Дмитрий Янковский - Разбудить бога
А вот пацаны ничего этого не знали и не были готовы к такому способу ведения боя. Они привыкли, что вооруженный человек всегда имеет преимущество над безоружным. Но это не так. К оружию должна прилагаться решимость его применить, умение им пользоваться в разных ситуациях, возможность устранять технические задержки стрельбы, а также знание приемов, которыми враг может оказать противодействие. Без всего этого владение оружием превращается лишь в причину беспочвенной самоуверенности, которая никогда к добру не приводит.
Поэтому, когда пацаны развернулись, поняв, что я у них за спиной, мне оставалось лишь откатать привычную рукопашную связку — ударом правой ноги я поставил один из автоматов на предохранитель, затем подшагнул к другому противнику, отстегнул у него магазин и ударом в крючок затвора выбил из «ствола» последний оставшийся патрон. Воцарилась гнетущая тишина. Только дождь шумел, сбивая желтые листья с деревьев.
Ребята почувствовали себя неловко. Мне кажется, что человек, неожиданно оказавшийся голым на Красной площади, не был бы столь обескуражен, как эти пацаны на лесной поляне. Перед ними стоял непонятно откуда взявшийся мужик с ножом в руке и пистолетом-пулеметом на ремне, а они держали две бесполезные железки, которыми только свиней в деревне глушить.
— И что дальше? — спокойно спросил я.
Они не знали, что ответить. А я был зол на них. Зол, что они приперлись в сферу взаимодействия, зол на то, что они собирались убить меня, Катьку, Макса и Алису. Они бы сделали это не задумываясь. А я не мог. И не хотел. И не имел права, по большому счету. Алиса права — убивать плохо. Убийство портит энергетику. А с некоторых пор я к этому начал относиться всерьез.
Я срезал пацанов двумя точными ударами. Одному ребром ладони по шее, другому с разворота локтем в солнечное сплетение. Они еще не успели осесть в траву, а я уже шел обратно, в тыл, где остались Катька и раненые. Листья кружили над моей головой в трепещущем танце, ливень падал с небес трассирующими водяными снарядами. На плече я нес один из «калашей» — с этим оружием я хорошо умел обращаться.
Вернувшись, я повел за собой Катьку и Алису, которые несли на носилках Макса. Было ему совсем плохо — он потерял сознание, дышал прерывисто и неровно, По лицу разливалась нехорошая бледность с зеленоватым отливом. По большому счету, это были признаки болевого шока и спазма периферийных сосудов. Но я старался не думать об этом. Все равно помочь нечем.
Ребята на поляне все еще не пришли в себя, когда мы мимо них проходили. Я обыскал их, забрал две рации, оставшееся оружие и патроны. Теперь девушки были вооружены, что само по себе неплохо, а с тыла нам теперь ничего не будет угрожать, даже когда пацаны очнутся. Хотя не думаю, что им теперь придет в голову еще раз отправиться на непонятную для них войну. Намучается государство с ними. Один раз они уже крепко получили по башке за чужой интерес, и припахать их повторно будет непросто.
Заметив в траве очки командира, Алиса не удержалась от ехидной улыбочки. Ей нравилось, что Кирилл постоянно помнил о Хранителях, хотя для нас это было скорее неудобством, чем благоприятным обстоятельством. Наверное, все командиры отрядов, которых мы встретим в лесу, будут носить очки без диоптрий. Логично. Потому что, в отличие от меня, Алиса владела полной невидимостью совершенно другого рода. Было бы глупо забывать об этом.
Мы цепью пробирались через лес под дождем — я двигался первым, иногда сменяя у носилок Алису, а Катька замыкала колонну. Время от времени в шипении раций можно было различить голоса командиров и пацанов. Они переговаривались, передавая друг другу координаты для наиболее эффективного перемещения. Из радиоперехвата я понял, что они шли не вслепую, а вели охоту на нас. Очевидно, Кирилл разработал инструкцию для них таким образом, чтобы она эффективно работала даже в случае его смерти. Он, зараза, с самого начала заложил в план возможность своего окончательного поражения, но создал его таким, чтобы с огромной долей вероятности месть настигла нас на обратном пути.
Сначала я подумал, что можно обойти возвращающийся отряд с ближайшего восточного фланга. Даже с учетом потери времени и увеличения расстояния до Обрыва в этом был немалый резон, поскольку таким образом можно было избежать серьезного вооруженного столкновения, к которому мы не были готовы ни морально, ни физически. Однако все оказалось не так просто. Несмотря на кажущуюся безграничность пространства леса, справа нас отсекали высокие известковые дюны, штурмовать которые с носилками было смерти подобно. А с западного фланга мы не могли обойти противника по той банальной причине, что попросту не успели бы этого сделать — ребята растянулись широким фронтом примерно на километр, перемещаясь небольшими отрядами по четыре-пять человек на расстояние быстрого подхода. По большому счету, с тактической точки зрения они прижимали нас к неприступным дюнам, постепенно сокращая ширину фронта, концентрируя силы и готовя нам жаркую встречу на невыгодных для нас условиях. Если в течение ближайшего часа не придумать адекватных мер противодействия, мы окажемся зажатыми между дюнами и уплотненными боевыми порядками противника Тогда единственным выходом будет зарываться в окоп и занимать глухую оборону. Но и это не было выходом, поскольку с каждой минутой жизнь покидала Макса. У нас не было времени ни на что. У нас было время и силы только добраться до Обрыва и эвакуироваться из сферы взаимодействия. Если бы нам никто не мешал, если бы не отнимал драгоценного времени, мы бы успели и справились. Атак...
А так я понемногу переставал верить в успех. В глубине подсознания даже рождались слова успокоения для Катьки, на тот случай, когда неизбежность смерти Макса станет явной для всех. Но я знал, что в подобных обстоятельствах Катька может начать действовать неадекватно, что еще больше усугубляло ситуацию. Я впервые не мог выдать ей правду, поскольку правда всех нас могла до предела деморализовать. Если бы душа Кирилла не агонизировала сейчас в тонких сферах, я бы подумал, что он над нами хохочет. Но скорее всего, он хохотал над нами, когда разрабатывал план для своих войск. С него станется.
Давно я не испытывал такого отчаяния, как на этом марше. С какой стороны ни возьмись, а получалось, что выхода нет. Нас прижмут к дюнам и перестреляют. Мне даже подумалось, что это не худший вариант — погибнуть всем вместе. Если Олень не соврал, то посмертное существование может оказаться даже лучше прижизненного. Что же тогда заставляло меня цепляться за жизнь и терпеть лишения? Недоверчивость? Боязнь того, что Олень не властен над душами? Или просто инстинкт самосохранения?
Понятно, что в обычных условиях любая преждевременная смерть является злом. Потому что не позволяет накопить нужного количества энергии для перемещения энергетической оболочки в более плотные сферы. Но мне-то что? И мне, и Катьке, и Максу было обещано теплое местечко на острове в океане, независимо от той энергии, которую мы накопим. Так что же меня беспокоило? На самом деле я уже ощутил причину своего беспокойства, но она была настолько страшной, что сознание отказывалось ее принять. И состояла она в том, что никакого «независимо» не может быть. И Алиса, и Олень, и Дьякон говорили, что энергетические оболочки попадают в ту или иную сферу именно в зависимости от накопленной в течение жизни энергии. Так, в зависимости от энергии электрона, он попадает на ту или иную энергетическую орбиту. И если у него не хватает собственной энергии для попадания на нужную орбиту, то ему эту энергию придется сообщить извне.
Получалось, что Олень врал. Попросту врал, и все. Он был способен контролировать энергетические оболочки людей во время сна, но не после смерти. Потому что смерть включает совершенно другие законы, такие же непреодолимые, как законы физики. Точнее, вступают в действие именно законы физики, просто те из них, которые ученые пока не открыли или не обобщили до такой степени. Оленю было нужно направить мои усилия в нужное русло. Я был ему безразличен, и Катька, и Макс, и даже Алиса, хоть она из Хранителей. Для него существование нашей Вселенной всего лишь незначительный эпизод его собственной истории. Так можно ли ожидать от него выполнения каких-либо обязательств?
С другой стороны, я предполагал, что вранье не такое уж полное. Выполни я возложенную на меня миссию, это могло позволить мне накопить достаточную энергию. Хотя нет. Не сходятся концы с концами. Олень предложил мне выбрать место для посмертного существования, но ведь энергии я могу накопить лишь определенное количество! Значит, в нужную сферу мне не попасть, как ни крути. Разве что случайно. Олень мог позаботиться только о том, чтобы накопленная мною энергия переместила мою душу в достаточно комфортные сферы, не слишком тонкие. С Алисой все иначе. У нее действительно могла быть посмертная привилегия в силу того, что грибница, живущая в ней, выделяла в момент смерти очень определенную и дозированную энергию. Я вспомнил, как шевелилась грибница на теле убитого мной невидимки, и еще больше уверился в своей мысли. Когда Олень давал мне обещание переместить после смерти на тот замечательный остров, он, скорее всего, имел в виду то, что и я, и Катька, и даже Макс к тому времени будем заражены грибницей, Именно так: А чего я хотел от древнего демона? Ему ведь не понять простых человеческих эмоций и мотиваций. Он может их изучить, но понять не сможет.
