Сергей Волков - Амулет (Потревоженное проклятие)
— Сережа! Что же вы, я вас минут пять зову! — раздраженно бросил Паганель, открыл дверцу: — Садитесь скорее, нас уже ждут!
«Ну вот, я так и знал!», — тревожно подумал я, усаживаясь на мягкое кожаное сидение: «Выходит, все же мы поедем к покупателю! Эх, Слепцов-то не успеет перекинуть своих орлов!».
Машина, тихонько фырча, стрелой понеслась в сторону Ленинского проспекта. Мы переехали залитый огнями проспект, нырнули в какую-то улочку, ведущую в сторону Донского монастыря, покрутились между домами, в полной темноте — фонарей здесь не было. Наконец широкий «Зим» протиснулся, по другому и не скажешь, через узкую подворотню в какой-то дворик, и остановился. Приехали!
Паганель вышел из машины, я последовал за ним, и пока он запирал двери и включал сигнализацию, украдкой огляделся. Было тихо. Узкий двор-колодец упирался в глухую стену большого кирпичного старого здания. Дома вокруг стояли темные, пустые. Выбитые окна смотрели на меня слепыми черными провалами, словно многоглазые обглоданные черепа каких-то жутких зверей. Я поежился — сейчас меня тут грохнут дубиной по затылку, и поминай, как звали!
— Пойдемте, Сережа! — позвал Паганель, и мы двинулись к темному подьезду одного из домов.
— Вы не бойтесь! Весь этот антураж… — Паганель кивнул на развалины вокруг: — …Для конспирации — наш покупатель осторожничает, его можно понять — риск велик!
Я кивнул, мол, понимаю, а у самого на душе заскреблись кошки — прощай, жизнь! Так мне и надо, дураку! Нет, чтобы жить потихонечку — теперь поздно, теперь только одна надежда: что Слепцов не подведет, сработает нормально…
Выбитая подъездная дверь валялась на земле. Паганель вошел в проем, но пошел не вверх, а вниз, в подвал. У меня тревожно екнуло сердце.
— Максим Кузьмич! Я боюсь! — твердо сказал я, остановивишись наверху крутой, грязной лестници с осклизлыми ступенями, ведущей в кромешный мрак подземелья.
— Сережа! Перестаньте! Я вас всегда считал очень отважным молодым человеком, в отличии от большинства ваших… м-м-м…сверстников! Смелее, спускайтесь! Нам нельзя опаздывать — покупатель по-просту уйдет! В конце концов, вы же заинтересованы в том, чтобы сделка состоялась!
Я кивнул, и начал спускаться, оскальзываясь на выщербленных ступеньках. Паганель зажег фонарик, тусклый желтый луч метнулся по стенам подвала, выхватил на миг какие-то трубы, деревянные строительные козлы, железные бочки, заляпанные краской, в углу…
«Тяни время!», — забилась у меня в голове мысль: «Слепцов наверняка поехал за нами, сейчас он и его ребята где-то поблизости! Тяни время! Пусть фээсбэшники успеют что-нибудь придумать!».
Мы — Паганель впереди, я за ним, шли по подвалу, переходя из помещения в помещение. Сильно пахло сыростью, канализацией, какой-то кислятиной и мокрой землей. Низкий потолок оброс паутиной, и качающемся свете фонарика казалось, что это поземные чудовища тянут к нам свои белесые щупальца.
— Сережа! Где вы там? Нам сюда! — позвал Паганель, с ужасным скрежетом поднимая ржавую крышку люка в углу, у бетонной стены, на которой фонарик на секунду высветил какие-то символы, нарисованные черной краской. Промелькнули железные ступеньки — вниз вела лесенка без перил. Паганель уже спустился, я снова замер сверху:
— Максим Кузьмич! Посветите, пожалуйста, я ничего не вижу!
Пятно света прыгнуло на ступени, я очень-очень медленно спустился, спросил:
— Далеко еще?
— Да нет! Еще примерно столько же!
Паганель был абсолютно спокоен, словно мы не пробирались через катакомбы, а сидели и разговаривали у него в кабинете. Думаю, если бы я почувствовал фальш в его голосе, то сломя голову убежал бы, бросив все… А так — я продолжал идти, словно во сне: шаг, другой…
Спустившись по лесенке, мы попали в узкий, очень грязный коридор, ведущий в двух направлениях. По-моему, по полу даже тек ручей, по крайней мере, где-то журчала вода, а под ногами что-то блестело…
Минут через пять или десять — во времени я ориентировался плохо — мы дошлепали по грязи до подземного перекрестка. Коридор, по которому мы шли, встречался с другим, гораздо шире и выше. Если до этого у нас над головой был сырой, почерневший бетон, то свод большого тоннеля, в который мы вышли, был сложен из красного, потемневшего от времени, местами выкрошевшегося кирпича. Паганель уверенно свернул влево, и мы зашагали дальше.
Судя по времени, мы уже давно вышли из-под того двора, в котором Паганель оставил машину, и приближались теперь к улице Орджиникидзе…
Тоннель все время поворачивал, и хотя пол тут был суше, чем в маленьком коридоре, воздух, сильно увлажненный и холодный, заставлял меня кутаться в бушлат. А может быть, меня по-просту знобило от страха?
По правую и левую стороны я то и дело замечал ниши и проемы, ведущие в Бог ведает какие подземные лабиринты. В один из таких отнорков мы и свернули через некоторое время.
Несколько раз я пытался спросить у Паганеля, когда же наконец мы куда-то придем, но он только усмехался, односложно отвечая: «Скоро, Сережа, скоро!».
Один раз мы остановились — у Паганеля развязался шнурок, и он присел у стены, положив фонарик на землю, но копался подозрительно долго…
Наше подземное путешествие продолжалось уже около получаса, и я, как это ни странно, успокоился — если бы меня хотели убить, то незачем было тащиться для этого в дакие дебри.
Неожиданно в свете фонаря впереди замаячила железная, крашенная в черный цвет, вполне современная дверь с квадратным окошечком на уровне груди. Дверь была полуоткрыта, за ней виднелся проход.
— Ну вот, Сережа, мы практически на месте! — объявил Паганель: — Это вход в подвал того самого дома, в котором нас ждет покупатель! Мы с вами просто запутывали следы — на всякий случай!
«Ни хрена себе — запутали!», — подумал я, подходя к двери: «Тут не только человек — собака нас не найдет!». Всю дорогу я украткой прислушивался — не раздаются ли сзади шаги фээсбэшников? Машину во дворе они должны были найти, но вот сообразили ли, куда мы отправились? Я решил, что при встрече с покупателем максимально протяну время, а потом, если Слепцов не появиться, в самый последний момент под каким-нибудь предлогом прерву сделку и перенесу ее на завтра.
Что же касается моих страхов за собственную жизнь, то я совсем успокоился — ни кто не собирается меня убивать, просто Паганель отрывался от хвоста, это на него похоже, Слепцов же говорил, что он — хитрая лиса!
Паганель отворил железную дверь, которая легко и бесшумно повернулась на хорошо смазанных петлях, и пропустил меня вперед.
Что-то насторожило меня, я замер на пороге, и в ту же секунду сильный толчок в спину буквально швырнул мое тело на пол! Дверь за спиной с лязгом захлопнулась, загремел поворачиваемый в замке ключ! Я вскочил и бросил назад, ударившись о железную поверхность двери — она даже не шелохнулась, словно сейфовая!
В окошечке, освещаемое фонариком, появилось жуткое, подсвеченное снизу, лицо Паганеля, раздался его вкрадчивый голос:
— Ну вот, Сереженька! Мы и пришли! Я решил, что вам пока лучше посидеть в этой… м-м-м…комнате! Если вы будете вести себя благоразумно, то выйдите отсюда через пару деньков! Если же нет — вы останетесь здесь на всегда, и когда археологи будущего найдут во время раскопок ваши обглоданные крысами косточки, для них будет большой загадкой, кто вы, и что вы тут делали!
Я буквально похолодел от этого сладкого, приторно-ласкового голоса Паганель мурлыкал, словно огромный кот, поймавший мышь, и теперь забавлявшийся с нею!
Сперва я решил прикинуться дурачком. Изображая в голосе испуг собственно, и изображать-то ничего особо не пришлось, я действительно испугался, я заговорил с Паганелем:
— Максим Кузьмич, что за глупые шутки! Немедленно выпустите меня отсюда! Не валяйте дурака, что значит: «…если будете вести себя благоразумно…»? А?!
— Да вы не нервничайте так, Сережа! Просто у меня появилось подозрение, что ваше предложение продать мне фибулу — обман! Фикция, с целью подставить меня!
Я снова покрылся холодным потом. Прав, тысячу раз прав был Слепцов Паганель расколол наш с Борисом план! И я из подсадной утки превратился в добычу, загнанную в мышеловку!
— Сережа! — позвал между тем меня Паганель, вновь освещая свое лицо в окошечке фонариком: — Почему вы молчите? Не пугайте меня, неужели мое предположение — правда?
Я хотел сказать, что он заблуждается, уже открыл рот, как вдруг страшный грохот потряс стены подземелья! Тугая взрывная волна прокатилась по коридору, с потолка посыпался песок и какая-то труха, гулко загудела железная дверь.
— Что это такое?! — крикнул я, отряхивая голову. Паганель секунду помешкал, было видно, как луч фонарика метнулся в сторону, а потом вновь зазвучал его голос, но в нем уже не было той притворной ласковости, как прежде.
