Василий Звягинцев - Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы
— Самое время, — согласился Иван Афанасьевич. В соседний дом можно было пробраться с тыла, что немаловажно. Выходить на площадь ему совершенно не хотелось. Несмотря на профессию, трупов, тем более пропущенных через мясорубку, он не выносил.
В сопровождении двух абверовцев (третий был убит на улице), Буданцев с Готлибом, окликнув Степанцова, который так и просидел все время в засаде, дошли до автобуса. Их остановил окрик часового.
— Да что вы, ребята! Я же сам вашего Гришина сюда послал! Меня забыли? Так его хоть помните? — указал он на своего сержанта.
— Всех мы помним, но к «объекту» допускать не приказано. О вас отдельного распоряжения не было… Пароля тоже…
— Нет, совершенно народ с катушек съехал, — плюнул Буданцев, чем чуть себя не выдал. Хорош кадровый царский офицер, вступающий в пререкания с часовым!
— Неужто забыли, что, кроме начальника караула и разводящего, к посту никого допускать не положено, включая самого Государя Императора? — спросил Готлиб.
Пришлось выкручиваться:
— Я в другом смысле. Никак не думал, что Гришин прямо сейчас начнет «старую службу» править, забыв, кто он, кто я…
— Бывают обстоятельства, — неопределенно ответил немец.
— Где сам поручик? — спросил Буданцев.
— Пошел на площадь, обстановку оценить…
Шульгин пробирался к выходу из отеля, обходя завалы кирпича, выбитого ракетами, тела своих сотрудников, знакомых и незнакомых, павших с оружием в руках. Через нескольких монстров, изорванных пулями и осколками, просто перешагнул, не желая проявлять почтения к непонятному врагу.
Опять победа, получается. Отбились, хотя и своих людей положили немало, причастных к чему угодно, только не к потусторонним делам.
И что теперь прикажете делать? Судмедэкспертизы организовывать на предмет выяснения биологической и классовой принадлежности дрессированных питекантропов? Народу что-то объяснять или, наоборот, нагло потребовать объяснений от испанского правительства? Что, мол, вы тут за нечисть развели, своевременно не обеспечили безопасность союзного представительства…
Но это все были мысли скорее Шестакова, озабоченного новыми осложнениями по должности, жутким поворотом миссии, которую он считал практически завершенной… Сам Шульгин, неся наперевес ручной пулемет, размышлял совсем о другом. В голове крутилась неизвестно где вычитанная фраза: «И тогда я подумал — на хрена мне такие варианты?»
Очень к месту цитатка…
Из полумрака (удивительно, что хотя бы отдельные лампочки в коридорах «Альфонса» продолжали гореть) вдруг возникло его собственное изображение. Сашке показалось, что он набрел на чудом уцелевшее среди взрывов и проливного дождя пуль зеркало. Лишь через секунду сообразил, что у «отражения» в руках не ручной «ДП», а немецкий автомат, одето «оно» иначе, а главное — видит-то он себя «о натюрель», никак не Шестакова.
— Привет, Антон, — сказал он тусклым голосом. — Видишь, повоевали…
— Хорошо повоевали, — улыбнулся форзейль знакомой улыбкой. — Так хорошо, что пора сматываться. Сейчас твои сотрудники набегут, танкисты-герои, еще кто-нибудь… Пресс-конференцию давать будешь?
— Не хотелось бы, — честно ответил измотанный до последней степени Сашка. — А как же?..
— Надеюсь, товарищ нарком впитал достаточно информации, чтобы на ближайший год хватило. Дальше, по мере течения времени, продолжит прогрессировать. Потребуется — поможем… У нас своих забот хватит. Сейчас прихватим пленников — и домой. В Замок. Умоемся, побреемся, в пыточной дыбу наладим… Презабавнейший разговор ожидается…
— Ты чего, монстров в плен взять сумел? — Шульгину это показалось невероятным. Что медведя голыми руками заломать…
— Гораздо интереснее, друг мой, гораздо…
Глава двадцать первая
Уйти отсюда, вернуться в свое тело, вновь увидеть комнаты, залы и коридоры Замка, где он был молод и счастлив, больше не думая о предстоящих очень большому начальнику проблемах, — что еще следует желать утомленному жизнью самураю?
И все-таки Шульгин, будто ответственный человек, собравшийся в отпуск или, упаси бог, умирать, решил привести в порядок свои дела. Чтоб не попрекнул потом никто вслед недобрым словом. Проблем ведь на самом деле было столько, что лопатой не разгребешь…
Не желал он сейчас видеться ни с Рокоссовским, который с минуты на минуту примчится в разгромленную миссию, ни с Громовым. Не было у него внутренних сил именно сейчас разговаривать с этими людьми. Пусть уж Шестаков, попозже, когда вернет себе собственный кураж.
Идя по дымным, заваленным обломками коридорам, видя в комнатах за распахнутыми дверями тела погибших на боевых постах товарищей, он с каменным лицом отстранял движением руки сослуживцев, пусть и высокого ранга, пытавшихся с ним заговорить. И те понимали правильно, вжимались спинами в стены, проглатывая заготовленные слова. Не тот момент.
Антон вывел его к санитарному автобусу, возле которого так и стояли с оружием наизготовку бойцы Гришина, изображавшие подпольщиков-белогвардейцев. По большому счету, им все равно, кого изображать, генеральная задача остается прежней.
О пленных дуггурах Шульгин по пути успел услышать все, что знал сам Антон. Отстранил рукой загораживавшего дверь сержанта, не обратив внимания на автомат в его руках и суровое лицо, настолько небрежно, что все сразу стало понятно, кто тут настоящий хозяин положения. Легко вскочил на откидную ступеньку, заглянул внутрь. Представители новой расы лежали, связанные, и не дергались, размышляя, очевидно, о своей грядущей печальной судьбе. Чего-нибудь хорошего ждать им не приходилось. Своих сверхъестественных (если они были) способностей никак не проявляли. Даже под тяжелым взглядом Шульгина, который попытался мысленно спровоцировать хоть какую-то ответную реакцию.
Он спрыгнул на камни. Поблизости стояли Буданцев и немец. Справа и слева от них — автоматчики Гришина.
Предстояло разыграть свой последний спектакль.
Из последних сил сохраняя манеры и тон Шестакова (не только для себя, для него прежде всего, чтобы получше запомнил), Сашка обратился к абверовцу и «белогвардейцу»:
— Что, господа, познакомимся? Я на этой территории, — он обвел широким жестом площадь и окрестности, — в данный момент Верховный главнокомандующий. Это — полковник Шульгин, — указал на Антона (к чему выдумывать, если тот носит именно этот облик), — командир особой оперативной группы… Все его распоряжения обязательны к исполнению, кем бы вы ни были. Теперь назовитесь. О праве носить оружие не спрашиваю, это касается испанских властей, но в моем присутствии прошу поставить на предохранители и убрать за спину…
В десятке шагов стоявший танк, до гусеничных полок заляпанный кровью, на краю люка которого курил, свесив ноги, чумазый башнер, придавал словам Шестакова должную убедительность.
— Итак?
Буданцев назвал себя, не выходя за пределы легенды, изложенной Готлибу. Убедились, мол, что дело русских в Испании правое, и решили помочь соотечественникам, узнав, что на миссию совершено нападение. Думали — фалангисты, а здесь — «вот это», — он брезгливо указал на кучи монстров вокруг. Даже Шульгин, с его опытом невероятностей, с трудом смотрел на окружающее, уж больно поганое зрелище, а Буданцев, немец, танкисты, возившиеся у машин, держались куда спокойнее.
Нет, все правильно… Нет, не правильно — все просто так и есть! Люди первой половины века куда менее чувствительны. Участники Первой мировой ежедневно видели десятки тысяч трупов, своих и чужих, на полукилометровом участке перепаханной снарядами земли между линиями окопов, сами ходили в бессмысленные и страшные штыковые атаки, сохраняя при этом душевное равновесие. Граждане Страны Советов без особого протеста воспринимали миллионы жертв голода начала тридцатых, эпохи «Большого перелома». Сумели их словно бы и не заметить, отвлекаясь на оптимистические фильмы и пафос «великих строек».
На горы трупов неизвестных существ им тоже как бы наплевать. Если в глубине души некоторым, особо тонко организованным, все-таки не наплевать, то привычка не проявлять посторонних эмоций все равно остается.
Значит, и ему следует сохранять олимпийское спокойствие.
— Ввязавшись, — продолжал Буданцев, — мы обратили внимание, что в этом доме находится нечто вроде командного пункта нападающих. Им и решили заняться в первую очередь. Кое-кто из моих ребят не так давно вернулись из Парагвая, где успешно показали боливийцам и их американским инструкторам, как нужно воевать…
Внимательно читал газеты Иван Афанасьевич, и не только советские, вот и пригодились сведения о далекой войне для текущей маскировки.
— Имеют награды. В случае чего и вам могут оказаться полезными… В Южной Америке обезьяны поменьше, конечно, но этих тоже не испугались.
