулись на цепочке с кольцом Моргенштернов на ее шее. Она сильно дернула, и цепь порвалась; она махнула ей в морду псу, сильно ударяя цепью по его глазам. Цербер отскочил назад, завывая от боли, а Клэри перевернулась на бок, вскакивая на колени. С окровавленными глазами, пес напрягся, готовясь к прыжку. Цепь выпала из руки Клэри, кольцо укатилось; она попыталась поднять цепь, когда пес прыгнул…
Сияющее лезвие пронзило ночь, пролетая в дюймах от лица Клэри и отделяя голову пса от тела. Пес взвыл в последний раз и исчез, оставляя позади неровную метку на земле и запах демона, повисший в воздухе.
Руки опустились и нежно подняли Клэри на ноги. Это был Джейс. Он просунул горящий ангельский клинок за ремень и держал ее обеими руками, глядя на нее странным взглядом. Она не смогла бы описать его или даже нарисовать — надежда, шок, любовь, тоска и гнев смешанные вместе в этом его выражении. Его рубашка была порвана в нескольких местах и пропитана кровью; его пиджак пропал, его светлые волосы были заляпаны потом и кровью. Секунду они просто смотрели друг на друга, его хватка на ее руках была даже болезненной. Затем они оба одновременно заговорили.
— Ты… — начала она.
— Клэри, — все еще держа ее за руки, он отодвинул ее от себя, из круга, на дорожку, ведущую к лифтам. — Иди, — сказал он резко. — Убирайся отсюда, Клэри.
— Джейс…
Он с трудом вдохнул.
— Пожалуйста, — сказал он, а затем отпустил ее, выхватывая из-за ремня ангельский клинок и поворачиваясь назад, к кругу.
— Поднимайся, — прорычала Лилит. — Поднимайся.
Рука трясла Саймона за плечо, посылая волны агонии в его голову. Он плавал в темноте; теперь же он открыл глаза и увидел ночное небо, звезды и белое лицо Лилит, нависающее над ним. Ее глаза пропали, а вместо них появились черные скользящие змеи. Шока от увиденного было достаточно, чтобы Саймон подскочил на ноги.
В ту же секунду, как он встал, его стошнило, и он чуть снова не упал на колени. Закрывая глаза, чтобы не тошнило, он услышал, как Лилит прорычала его имя, а затем ее рука была на его руке и потащила вперед. Он позволил ей сделать это. Его рот был полон тошнотворного, горького привкуса крови Себастьяна; она также распространялась по его венам, делая его слабым, больным и заставляя дрожать до глубины костей. Его голова словно весила тысячу фунтов, а головокружение то наступало, то отступало волнами.
