Андрей Буторин - Мутант

Ну, а конечная цель была теперь определенной и ясной: город Великий Устюг, Успенский собор. Вспомнилась вдруг слышанная когда-то песня: «Здравствуй, мама, возвратились мы не все…» «Хотя почему не все? – подумал Глеб. – Один возвращальщик уже у нее. А я – вот он; прошу если уж и не любить, то жаловать».

К дороге он так и не вышел. Совсем чуть-чуть не дошел, но – не судьба, видимо. Сверху раздался вдруг шум, словно сильный порыв ветра пронесся по макушкам елей. Собственно, так мутант и подумал, потому и не стал задирать голову. Видать, последние события взбудоражили психику, расслабили внимание, притупили чувство опасности, вот и… Сильный толчок в спину, треск рвущейся ткани, а уже в следующее мгновение Глеб осознал, что летит.

Ели стремительно ушли вниз и сделались маленькими, словно игрушечными. Игрушечным стал и пожар – так, костерок на полянке. Наверное, полюбоваться всем этим было бы очень любопытно, но сейчас мутанту было совсем не до этого. Умение летать уж точно не входило в число его способностей, в этом он был уверен. Как и в том, что нечто подцепило его сзади, прорвав ткань куртки и рубашки – теперь спереди одежда впилась в его грудь под тяжестью тела. Дышать стало трудно, но, в принципе, терпимо. Оставалось понять, что же это за «нечто» такое, сумевшее схватить его, словно котенка за шкирку?

Стоит сразу сказать, что описанное выше не являлось истинными, «дословными» мыслями Глеба. Да, в сухом остатке его впечатления и размышления выглядели, в общем-то, так. Как говорится, конспективно. На самом же деле мутант в первую очередь испытал дикий, первобытный страх. Летать ему и в самом деле до этого не приходилось, поэтому сейчас он, забыв о стыде, чувстве собственного достоинства, мужской гордости и прочих «обязательных мужских качествах», готов был завизжать, как девчонка. Не сделал же он этого исключительно потому, что ужас сковал горло и свел челюсти. Ну и, как уже говорилось, впившиеся в грудь рубашка и куртка затруднили дыхание. И, заметьте, это еще до того, как Глеб узнал причину своего «вознесения»!

А вот когда он поднял голову… В общем, все то, что говорилось выше о диком страхе и ужасе, охватившем мутанта, о скованном горле и прочей ерунде, – все это можно перечеркнуть и забыть. Потому что самое настоящее, самое что ни на есть живое воплощение ужаса было сейчас рядом с Глебом. Даже не просто рядом – оно держало его в своих когтях. И это не фигура речи, не образное выражение, это сущая правда, буквальная констатация факта. Мутанта несла в когтях такая же «птичка», что напала на плот беглецов возле села Ильинское.

Можно быть смелым, переплывая бурную реку, если умеешь плавать. Можно быть смелым, отбиваясь от напавших подонков, если умеешь драться. Можно быть смелым, даже идя в штыковую атаку на хорошо вооруженного врага, если уверен, что погибнешь за правое дело. Куда труднее быть смелым, вися между небом и землей в когтях у кошмарного чудища, когда вариантов развития дальнейших событий всего только два: разбиться, упав с большой высоты, или быть съеденным заживо – во время или после полета, не суть. Плюс никакой моральной поддержки; правое дело – у несущего тебя монстра: набить себе брюхо. Тобою. И веди ты себя хоть как настоящий мужчина (кстати, интересно, как это будет выглядеть в данном случае – может, с выпученными глазами выть «Интернационал»?…), хоть как истеричная баба, аппетит ты этим зверюге не испортишь.

Покрытая светлой чешуей «лебединая» шея «птички» выгнулась вниз, и на Глеба уставился блеснувший желтым фосфором глаз. Огромный, пустой, равнодушный. Чуть сузился вертикальный зрачок – навелся фокус. Мутант зажмурился: все… Но прошла секунда, другая – а может, уже минута, две или десять; время изменило свой бег – и ничего не происходило.

Глеб осторожно раскрыл глаза. Он по-прежнему летел. «Птичка» больше им не интересовалась. К мутанту вернулась какая-никакая способность мыслить: «Наверное, тварь сытая. Несет меня к себе в гнездо, чтобы съесть позже. Или чтобы птенцов накормить…»

Он нашел в себе силы посмотреть вниз. Там проплывала ниточка дороги с разбросанными там и сям крохотными коробочками избушек. В стороне справа поблескивала лента реки. Чуть впереди, на левом ее берегу, виднелась россыпь какого-то мусора. Большая такая россыпь, расчерченная вдоль и поперек тонкими линиями. «Да это же Устюг! – дошло до Глеба. – Дернуло же меня к тебе возвращаться! Ну ничего, больше уже не вернусь. Грызите там себе глотки и дальше, мою еще скорее перегрызут».

Разрушенный город приближался. «Неужели у этой твари гнездо там? – мелькнула новая мысль. – Неужели все-таки придется вернуться? Как в насмешку… Обидно. Хотя какая разница?»

Но нет, «птичка» стала забирать влево. Странно, но это почему-то раздосадовало мутанта. Ведь только что сожалел, что чудище летит в Устюг, а вот теперь… Будто подсознательно все же рассчитывал, что крылатая тварь «довезет» его до нужного места, раскланяется и отвалит. А теперь вот и этой надежде приходит конец.

И эта неожиданная, глупейшая в его положении досада заставила Глеба начать соображать. В первую очередь он вспомнил об автомате, даже зарычал от злости на свою забывчивость. Попытался снять с плеча ремень – не получилось; видимо, оружие застряло между когтями твари. Дернул сильнее, ремень чуть подался. Дернул еще… «Птичка» снова выгнула шею и зашипела, показав из зубастой пасти раздвоенный язык. Неожиданно это не только не испугало, но наоборот завело мутанта. «Не нравится? – злорадно подумал он. – Вот и хорошо. Буду тебя доставать, гадина. Может, хоть разозлишься да быстрее меня слопаешь? Надоело уже играть в летающий пирожок». И он стал дергать автоматный ремень с такой силой, на какую был только способен. «Птичка» стала шипеть не переставая. Затрещала ткань куртки. «О! Так даже лучше! Упаду, разобьюсь, а там пусть хоть сама ест, хоть детишкам по кусочкам носит – мне будет уже по хрен».

– Чтоб ты подавилась, сука крылатая! – яростно завопил Глеб, как-то совершенно уже немыслимо вывернулся, дотянулся до автоматной ручки и нажал на спусковой крючок.

«Та-та-та!» – пролаял автомат и умолк.

– Что? И здесь только три патрона?! – истерически захохотал мутант.

Впрочем, истерить ему довелось недолго. Крылатая тварь издала скрежещущий визг и стала стремительно падать, заливая Глеба липкой, горячей, отвратительно пахнущей кровью.

Намокшая куртка выскользнула из когтей. Мутант был снова свободен. Теперь уже до конца жизни. «Жаль лишь, – успел подумать он, – что этой жизни осталось от силы пара секунд».

Стукнуло его сильно, сразу перехватило дыхание. Но падение не закончилось – ни темнотой небытия, ни как таковое, в принципе. Глеб продолжал лететь, но как-то медленно, вязко, цараписто… Полет прекратился, но на самого мутанта что-то, шурша, продолжало падать. Что-то колючее, дурманяще пахнущее… Глеб попробовал встать, пошатнулся, упал в это дурманящее и колючее, но в то же время безопасное, мягкое. Засвербило в носу. Мутант оглушительно чихнул. Еще и еще раз. Встал на колени, помотал головой. И только теперь догадался открыть глаза, которые он, оказывается, зажмурил, как только начал падать.