Дэвид Дрейк - Прорыв
Неожиданные вспышки выстрелов из плазменных орудий расцвечивали ночь с такой интенсивностью, что перед глазами еще долго продолжали мерцать голубые пятна. Чуть реже внизу возникали пятна послесвечения. Еще реже в точке попадания возникали вторичные взрывы, белые, оранжевые или пузырчато-красные. Но звук даже самых сильных взрывов достигал ушей Ковача как замедленный и приглушенный рокот, еле слышимый за шумом воздушного потока.
Ему казалось, что они падают строго вертикально.
— Топ, ты направляешь куда-нибудь? — спросил Ковач, когда на высотомере четырехзначные числа сменились продолжающими быстро убывать трехзначными.
— Вы с ума сошли? — поинтересовалась Сенкевич прежде, чем Бредли успел ответить. — У нас хватает забот с тем, чтобы не дать проволокам перепутаться. — После паузы она виновато добавила. — Сэр.
— Да, конечно, — смущенно сказал Ковач. Уж кто-кто, а он должен был помнить об этом. Вероятно, он рановато счел себя мертвецом и отключился от реальности.
А это уже точно верный способ сыграть в ящик.
Они были уже достаточно низко, чтобы разглядеть под собой узор из огоньков — полдесятка домов, окруженных слабо освещенным периметром. Какое-то транспортное средство с мощными фарами, описав в темноте дугу, на большой скорости приближалось к огражденной территории. На свою беду, а может, на счастье десантники должны были приземлиться внутри периметра как раз в тот самый момент, когда машина въедет в ворота.
— Как только коснемся… — начал Ковач.
Его прибор показывал 312 метров… а мгновение спустя, когда прямо под ними скользнул зачерненный и покрытый антирадарным составом космический корабль, уже 270.
Кто-то — он не расслышал кто — из его товарищей чертыхнулся. Затем они оба дернулись, стараясь избежать проволоки от перехлестывания и замыкания.
Висевший на руках товарищей Ковач смотрел на то, как приближается совершающий посадку корабль. Он лихорадочно отмечал мельчайшие подробности конструкции корабля и все перемещения вокруг него, хладнокровно оценивая их шансы…
Это было лучше, чем ожидать треска энергетического разряда сверху и падения на землю со стометровой высоты. Столь же верная смерть, как и падение с пяти километров.
— Приготовьтесь! — крикнул он. Корабль миновал предполагаемую точку их приземления и замедлил ход. Они вновь скользили над его корпусом в направлении противоположном его движению, спускаясь не совсем перпендикулярно. Из центра огороженного участка вырвалась струя пара и тумана, бешено крутясь вокруг корпуса корабля и его посадочных дюз. Там, где на туман падали бело-голубые лучи фар только что въехавшего в ворота транспортного средства, образовалась колеблющаяся стена.
Корабль был халианский. На его вертикальном стабилизаторе, выпущенном для полета в атмосфере, виднелись красные каракули, которые халиане употребляли для письма.
— Давай! — приказал Ковач.
Все трое сгруппировались, и земля начала приближаться чертовски быстро. Они скользнули над металлической крышей какого-то здания и, покатившись кубарем, приземлились, чуть было не врезавшись в другое сооружение — судя по простоте конструкции и отсутствию окон, это был какой-то склад или нечто подобное.
В ранце Бредли осталось еще достаточно энергии, упав на крышу, проволока сердито зашипела, бешено извиваясь разъяренной змеей. Сенкевич была на тридцать килограммов тяжелее сержанта, не говоря уже о весе плазменной пушки и целой кучи другого дополнительного вооружения, заботливо прихваченного на всякий случай. Ее проволока испустила одну-единственную искру и замерла.
Вовремя. Как раз вовремя.
Но это было еще не все.
Ковач, как мог, приготовился встретиться с поверхностью на большей скорости, чем обычно, но Бредли выпустил его правую руку на мгновение раньше, чем Сенкевич левую.
Ковач перевернулся в воздухе и, вместо того, чтобы, как он рассчитывал, сгруппироваться и покатиться по поверхности, приземлился на левую пятку, словно не вышедший из мертвой петли аэроплан. Левое колено врезалось ему в грудь, он стукнулся ранцем и шлемом о землю, и в следующий миг автомат, болтавшийся на эластичном ремне, со всей силы шарахнул по бедру и лицевому щитку.
От боли на глазах выступили слезы, но руки, теперь свободные, машинально сжали автомат.
Боль ничего не значила. Он жив, и перед ним халиане, которых надо убить.
— Шлем, — приказал Ковач, — перевод с халианского, — этими словами он запустил программу на тот случай, если скоро ему придется услышать лающую речь врага.
— Моя сторона, — прошептал Бредли, указывая дулом в направлении одного конца пятиметрового прохода между складами, в котором они приземлились. Он говорил на третьей волне, зарезервированной для переговоров на близких расстояниях. Маломощные передающе-приемные устройства позволяли им координировать свои действия, не пытаясь перекричать окружавший их шум.
А шум теперь, когда в ушах не стоял заглушающий все рев проносившегося мимо воздуха, оказался довольно значительным.
— А это моя, — откликнулась Сенкевич, направляя дуло своего оружия в другую сторону, чтобы прикрыть своего командира и дать ему время оценить обстановку.
— Есть тут какие-нибудь двери? — спросил Ковач, проклиная колющую боль в левом боку и надеясь, что через пару шагов она пройдет. Он неуклюже метнулся мимо Бредли, в сторону дальнего угла здания. Вдвоем они обошли склад в противоположных направлениях, а Сенкевич прикрывала их сзади.
В другой стороне стартовые дюзы космического корабля рявкнули, поднимая в воздух куски обугленного дерна. На жалобной ноте взвыла сирена, установленная, должно быть, на только что прибывшем транспортном средстве, который видели десантники.
Здания примыкали к забору, и никто из их обитателей не проявил интереса к космическому кораблю, только что совершившему посадку в центре огороженного места.
— Никаких дверей с этой стороны, — доложил Бредли со своего конца здания. Он говорил несколько возбужденно, может, нервничая, а может, просто сказывался адреналин, кипевший в крови.
— Мы пойдем вот сюда, — пробормотал Ковач, доставая сорокасантиметровый резак, который заранее отстегнул, предчувствуя, что он может ему понадобиться. Когда алмазные зубцы разрезали изъеденную коррозией металлическую стенку, жалобный скрежет сменился довольным урчанием.
Для этого собственно предназначался резак, хотя вряд ли он пользовался бы такой популярностью у десантников, если бы не был столь эффективен в схватке лицом к лицу — или, вернее, лицом к морде. Ковач направлял снабженное силовым приводом лезвие по дуге, его спутники приготовились стрелять внутрь, если заметят там движение после того, как упадет вырезанный кусок стены.
Губы Ковача чуть раздвинулись. Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что на его лице играет свирепая усмешка.
На самом же деле он просто напряженно ждал выстрелов. Халиане, затаившиеся внутри склада, могли начать стрелять в центр того куска стены, который вырезал его резак. Если так, то он узнает об их намерениях только тогда, когда пули застучат по листу металла.
Прорезав три четверти окружности. Ковач наткнулся на стойку; отрезанная часть задрожала, как кожа барабана. Сенкевич отогнула вырезанный кусок ногой, ворвалась внутрь и тут же растянулась на полу, наткнувшись на мебель.
— Черт побери! — рявкнула она, вскакивая на ноги, но датчики шлемов уже показали, что внутренности склада были необитаемыми. Рассмеявшись, Ковач и Бредли перелезли через мебельную баррикаду.
Не зажигая света, Ковач осмотрел заставленное вещами помещение. Сенкевич наткнулась на софу. Как и вся прочая мебель в чехлах из прозрачной пленки, софа отличалась богатством отделки.
И, несомненно, предназначалась для гуманоидов. Коротконогим халианам она показалась бы столь же неудобной, как людям метровые спальные ниши хорьков.
— Пошли, — сказал Ковач, но его спутники уже скользили между рядами ящиков самых разных размеров. Сквозь расположенные по фасаду здания окна, закрытые жалюзи, проникал свет, исходивший из какого-то источника в центре огороженной площади.
Амуниция, навьюченная на жилистого Бредли, придавала облику сержанта какую-то неуклюжесть. Шаг правой ногой был чуть короче, чем левой, и дергающийся в такт шагам ранец только усиливал впечатление асимметричности движений.
Ковач посмотрел на него.
Бредли в ответ тоже глянул на него, но за щитком шлема прочитать выражение его лица было невозможно.
— Нет проблем, кэп, — ответил он на немой вопрос командира. — Мы же не на спортивных соревнованиях.
Он вытащил из-за пояса трубу пятизарядного гранатомета, пальцем зацепил регулятор задержки, положение которого определяло время детонации гранаты.
