Евгений Щепетнов - Колян. Дилогия (СИ)

— Вот что, красотки. Сейчас идёте к телеге, залезаете на неё и в левом углу нашариваете тазики, мочалки, мыло, порошок и вперёд, наводить порядок в теле и душе. Таких грязных лахудр я близко не подпущу к нашему приличному обществу, — он хмыкнул про себя. Приличным обществом тут и не пахло, вокруг носились грязные солдатёшки, да лохматый седой то ли лесовик, то ли колхозник. — Ну‑ка быстро — геть на телегу!

Он шутливо прикрикнул на них и они испуганно порскнули в направлении трактора. Колян присел на пенёк, стряхнув с него какие‑то крошки ладонью, и дал отдых уставшим ногам, вытянув их вперёд…

«В положении лидера есть свои преимущества — они бегают, а я сижу, думу думаю, — Колян хихикнул про себя и осмотрел лагерь. — Какого я трактор‑то не заглушил? Тарахтит бестолку. Всё равно до завтра никуда не двинуться. Пока еще я всю компанию в порядок приведу…»

Он поднялся, подошёл к бульдозеру и заглушил дизель. Тот рыкнул напоследок, кинул в небо сизый клуб и затих. Колян направился к телеге и стал сливать остаток соляры из бочки в бак трактора. Слив почти до конца (не надорваться же, выливая последние литры в дырочку бака), он сбросил бочку вниз, потом залез в телегу и нашёл топор–колун и тяжеленную пудовую кувалду, прихваченную с мехдвора в деревне. Позвал двух парней, вернувшихся с поля, где они закапывали труп:

— Так, архаровцы, смотрите сюда: ставим бочку на попа. Ставьте так — ты бери колун, ставь сюда к краю. Другой берёт кувалду и ррраз! — херачит по колуну так, чтобы он прорубал железо, и так по кругу, пока дно не вывалится. Поняли? Раз поняли — вперёд.

В течение часа был слышен адский грохот. Пацаны менялись и работали по очереди. Больше чем на 5–6 ударов их не хватало — кувалда была ещё та.

«С такой кувалдой пролетариат точно освободился бы из цепей, — засмеялся про себя Колян. — Пусть тренируются, жратву свою отрабатывают…»

Наконец, борьба с бочкой закончилась, и парни торжествующе продемонстрировали вожаку донышко от бочки.

— Теперь так — оставшуюся соляру аккуратно слейте в маленькие ёмкости — бутылки и контейнеры, и перелейте в бак трактора, или, если не влезет, в другие бочки. А бочку засуньте в костёр, пока не обгорит. Ничего с ней делать нельзя, соляра такая едучая, хрен её отмоешь.

Соляру перелили, бочка обгорала на костре, Колян придумал им новое задание:

— Начинаем вычищать ваши авгиевы конюшни. Ночевать‑то где‑то надо, а у вас там насекомые небось бегают, а то и еще что похуже… А я проверю потом как убрали. Грязь найду — Филя вам доброй феей покажется.

Толпа побежала в коровник, оттуда полетели какие‑то тряпки, мусор, огрызки.

«Надо же, как быстро люди в скотов превращаются, — в очередной раз удивился Колян. — Ну вот раньше, до Судного Дня, заставь их в такой грязи валяться — они бы на меня как на идиота посмотрели бы. А сейчас вроде бы, так и надо. Нееет, неандертальцы нам не нужны. Тем более, что их гомо сапиенс сожрал, как выяснили учёные. Они были кривоногие, маленькие, грязненькие и… добрые. Не умели, понимаешь, воевать. А ещё были, видимо, очень вкусные. И Гомо Сапиенс, злой, такой же грязный, но воинственный их сожрал. Я — Гомо Сапиенс Рекс, новое производное от человека разумного, человек разумный злой».

С этими мыслями Колян отправил двух парней и девок–замарашек на берег реки чистить песком до блеска и мыть моющими средствами обожжённую бочку. Наконец и эта задача была выполнена — бочка стояла на постаменте из кирпичей, обложенная весело потрескивающими и стреляющими искрами сырыми дровами, наполненная водой из реки. На другом костре, разведенном рядом, булькал в котле шулюм из нескольких банок тушёнки, картошки, рисовой каши, плавали в нём и лавровые листки. Восхитительный запах… Колянов народ заворожённо смотрел на это пиршество.

— Давно, небось, горячего‑то не ели, а? — Колян покосился на молодняк. — Не вижу что‑то я у вас посуды, в которой еду готовили.

— Да чо готовить? Сухомятину жрали, что найдём, — ответил Диман. — И что Филя не сожрал. Он даже девкам жадился кусок лишний дать, должны были отрабатывать.

Парень покосился на девчонок, которые вздрогнули, видимо, от воспоминаний и нервно повели плечами.

— Ну что, пока, как говорится, жарится хряк, давайте обсудим, как жить–поживать дальше будем, — Колян задумчиво потёр левую руку правой, по старому ножевому шраму, почти пересёкшему тяжёлую синюю вену, одну из тех, которые синими раздутыми ручьями обвивали его мосластые жёсткие руки. — Я уже пару дней двигаюсь из губернии вверх по Волге. Выше атомной станции, так как уверен, что ниже ее всё заражено радиацией и непригодно для жизни. Там, в мордовских лесах, буду основывать поселение. Для этого мне понадобятся надёжные люди. Сразу говорю — кто пойдёт со мной выполняет то, что я скажу. Если я скажу подпрыгнуть — не спрашивает, зачем подпрыгнуть, почему подпрыгнуть, а задается вопросом, на какую высоту прыгать и сколько раз. Всем ясно?

— Ясно… — протянули и парни и девчонки.

— Ещё раз. Моё слово — закон. Никакой демократии. Кому не нравится — остаётся тут и выживает, как может, никаких претензий. Кто идёт — идёт моим путём. Ослушается — расправлюсь быстро, эффективно и страшно. Залог успеха — точное и в срок выполненное задание. Один сдаст позиции, сдрейфит — погибнут все. Считайте, что мы на войне, только тут ещё хуже. На войне в тыл можно уйти, а тут тыла нет. Все всё поняли? Не слышу? Чётче отвечайте!

— Поооняли.

«Стройбат хренов, — подумал Колян. — Учить вас надо, а то и сами сдохнете и меня подставите. Мычат как телята. Телята и есть. Диман вроде пошустрее, надо из него взводного сделать. Только назвать как‑нибудь не по армейски. Как там у казаков называлось — есаул? Вот и будет есаулом. А поселение поставим — станица назовём. Чего велосипед выдумывать, когда мои предки давно всё придумали».

Колян происходил из старого казацкого рода, который революция и война разбросали по разным уголкам страны, от Дона до Сахалина. Дед его, бывший военный, умер на Сахалине, где остался после отсидки на зоне — горячий был, после войны дембельнулся сдури, было всё — паёк, достаток. А тут чтобы выжить, нужно было пахать — и это тому человеку, который кроме войны ничего не знал. Он спился, в пьяной драке разбил голову человеку и оказался на Сахалине.

— В общем так, пацаны. Считайте, что у нас войско казачье. Я — атаман, Димана назначаю хорунжим. Вы — рядовые казаки. Все приказы мои выполнять беспрекословно. Потом я разработаю свод законов, будем их придерживаться неукоснительно. Отменить действие закона могу только я. И никто иной. Девок не обижать. Захотят с кем спать — спят. Не захотят — такие же равноправные казаки, то есть казачки. Пожалуются мне — устроим суд, повешу виновника на телеге. Всем ясно?