Раненые звёзды - Сергей Котов
Этот «рудовоз» на полной тяге долетел до Юпитера, где сделал гравитационный манёвр, и, разогнавшись как камень в праще — направился в сторону Венеры, включив поглощающие щиты и, таким образом, исчезнув для всех средств наблюдения ЕСОК.
При хорошем раскладе их бы заметили только в непосредственной близости Венеры, когда они бы начали торможение. Но что-то пошло не так. Где-то в расчёты вкрался неизвестный фактор, и тщательно рассчитанная траектория дала слишком большую погрешность аккурат после того, как они миновали орбиту Марса. Им пришлось воспользоваться корректирующими двигателями. Импульсы были совсем короткими — считанные секунды — но продвинутые марсианские системы искусственного интеллекта, непрерывно анализирующие данные с орбитальных оптических телескопов, мгновенно засекли аномалию.
Это случилось примерно через полчаса после старта нашей орбитальной капсулы.
Пока мы плыли в челноке, развлекаясь расчётами траекторий сближения или чтением специализированной литературы по венерианской фауне, на Марсе царила паника. Видных учёных, специалистов по реактивному движению и баллистике, выдёргивали из тёплых постелей, или от обеденного стола (кому как повезло), чтобы максимально оперативно решить первостепенную задачу: как быстро корабль Фаэтонцев может оказаться на Венере?
В этой задаче было слишком много неизвестных. Непонятно, сколько горючего они взяли с собой. Достаточно ли его будет, чтобы изменить полётную траекторию, и идти на полном ускорении? Был ли у них такой аварийный план?
Большинство специалистов, разглядывая восстановленный по следу импульсных двигателей предполагаемый объем и конфигурацию корабля, предполагали, что такой план точно был. И старта маршевых двигателей следует ждать в тот же момент, когда они обнаружат погоню.
Однако, был и позитивный момент. Марсианский корабль использовал принципиально новую модификацию плазменного двигателя, способную выдать на порядок больший импульс, чем известные доселе. По данным разведки, у Фаэтона таких двигателей не было. Так что шанс обогнать фаэтонцев оставался. Правда, для этого придётся несколько дней идти под ускорением в полтора «же». Причём именно земного «же» — я пересчитал для удобства. Для марсиан эта цифра выглядела ещё более внушительно.
Всё это нам сообщили уже после начала разгона.
Первые минуты работы двигателей мы пребывали в неведении. Только Камелии было приказано принять экспериментальный противоперегрузочный препарат.
Потом был старт. Где-то минут тридцать мы сидели пристёгнутыми в креслах при одном «же», пока техники на Марсе изучали стабильность работы новеньких движков. После этого импульс увеличили до полутора «же», и обрадовали нас, что под такой перегрузкой нам предстоит провести несколько дней. И только потом объяснили ситуацию.
Когда нам разрешили покинуть рубку и занять свои каюты, Камелия устроила долгую перепалку с ЦУПом. Она пыталась выяснить — почему не принято решение дать импульс два «же»? Причина была в ней, или принимались в расчёт возможности других членов экипажа?
Разумеется, ей не дали вразумительного ответа.
После долгих месяцев на дне мягкого марсианского гравитационного колодца перегрузки, даже такие незначительные, дались мне вовсе не легко. Но я адаптировался гораздо быстрее, чем Кай. Первые сутки он отмокал в небольшом бассейне, предусмотренном в рекреационной зоне. Или правильнее было бы сказать солы, а не сутки? Впрочем, это тоже не было бы точным — период обращения древнего Марса вокруг своей оси отличался и от Земного, и от современного Марсианского, хотя и не сильно.
Бортовое время было синхронизировано с поясом Илидии — крупного города, где находился штаб ЕСОК. И это время отличалось от местности, где мы проходили подготовку, часов на пять. Так что, кроме перегрузок, мне пришлось иметь дело с «космо-лагом».
Камелия под своим чудодейственным препаратом, похоже, вовсе не замечала перегрузок. Или делала вид, что не замечает.
В первый вечер я навестил Кая в бассейне. Напарник потихоньку приходил в себя. Выбирался на поверхность каждые полчаса, в точности, как рекомендовали врачи для адаптации. Настроение у него было нормальное — в бассейн он взял планшет, с которого продолжал знакомиться с особенностями поведения отдельных представителей венерианской фауны. Мне хотелось потренироваться, но врачи строго запретили это делать, по крайней мере, в ближайшие три дня, при такой силе тяжести. Так что вместо спортзала я отправился в поход по кораблю — чтобы хоть чем-то себя занять. Про венерианских чудовищ перед сном читать не хотелось.
Так, исследуя закоулки нашего космического обиталища, я набрёл на походный храм Ареса. Зашёл внутрь — из чистого любопытства. На Марсе я не проявлял никакого интереса к религии. Хотя Кай, например, искренне считал себя верующим. Кстати, не для него ли специально сделали этот мини-храм?
Вполне может быть, что и так. Очень по-марсиански, насколько я могу судить.
Храм представлял собой вытянутый отсек со сводчатым потолком. Вдоль стен висели имитации факелов, разгоревшиеся, как только я ступил внутрь. В глубине помещения, за алтарём стояла большая позолоченная статуя спортивного поджарого мужика в одной набедренной повязке. Ну как поджарого — по марсианским меркам он был очень мускулистым. В руке мужик держал древнее марсианское холодное оружие — нечто среднее между мечом и глефой. Вторая рука была сложена в жесте, который среди верующих назывался «Знамение Секиры». Почему именно секиры я не знал — та штука, которая обычно изображалась в руке у божества, эта «глефа», называлась совсем по-другому. А вот полный аналог земной секиры в истории Марса встречался.
Напротив алтаря и статуи стоял ряд деревянных скамеек. Я не сразу заметил, что одна из них занята. А когда заметил — отступать было поздно. Камелия меня заметила.
— Привет! Ты никак помолиться? — она приветственно махнула рукой, — а я всё ждала, когда ты заглянешь. Ты верующий?
— Да, — поспешно ответил я, — то есть нет. Не знаю.
— Ты не слишком хорошо разбираешься в наших верованиях, верно? — сказала она. Мне не понравилось, как прозвучало слово «наших».
— Не было времени изучить, — сказал я, — да и желания, признаться, тоже.
— Ареса ещё называют Богом Последних Дней, — сказала Камелия, — да ты не стой в проходе, присаживайся. Поговорим.
Не знаю почему — но я её послушался, и занял соседнюю скамейку.
— Миф о конце света? — спросил я.
— Ага, — кивнула она, — ты догадался, или попалось где-то? Вообще-то о таком догадаться сложно, если не интересоваться специально.
— Догадался, — холодно ответил я.
— Кстати, антропологи считают, что само существование такого мифа в большинстве верований и у нас, и на Фаэтоне, доказывает искусственное происхождение нашей системы, и жизни на наших планетах.
— Вот как? — спросил я, — я
