Оксана Демченко - Прими свою тень
Шар сам, словно магнитом, притянул взгляд. Сам вынудил двигаться все ближе, подойти вплотную и наклониться. Айри покачнулся, охнул: пальцы без сопротивления миновали черный бархат обшивки, казавшийся взгляду твердой поверхностью, и нащупали там, в недрах шара, нечто. Круглое, жгущее руку сквозь защиту перчаток чуждостью и готовностью отдать хранимое: почти так воспринимаются древние шары знаний. Тайны, записанные для хранения на носитель, обычно защищены от посторонних. Это Йенхо знал точно: сам много раз ставил ловушки для любопытных. И теперь, едва предположив угрозу, поступил единственно допустимым и логичным для себя образом: транслировал чуждость на сопровождающих – волвеков. Уклонился, отдал им еще не сформировавшийся удар, пожертвовал малоценными членами экспедиции ради обретения главного – капсулы… И тотчас похвалил себя за скорость реакции и точность оценки ситуации.
Ладонь перестала ощущать опасное жжение, шар сделался самым обыкновенным. Йенхо разогнулся, ощущая, как сгущается и снова гнет к камням тяжесть «рыка великого гролла». Потому что он, айри Йенхо, остался с долиной один на один, с опасным феноменом, разрушающим память, психику, самосознание. Волвеки больше не прикрывали и не оберегали: поставленные ими щиты тускнели и гасли один за другим, растворяясь в безумии. Айри заторопился прочь от темного шара, слепо щупая камни, то и дело спотыкаясь, дергая крепление страховочного пояса к тросу. Он не имел права терять сознание. Он не мог отдать добычу дикарям и их хитроумному вожаку, он не желал делиться. Но мрак смыкался все плотнее, волнами накатывала тошнота, душила, рвала нервы когтями боли… Ан-моэ последним усилием, на ощупь, торопливо убрал шар в личный браслет, выбросив оттуда очень похожий – дневник экспедиции. Багряно-черная бездна качнулась, опора исчезла из-под ног – и ан-моэ рухнул в небытие…
Очнулся Йенхо во временном ангаре. Ближние тотчас услужливо подали тонизирующее питье и прошелестели: он отдыхал восемь часов, теперь еще ночь. Волвеки умудрились-таки вытащить из долины всех, им повезло: губительное воздействие на психику и приборы на некоторое время ослабло, но теперь опять набирает прежнюю интенсивность. Горры, все трое, без сознания, у старшего серьезные проблемы с сосудами головного мозга. Семью вывезли экстренно вызванным мобилем в ближний купол, туда уже летят снави и лучшие врачи.
Айри довольно усмехнулся. Вызвал Риттонха и, пока пилота искали, в одиночестве рассмотрел тайную причину всего происходящего: невзрачный шарик, выглядящий обычным диким камнем без обработки. С виду и не заподозришь инородность… Безопасный камень, не подающий более импульсов, слегка шершавый, имеющий не вполне правильную форму. Цвет неровный, переходами. Видны несколько хаотично расположенных то ли складок, то ли трещин… Весит, как обычный камень, прохладный, чем-то похожий на морскую гальку, вынутую из воды, утратившую свою яркость и притягательность. Столь неинтересную вещь и прятать бессмысленно – кто заподозрит в ней чудо и тайну? Однако же ан-моэ не допускал случайностей. Он уложил браслет с шаром в контейнер. Мельком глянул на Риттонха, без стука шагнувшего через порог и наверняка успевшего рассмотреть содержимое контейнера до того, как захлопнулась крышка.
– Доставить на мою яхту, поместить в камеру для проб в лабораторном блоке, – негромко распорядился Йенхо.
– Все будет исполнено, ан-моэ.
Йенхо глянул на замершего по ту сторону приоткрытой двери ближнего. Поманил к себе:
– Передай их вожаку: экспедиция отменяется. Риск слишком велик, он был… хм… по-своему прав. Я возвращаюсь на яхту сразу после завершения формальностей с распределением прав на записи и материалы, добытые мною при некотором содействии стайных. Пусть пришлют достойный моего статуса высокоорбитальный корабль для нашего отбытия.
Спустя двадцать часов по времени Релата айри Йенхо вскрыл контейнер с объектом, уже находясь на борту яхты, вне орбиты Хьёртта. Лаборатория позволяла провести самое подробное, разностороннее и полное исследование. Не зря в ее оснащение ан-моэ вложил сумму, едва ли доступную воображению большинства людей или волвеков… Он чувствовал себя могущественным и мудрым, приступая к работе. Он ликовал.
Последующие десять лет изрядно подточили уверенность ан-моэ и даже довели его до крамольной мысли, что в контейнере лежит всего лишь морская галька. Обыкновенная, отшлифованная волнами океана Релата из осколка черного кремня: при погружении в жидкость камень восстанавливал глянцевую мрачность своего настоящего цвета. И во всех тестах камень вел себя именно как кремень. Ан-моэ несколько раз допросил Риттонха. Логично было предположить, что пилот утратил объект, вскрыв контейнер по небрежности или же недопустимому и преступному любопытству. Потом запаниковал, подменил утерянное подобным по виду – случайно завалявшимся в кармане камешком с пляжа… Но допросы не выявили лжи и недомолвок, как не выявили они и противоречий в показаниях, колебаний или же задержек с ответом.
Ан-моэ не мог признаться в поражении и поступил иначе: отложил работу. Благо пришло время изысканий, давно обозначенное общим планом переселения. И айри, привлекая по мере необходимости специалистов из числа верных, приступил к освоению генного материала, доставленного из архива Академии в разные годы и бережно хранимого до поры здесь же, на яхте.
Из всей массы сырья до финальной стадии тестирования без нареканий добралось пять образцов. Ан-моэ снова чувствовал себя мудрым, дело продвигалось на редкость быстро и успешно. Яхта, занимавшая низкую орбиту над Релатом в рискованный период опытов с использованием оборудования Академии, удалилась от планеты. Айри оставил ближним наблюдение за процессом развития готовых клеток, прошедших первичное деление. У него накопились на Релате дела, требующие личного присутствия и внимания. Казалось, неудача на сугубо техническом и предсказуемом этапе выращивания эмбриона подстерегать не может… Весь процесс отработан до мелочей и осуществляется в ряде клиник каждой провинции Релата. Однако же из пяти эмбрионов четыре погибли при обстоятельствах, которые отсутствовавший на яхте ан-моэ не смог точно восстановить по докладам ближних и показаниям приборов. Пятый образец выжил. По иронии он предварительно имел обозначение из пары символов древнего языка айри – «сай-тии», то есть «запасной, допустимо разрушение». Именно запасной образец в положенный срок, как записали ближние в журнале, вывелся – так они обозначали рождение низших. В последующие два года дневник наблюдателей отмечал процесс роста образца, так и не получившего собственное имя. В конце концов, зачем? Ни разумности, ни социализации для образца исходно не планировали. Требовалось лишь получить новый материал. И сделать это тайно, вдали от орбит Релата и Хьёртта, помня о возможном гневе Великого дракона, жестоких запретах на подобные опыты в обоих мирах и опасного всезнайством первого из врагов – Риана… Но удар снова пришел не оттуда, откуда его ждали…
– …не оттуда, откуда его ждали. Это было сокрушительно и непостижимо.
Ан-моэ зябко поежился, отпихнул бокал и глубже вжался в кресло. Выныривать из воспоминаний было неприятно. Под насмешливо-участливым взглядом Риана признавать себя неудачником – пытка. Да, двадцать три года назад он нашел нечто и знает теперь – не морскую гальку. Больше ничего не может сказать наверняка. Сидит в своем замке в горах, опасаясь мести врагов и желая сбросить груз проблем на их плечи. Потому что ему уже безразлично, кто займется неведомым и опасным, лишь бы остаться в стороне, уцелеть.
– Я намеревался посетить яхту с инспекцией. Мой корабль уже находился в зоне прямого визуального контакта, готовился к шлюзованию, когда произошлоэто. – Йенхо выдавил последнюю порцию позорной для себя истории. – Все, кто находился на яхте, пострадали ничуть не меньше, чем Горры… Двое погибли, третий выжил.
– Я уже ознакомился с отчетами медиков и архивом реестра экстренного вызова снавей, – не стал отрицать осведомленность Риан. – Причина была заявлена на редкость нелепая: сбой работы гравитационных систем.
– Но характер поражения допускал такое толкование, – возмутился Йенхо. – К тому же на яхте был отказ систем. Всех!
– С точки зрения медицины – допускал, – признал Риан. – Я вчера беседовал с Тайей. Она навестила снавей, восстанавливавших ткани и реакции пострадавших. Провела ретроанализ. То есть, по сути, считала память обоих говорящих с миром при их активной поддержке. Общий вывод однозначен. Первопричиной травмы стала тяжелейшая перегрузка. Но не физическая, а психоэмоциональная. Повреждения мышечных тканей, ушибы, гематомы были ничтожны и неопасны, ухудшения кровоснабжения мозга не наблюдалось вовсе. Тайя имела возможность сравнить картину заболевания с той, которую помнит сама, она участвовала в восстановлении Горров двадцать три года назад. По ее оценке, воздействие на яхте имело аналогичные параметры, но было интенсивнее и короче… хотя последнее замечание – скорее уж догадка, точной оценки у меня нет.
