Александр Щёголев - Зона Посещения. Избиение младенцев
Реку Нижнюю, несшую свои воды в двухстах ярдах отсюда, мешал увидеть костер, которые два мужика зачем-то соорудили из разломанной мебели. Что это за мужики, я не знал, то ли родители кого-то из аномалов, то ли Носороговы бандюки. Из-за костра темнота превратилась в черную биомассу, обступившую наше убежище и тянущую к нам гигантские отростки. Что касается реки, то она, между прочим, доходила до пансионата «Волшебное путешествие» – сооружай плоты и плыви. Минут двадцать всего плыть, если без моторов. Так и сделали бы, если б это не было так опасно. Пешком по суше – оно верней, хоть и дольше раз в двадцать-тридцать…
– Меня сегодня пытался похитить некий Бодро, есть такой адвокат, папин компаньон…
Я подробно рассказал Эйнштейну об этом происшествии, однако тот среагировал на удивление вяло. Переспросил со смешком:
– Сколько тебе давали, двести? Совсем стыд потеряли.
– Дело же не в деньгах… – попытался я возразить.
– В данном случае – именно и только в деньгах. Вообще, что ж ты обратился за помощью к какому-то сомнительному бармену, а не пришел сразу ко мне?
– Я был готов хоть черта просить, лишь бы помог. А вас, дядя Эли, уж извините, я тогда опасался больше всех. Если честно, то и до сих пор…
– Что до сих пор?
– Мне кажется, информация про Бодро и про китайцев для вас не новость.
– Не новость. Бодро на меня выходил, склонял к сотрудничеству. Китайцы хотели, чтобы аномалы перешли в корейскую или в монгольскую Зону. Но какой в этом смысл? До сих пор было две Зоны, где терпели «детей сталкеров», – хармонтская и русская. Теперь осталась только русская. И в корейской, и в монгольской уже громили мутантов, резня была пострашнее, чем в чернобыльской или вот в нашей. Китайцы, правда, давали гарантии безопасности, но это все зыбко и ненадежно. Там позиции янки куда сильнее, чем китайцев, а мы в Хармонте уже ощутили, как тяжела десница нашего соседа. После сегодняшнего иллюзий не осталось.
– Смешно. В кого ни плюнешь, в агента попадешь или в резидента, – сказал я. – Майор Глиттер работает на янки?
– Абсолютно точно.
– А кто у нас от русских? Может, вы?
Эйнштейн так захохотал, что из двери тревожно высунулись посмотреть, не случилось ли чего.
– Ты уже знаешь, почему Макс меня на дух не переносит? – спросил он.
– Вы помешали ему передать русским артефакты из «Душевых».
– И какой из меня после этого русский агент?
– Тогда, может… – Я замолчал. Мое новое предположение было тяжелым, как каменная глыба, но я все-таки сдвинул его. – Что насчет моего отца?
– А что, это возможно. Подходящая кандидатура… – Он вдруг опять захохотал, не сумев договорить, но все-таки выжал из себя: – На роль русского шпиона Макс Панов – лучший кандидат.
Успокоившись, добавил:
– Извини, это от усталости. Нервы шалят. Про твоего папу не знаю, а про себя вот что скажу. Если ты заметил, «Джон-попрыгунчик» и «мочалка» сейчас у тебя. Добыть их помог тебе не кто-то, а я, Элия Эбенштейн. Ты в любой момент можешь вернуть их отцу, а он, в свою очередь, – сделать с ними, что пожелает, хоть русской разведке отдать, хоть на торги «Сотбис» выставить. Все меняется, дружок.
Из темноты выплыла миссис де Лосано. Опять ее принесла нелегкая. Я сегодня уже видел ее здесь, приходила. Никто ее, разумеется, не гнал, минувший день родил множество сумасшедших. Ходит – и пусть ходит. Она окинула взглядом наш дом, ярко освещенный «этаками», и величаво изрекла:
– Брожу по кругу. Не помню, сеньоры, спрашивала ли я у вас. Встречался ли вам вот этот молодой человек?
Она развернула большую, формата A4, фотографию. Зиг Хайль был запечатлен в форме американского морпеха. Понятно, любил все брутальное. В самоуправно надетом мундире этот шибздик выглядел особенно нелепо.
От дамы в де Лосано уже ничего не осталось. Оборванная одежда, нечесаные волосы. Добралась она сюда с той частью родителей, которые прорвались в Предзоннике. Отголоски того боя я слышал, когда имел честь ехать с мэтром Бодро. Не понимаю, как ей удалось до сих пор не вляпаться в аномалию, но по кварталам Старого города она и вправду ходит кругами, спрашивая у всех встречных, не видел ли кто ее мальчика.
Задолбали эти драмы, в которых я – важный персонаж. Когда ж ты меня отпустишь, воззвал я непонятно к кому.
– Вы не возражаете, если я войду в ваше общежитие и поспрашиваю людей? – осведомилась миссис де Лосано. – Благодарю вас, сеньоры.
– Кто это? – спросил Эйнштейн, как я в свое время у папы.
– Мать Зиг Хайля, – ответил я, испытывая мстительное чувство. Я точно знал, что уютно от этой встречи ему не будет. – Эй, на хрена вам костер? – окликнул я незнакомых мужиков.
– Тебе честно, шкет?
– Да плевать, можете не говорить.
– С огнем не так страшно.
* * *Когда ужинали, вдруг шепотки пошли кругом: Носорог, Носорог… Я даже привстал, чтобы не пропустить случайно.
В большой студии собрались все, кто не был занят какой-нибудь работой, плюс все дети, кто еще не спал. Декорации вытащили из подсобки и побросали на пол – вместо стола. Стульями служили розданные каждому одеяла. Некоторые лежали. Рядом со мной сидела молчаливая, изнуренная мама – она уже поела, просто отдыхала. К ней прижимался Светлячок, выбравший ее из всех взрослых. Эйнштейн питал тело гречневой кашей с беконом, ставя банки на угол положенного плашмя стенда.
Я ел фасоль с индейкой. Банку мне разогрел кто-то из братьев-аномалов, «термальщиков» или «погодников», я не обратил внимания. А еще Бел распределила между аномалами наши любимые «энергетики», каждому – свою баночку. Молодцы они с Эйнштейном, предусмотрели такую важную вещь.
В нашей компании был и охранник Жиль, бывший начальник караула, и даже инженер из лаборатории нейроиндукции. Жиль, когда ловил мой взгляд, каждый раз улыбался, а инженер однажды подмигнул мне. Кореша, а чё!
Когда в студию вошел человек в потертом комбезе, некоторые тут же встали. Он жестом усадил ретивых, пробежался по сборищу взглядом, выискивая кого-то, и направился… в нашу сторону! Небольшого росточка мужчина, похожий на кого угодно, только не на грозного Носорога. Ростом с меня, узкий, сухощавый и подвижный. Вряд ли слабак, небось сплошные жилы под одеждой. Шел комичной прыгающей походкой.
Эйнштейн встал ему навстречу, широко улыбаясь. Они сошлись и обнялись, звучно хлопая друг друга по спинам… Предатель!
Я тоже вскочил, не удержав себя в рамках приличий. Ну, мистер Эбенштейн… Холодная ярость наполнила душу.
– Вот оно как? Мафия и контрразведка – братство навек. Я плачу от умиления, босс.
– Смех тебе идет больше, Питер. Не спеши с выводами, а то ляпнешь что-нибудь неловкое.
– Кому вы на самом деле служите, господин майор? Военным, синдикату? Всем сразу? И в чем глубинный смысл всей этой провокации? – обвел я рукой пространство.
– Каждый где-то служит, но не все выслуживаются. Если б я выслуживался, Питер, то был бы сейчас по другую сторону Черты.
– Петя, – дернула меня мама.
– О, Марина, эк ты расцвела! – произнес Носорог по-русски, нагнулся и поцеловал ее в щеку, которую она ему подставила. – Сколько ж мы не виделись?
– Отстань, не напоминай, – сказала мама.
Усталость ее исчезла. Свет зажженных сталкерами лампочек отражался в заблестевших глазах, да и сама она словно засветилась – на пару со Светлячком.
– Иногда, чтобы заново родиться, надо умереть, – сказал Носорог.
– Трепло, – сказала мама. – Всегда был мастер трепаться. Я же думала, ты умер, ублюдок! Лучше бы весточку дал, что слухи о твоей смерти сильно преувеличены.
Чего-то я здесь явно не понимал. Эйнштейн взял меня за руку, силой подтащил к себе с Носорогом и примирительно сказал:
– Ты подумай умом, повспоминай о том, что было, поанализируй. Оглянись кругом, в конце концов. Контрразведка, синдикат – это всего лишь ярлыки… Давайте я вас лучше представлю друг другу. Знакомьтесь, джентльмены. Это Питер Пэн, сказочный персонаж, единственный такой на свете. А это Живчик, о котором тебе папа должен был рассказать. Мой давний друг. Свергнутый президент великого тройственного союза, после свержения которого союз распался.
Живчик! Неужели тот самый сталкер, на пару с которым Эйнштейн обнаружил «Душевую» на кирпичном заводе?
Многое теперь прояснилось.
На Живчика этот человек походил куда больше, чем на африканского быка. Откуда взялась новая кличка? А откуда взялись его миллионы? Какой-то он был совсем не гангстерский… Шаблоны рвались с пулеметным треском.
– Ничего мне папа не рассказал, – проворчал я.
– Ну, значит, не успел, – парировал Эйнштейн.
– Я и сам могу о себе рассказать, – загорелся Носорог-Живчик. – Обожаю рассказывать детям сказки! Натали, помню, от смеха писалась, когда маленькая была.
