Предначертанные - Анастасия Пименова
Как я понял, кто он? По одной фразе, которую знают немногие отступники, используя её в крайних случаях.
– … понимаю тебя, Гидеон, понимаю, как ты думаешь… Неважно, насколько нам хорошо внутри, всё равно захочется выйти наружу. Так ты думаешь, да? Поэтому и присоединился к ним?
Вот, что он тогда сказал.
Неважно, насколько нам хорошо внутри, всё равно захочется выйти наружу.
В тот момент я никак не изменился в лице, как и он. Но впервые оценил его ни как какого-то направляющего, который даже не знает, что творится за стенами. Нет… Тогда я увидел совершенно иного человека. Того, кого должен был сразу узнать, лишь по взгляду, потому что глаза всегда выдают, насколько бы человек хорошо не играл.
Рэм оказался лучшим актером, которого мне доводилось встречать в жизни.
Та фраза многое значит для таких, как я. Смысл в том, что сколько бы человек не находился в секторе, он хотя бы раз задумывался о жизни за его пределами. Только не все согласились бы покинуть его, какой бы интерес не испытывали. Те, кто рискнул сейчас считаются опасными для общества.
Уже позже, не знаю как, но ему удалось передать мне сообщение, когда я был в медицинском отсеке.
Там было сказано, что он вытащит всех нас по возможности, только мне предстоит отвлечь Алексу в этот день в это время и выбираться из камеры придётся самостоятельно.
Самое сложное в данном случае было определить время, поэтому пришлось ещё раз напасть на одного из стражей, ведь только на его браслете время видно даже при блокировке.
Сейчас остается более легкая часть – играть.
– … я заговорилась. Кажется, мы поменялись ролями, и должен говорить ты, а не я.
– Конечно.
– Что ты хочешь знать?
– Так легко? – после моего молчания она ответила. – Всё. Но для начала начнем с малого. Где находится лагерь отступников, в котором ты находился? К сожалению, эта информация даже Сабрине неизвестна.
– Между… – я загнул по очереди четыре пальца, – четырьмя секторами.
– Ты знаешь, что мисс Рэдинс также плохо шутит? Видимо, ты её научил. Кто является руководителем?
– Почему ты думаешь, что это не я?
– Дорогой сын, ты же знаешь, что я хороша в политике и управлении. Ты думаешь, что я поверю в это? Твои действия и их последствия были бы слишком импульсивны, а тут… совершенно другой подход. Тем более, ты очень юн. Так кто?
– Я расскажу тебе историю, – Алекса закатила глаза, а я встал с места, и Бэн сразу же потянулся за оружием, но Алекса остановила его. – Однажды, одной девочке, которой не повезло родиться незадолго до всех войн и которой пришлось пережить потерю всех близких, пришла идея в голову вести собственный дневник, куда она могла бы писать все свои переживания и страхи, – я начал ходить по камере, наблюдая за реакцией Бэна. – Этот дневник был её единственным другом и тем, чего она не могла лишиться.
– К чему это всё Гидеон? – перебила Алекса. – Ты думаешь, что сможешь продлить жизнь отца Кьяры на пятнадцать минут? Не думаешь, что это не имеет никакого смысла?
– Дослушай. Уверен, конец тебя удивит, – она выдохнула, но ничего не сказала. – Со временем дневник закончился, но это уже вошло в привычку, и она завела новый. Так продолжалось до самой её смерти. Все свои страхи, переживания, которые она испытывала во время войны – она записывала туда. В один из таких моментов ей пришла идея в голову… – я остановился, и Бэн положил руку на пистолет, но не вытащил его. – Если бы люди жили по определенной программе, как в игре, в которую она играла, когда была маленькой, то никаких войн не было бы. Люди были живы, как и её близкие. Но одной мысли недостаточно, нужно стремление. Ведь так?
– Зачем ты рассказываешь историю, как появилась программа? Я её знаю.
– Слушай, – я продолжил ходить туда-сюда. – За всё время она завела множество знакомых, потому что жизнь часто подкидывала ей сюрпризы. Девочка, которая уже стала девушкой, стала понимать, что такую программу невозможно изобрести, которая могла бы считывать будущее. Ни одна наука не помогла в этом, как и сверхъявственное, ведь она обращалась ко многим. Все только отрицательно качали головой. Знаешь, что было дальше? – Алекса промолчала, но её взгляд изменился, став предостерегающим. – Конечно, знаешь. Девушке пришла мысль обмануть систему, якобы изобрести то, что должно предсказывать будущее, а по факту… за будущее одного человека отвечал бы другой. Она, проведя эксперимент, который оказался успешным и те правители, которые на тот момент остались в живых, поддержали её. Правда, ей самой не удалось наблюдать за моментом, когда всё стало меняться, как появились сектора, как людей стали одевать в цвета, распределяя по работе, как люди стали жить не своей жизнью, веря, что так оно и должно быть. Она умерла, но дневники… дневники, о которых все как-то позабыли, сохранились.
Посмотрев на Бэна, я понял, что он в курсе. Как я и думал, он верная шавка Алексы.
– О дневниках вспомнили, но уже через два десятка лет, когда стали появляться первые отступники, которые стали догадываться или хотя бы сомневаться. Тогда-то правление решило позаботиться об уничтожении лишней информации. Убило несколько тысяч человек, которые могли проболтаться, устранили какую-либо информацию со всех носителей, включая даже имя этой девушки. Но кое-что осталось… Её дневники, которые за столько лет оказались разбросаны по совершенно разным местам. При чем только в нескольких из них говорится о программе. Представляешь? – Алекса не шелохнулась, но всё её тело напряженно. – Это тоже самое, что искать иголку в стоге сена. Так же раньше говорили?
Рэм и Кьяра должны уже быть на подходе к отцу.
– Два дневника за три десятка лет нашли и уничтожили, но осталось ещё два. Чтобы у отступников не было ни единого шанса что-либо доказать. Знаешь, – я остановился напротив неё в трех шагах, – я всё размышлял, когда узнал, что тебе нужен чип, который может взломать любую систему. Зачем же он тебе? В секторах работает такое количество людей, которые совместными усилиями могут создать что-то получше, чем старый чип. Но всё-таки решил перехватить то, что тебе так было нужно, – это было в момент, когда я впервые встретился с Кьярой. – Ты не получила чип, но что-то мне не давало покоя. В тех катакомбах было множество бумаг, на которые я тогда не обратил никакого внимания,
