Этот длинный, длинный день - Юрий Витальевич Яньшин
— Что-то я не пойму, — оборвал его рассказ Афанасьев, — рассказывая все это, вы светитесь, как надраенный самовар. С чем это связано?
— Все просто. Я подсунул ему старый мобилизационный план. По внутреннему секретному регламенту, мы обновляем свои планы каждые пять лет.
— А склады?
— Склады тоже не остаются на месте. Их мы тоже периодически перебазируем и обновляем номенклатуру содержимого. Поэтому там были указаны склады, либо уже передислоцированные, либо готовящиеся к этому.
— Гмм… Не слишком ли расточительно?! — усомнился Афанасьев, который и раньше-то не слишком позволял себе вникать в работу тыловых служб.
— Никак нет, — бодро ответил тот. — Во-первых, перемещением запасов, мы не даем застояться складируемой технике и сбиваем с толку соглядатаев противной стороны, а во-вторых, количество и номенклатура хранимого постоянно повышаются, и, разумеется, что-то устаревает, хоть и вполне еще годно к применению. В таком случае, если эта техника или продукция пригодны к применению, то мы ею делимся со структурами Госрезерва.
— И как вы водили шпиона по объектам? По пустым складам? Кем его представляли? — опять поинтересовался Николай Павлович.
— Да никем не представлял. Говорил, что просто это со мной. Одет он был в общеармейскую форму. А при мне никто его документов не осмеливался спрашивать. У нас ведь как?! Даже если склад и пустой, охрана, все равно, должна присутствовать. Один раз я ему только показал склад, готовый уже к передислокации. Нарочно поводил его по подземному хранилищу и то далеко не стали проходить. Он фонариком посветил, убедился, что там всего навалено, как на Сорочинской ярмарке и успокоился. Во всех остальных случаях мы ограничивались посещением административных зданий, находящихся на поверхности. Один на один, я его с представителями охраны не оставлял, чтобы они чего лишнего не сболтнули. Да и он, честно говоря, за две недели, что я таскал его за собой, порядком уморился. Поэтому и сам не лез с лишними расспросами.
— Этого человека вы тоже сможете описать?
— Да.
— Что-нибудь еще хотите добавить? — спросил Рудов бесстрастным голосом судьи и прокурора в одном лице.
— Только то, что у меня с резидентом — Вениамином состоялись еще две встречи.
— Где?! — быстро спросил Тучков.
— Обе встречи проходили у него в машине. Я по условиям должен был ждать его на улице. Он ко мне и подъезжал оба раза. Скажу сразу — номера были заляпаны грязью. Машина старенькая — «Шкода-Октавия» белого цвета. В машине всегда был только он сам. Поблагодарил меня за проявленное терпение и понимание. Взял с меня расписку в получение за оказанные мной услуги в размере 20-ти миллионов рублей. Как он объяснил, деньги по расписке отдавать не надо, мол это вроде страховки на будущее. А также взял с меня письменное согласие на сотрудничество с Найхё.[166] Вторая встреча была в прошлом году. Он попросил меня сделать аналитическую справку о состоянии тылового обеспечения в НОАК.[167] Я отдал распоряжение своим людям, и они подготовили доклад на основании открытых источников информации.
— А деньги-то хоть дал за опус? — опять вылез вперед главный танкист.
— Нет, не дал, — сказал, что вся сумма предполагаемого гонорара пошла на закрытие уголовного дела против сына.
— И что, правда, закрыли дело? — удивился Верховный.
— Правда. Не сразу, но закрыли.
— И где же он теперь?
— В деревню отправил, к матери моей. Она уже старенькая, сама плохо управляется, но руководить способна, как говорится.
— И как же он там три года, после столицы-то, с её развлечениями?
— Да вроде ничего. Справляется. Работает даже в механической мастерской. Местные, правда, поучили его пару раз, за барские замашки, он и попритих. Привыкает. Вроде, как уже и нравиться стало.
— Тэк-с, тэк-с, — пробарабанил пальцами по столу Афанасьев, — что же нам с вами делать-то штабс-капитан, вы наш, Рыбников?[168]
Булдаков стоял молча, вытянувшись «во фрунт». В его скованном напряжении чувствовалась готовность принять для себя любой исход, предусматривающий даже самоликвидацию. Тучков оторвался от своего блокнота и как-то по-мальчишески почесал авторучкой за ухом. Все взгляды присутствующих обратились именно в его сторону, потому что сейчас, все зависело от его слов. И это все понимали, включая его самого. Он не стал разыгрывать театральную паузу, а потому сразу перешел к делу:
— Все мы внимательно выслушали откровения генерала Булдакова. Мотивы его поведения весьма понятны. Плохо, конечно, что он решил нам поведать об этом только сейчас — спустя три года. За три года, шпионская сеть наверняка сумела раскинуть свои щупальца еще дальше. Но тут, конечно, и мы сами виноваты. Уже давненько по столице циркулируют слухи о шайке грязных дельцов — Самуся и Плотника. Мы, разумеется, вели за ними некоторое наблюдение, но, как видите, не углядели, что не делает нам чести. Придется в спешке наверстывать упущенное время и разматывать их по полной программе. Это уже не мошенничество с использованием служебного положения, это уже — измена Родине. Хотя я и не исключаю того, что их трогать не будут, если посчитают целесообразным использовать их в контригре.
В зале загудели, возмущенные голоса, недовольные тем, что шпионы могут избежать законного наказания. Опять загудел неугомонный танкист Бибиков:
— Да устроить им самим ДТП! И все взятки — гладки.
— Ага. Сунуть случайно их автомобили под гусеницы ваших танков, — раздался чей-то смешок.
— А че?! — осклабился Сергей Владимирович. — Зато уже никакой жестянщик ничего не исправит, да и патологоанатом тоже. Что тут поделать, если кишки на асфальте в радиусе двухсот метров?!
— Ладно! — постучал ручкой по столу Афанасьев, унимая разошедшуюся публику. — Это все вопросы не сегодняшнего времени. Вы, Николай Палыч, мамку за сиськи не тяните! Мы хотим от вас услышать конкретных предложений по фигуранту нашего
