Вадим Вознесенский - Евангелие рукотворных богов
– Помощь нужна?
– Не откажусь – такую махину запустить.
И завертелось.
После пары дней снования по темным коридорам где-то внутри утробно взревели невидимые механизмы и, мигнув, засветились молочно-белым стеклянные трубки вдоль стен. Ключник появлялся лишь изредка и все бормотал себе под нос то что-то про обхождение контуров защиты, то про снижение выбросов и перевод системы в минимально излучающий режим. Сначала он сокрушался по поводу невозможности навигации, после заявил, что пора изобретать какой-то секстант, затем ночами торчал, разглядывая в просветы меж облаками звезды, используя нелепую конструкцию из реек, зеркал и маятников. А через тринадцать дней после начала работ, утром, за очередным завтраком из странных запасов базы, называемых Раханом сухпаем, он торжественно заявил:
– Вычислил.
– Место посадки? – переспросил Брат.
– Да.
– И где?
– Понимаешь, ведь хороших мест на экваторе, а с орбиты Кларка комфортно садиться только вдоль него, не так много. То, что скорее всего будут выбраны острова, тоже очевидно – материковые зоны сильно загрязнены. Расчет оптимальной орбиты для снижения с учетом вводных дал это место. – Ключник пододвинул карту. – Хальмахера.
– Большой. – Брат рассмотрел зеленый островок посреди скопления участков суши – архипелага.
– У меня точные координаты есть, плюс-минус, конечно. После старта, опять же, Сатану нашу вести можно. Но, знаете, я этот остров весь к чертям собачьим на дно пущу, дури хватит – четыре носителя.
– Не стоит, наверное, весь остров, – предположил Рус.
Ключник вздохнул:
– Херня это все – точечные удары. А так, четыре по десять – сорок головок в Хальмахеру, и только пузыри на поверхности останутся. Так оно надежнее.
– Может быть, по одной, вдруг твои расчеты неправильные?
– Скажи еще – очередью. Нет, Рус, на второй залп у нас времени уже не будет. Эта война быстрая – кнопку ткнул, и ползи на кладбище.
– Почему?
– Потому, что старт засекается мгновенно. Носителю все равно – он пошел, и его с курса сбить практически невозможно. А вот место пуска обречено – двадцать минут, и его сравнивают с землей. И даже глубже.
– Значит, нам всем…
– Ничего это не значит. Вы все завтра снимаете лагерь и уходите. Куда угодно – я бы посоветовал в Азас или на юг. Уходите и ищите надежное убежище.
– А ты?
– А я глушу все системы, чтобы не дай бог не засекли, и жду начала.
– Как ты догадаешься, что это началось?
– Буду просто смотреть в небо. Такое событие, как сошествие матери, не начнется просто так. Сначала вокруг Звезды начнется мельтешение, потом, возможно, корректировка орбиты, суета драконов, и в итоге от небесного тела отделится маленькая искорка и по дуге направится к Земле. Я не пропущу этого момента.
– Сидеть и смотреть в небо? – Брат усмехнулся. – Это нереально. Как долго ты продержишься?
– Долго. – Ключник оскалился. – Я умею ждать.
– Я останусь, – уверенно заявил Брат.
– Черта с два – это моя война.
– Я останусь – ты сойдешь здесь с ума!
– Я давно уже безумен. Не вынуждай убить тебя.
– Убить? Зачем?
– Чтобы отбить охоту остаться у остальных! – Ключник обвел суровым взглядом Ванко, Стерву, Руса и Кэт.
В середине лета, даже такого прохладного, как сейчас, по пустыне лучше путешествовать ночью. В начинающихся сумерках из прохладного полумрака подземелий вышел наружу маленький отряд. Пятеро были снаряжены, как перед дальней дорогой, шестой, обнаженный по пояс, явно намеревался остаться.
– Ты не передумал? – в очередной раз спросил Брат.
– Не начинай.
– Быть может, ждать придется очень долго.
– Не думаю – атмосфера практически очистилась. Не век же им болтаться на орбите.
– Удачи тебе, солдат. Надеюсь, тебе повезет… Нам.
– Останьтесь в живых. Слышите? – Ключник по очереди обошел товарищей, остановился первым возле Ванко. – Запомни, мальчик, то, что видел, – ты будешь жить в другом мире. Не лучшем и не худшем – другом. Вы, – Рахан обратился к Стерве с Русом, – здоровые и чистые, я знаю, будьте родителями тех, кто возродит человечество, не спорьте – вы можете стать парой. Ты, – это к Брату, – научи их, оставь в их памяти рассказы о прошлом, о величии, к которому смогут стремиться следующие поколения.
Кэт Ключник не сказал ничего. Он просто стал напротив и долго смотрел в глаза, словно стараясь запомнить каждую искорку, вспыхивающую в синей бездне.
– У тебя все получится, – прошептала девушка. – И помни – мы всегда несем ответственность за тех, кого спасаем. Мы еще встретимся… чтобы попрощаться.
Рахан усмехнулся. Он уже не верил в пророчества, не хотел искать смысл в иносказаниях и прекрасно отдавал себе отчет в том, что его ждет.
– Прощайте.
– Прощай.
– Прощай.
– Прощай.
– Прощай.
– До встречи.
В сумерки уходят пять странников. Атмосфера действительно почти очистилась – последнее время почти каждая ночь полна яркого света звезд. Пятеро уходят, не оборачиваясь, потому что нельзя оборачиваться в прошлое, пятеро уходят, а шестой тяжело усаживается в вытащенное из недр рукотворной пещеры кресло, берет в руку подобранное год назад у сгоревшего хутора оптическое приспособление и смотрит вверх.
Сидеть так он будет долго. Ветер станет носить из стороны в сторону неприкаянные кусты перекати-поля, цепляющиеся колючками за его ноги, песок истреплет полы его одежды, а солнце до черноты обласкает его страшное лицо. Группа кочевников набредет на необычного наблюдателя и начнет насмехаться над ним, а он будет лишь смотреть вверх, иногда невооруженным глазом, иногда, пользуясь старым потертым прицелом, и изредка прихлебывать остывший чай из железной кружки. Он покинет свое место только тогда, когда незваные гости сунутся обшаривать помещения базы за его спиной. Он медленно поднимется и пойдет вслед за ними и там, страшным демоном выныривая из темноты коридоров, покончит со всеми.
Наступит зима, и пойдет снег – снег в пустыне и сугробы у его ног будут служить защитой от холода. А в одну из морозных ночей наблюдатель вдруг вздохнет и впервые заговорит, пусть даже сам с собой. Собственно, это будет трудно назвать разговором – он скажет всего одно слово:
– НАЧАЛОСЬ…
Зима. Сочельник. Те, кто еще жив, веселятся, отмечая праздник, смысл которого давно позабыли. Но в далекой пустыне одинокий безумец после почти полугодового бездействия спускается под землю, и рокот машин возвещает о том, что база ожила. Ключник, пользуясь приспособлением из реек, зеркал и маятника, следит за движением отделившейся от Звезды искорки, покачивает головой и делает пометки в блокноте. Затем снова уходит в чрево станции, бегом – надо преодолеть четырнадцать этажей подземелья и успеть повернуть последний включатель. Уже скоро.
Где-то далеко отсюда сильные пальцы, привычные к оружию, не менее ловко управляются со струнами:
Мой дом в холмах зеленых, мой дом в высоких травах.Взбираются по склонам веселые дубравы.С рукава слетает сокол – к нам приехал издалёкаВсадник изумрудноокий из страны лесов высоких.Там – мой дом в зеленых холмах!
Играй же, менестрель, играй! А рядом с ним медленно танцует девушка, движения легки и изящны, так же грациозны, как ее отложенный в сторону клинок.
Возьми янтарный перстень, жемчужную корону,С тобой уедем вместе в мой дом в холмах зеленых.Там несутся к морю кони, там вино в подвалах бродит,Виноградной спелой гроздью звезды падают в ладони.
Танцуй же, дева, танцуй! И мальчик сидит у ног и поет, глядя на мир печальными глазами, – не менее грустно смотрит он, когда приходится, в прорезь прицела.
Там печаль тиха, как вечер, там легенды море шепчет,Там поет закатный ветер о давным-давно ушедших.Там венки сплетают девы, там играют менестрели,Там давно собрались гости, ожидая королеву.Там – мой дом в зеленых холмах!
Пой, пой, дитя, не останавливайся – это песня о том, что уже мало кто помнит и нескоро, ой как нескоро увидит.
В тесном кружке кочевников выступают бродячие артисты. Зачем убивать, а они это могут, если можно добывать на пропитание, демонстрируя собственное искусство? И играют, поют, танцуют, а в сторонке пристроился на солнышке, таком редком, худощавый, хотя в осанке чувствуется недавняя дородность, проповедник. Когда его коллеги закончат – он расскажет собравшимся, если они захотят его слушать, о том, что в ближайшее время вновь наступят сумерки, но этого не стоит бояться. Лучше всего найти укромное место, переждать катаклизм, а после мир родится заново и жить станет легче.
Кстати сказать, сами артисты не думают искать убежища. Зачем? Каждый из них в глубине души уверен, что заслужил честь или достоин проклятия – пережить грядущие испытания, дабы оправдать или искупить, впрочем, это одно и то же. И так, скорее всего, произойдет. Причем очень скоро.
