Анастасия Парфёнова - Город и ветер
А королевские близнецы… Королевские близнецы были Нарунгами. Магистру понадобилось почти полдня тесного общения с ними, чтобы понять: когда в летописях употребляется это название, оно относится не к семье, а к народу. И народ этот имеет ещё меньшее отношение к человечеству, чем родичи ди Крия. Тавина и Нелита были порывисты, естественны, несдержанны, как и положено шестилетним девочкам. А ещё они были абсолютно, потрясающе неординарны. Целитель не шутил, когда говорил, что дети несут в себе свежесть взгляда. Он всего лишь преуменьшал.
Близняшки переворачивали аксиомы, которые Тэйон до сих пор считал незыблемыми, и создавали какие-то свои, не похожие ни на что законы и заклинания. Магистр Алория думал, что ему придётся повторять то, что он и так уже знает, однако в присутствии Тави и Ниты он обнаружил, что изучает какую-то новую, скрытую магию, имеющую пугающе мало общего со строгими канонами Академии или требовательной к заклинателю халиссийской традицией. Он был очарован. Он был заворожён. И как же он ненавидел свою горькую неуклюжесть!
Шаниль давно оставила свою гитару и сидела, забравшись с ногами в кресло для посетителей, рассеянно листая книгу. Бусины, украшавшие её серебряные волосы, преломляли холодный льдистый свет, глаза казались далёкими и нездешними.
Тави и Нита сидели на столе, что позволяло им быть на одном уровне с неспособным покинуть кресло Тэйоном, ди Крий утвердился в воздухе, зацепив каблуки за невидимые ножки невидимого стула.
Тэйон пытался проделать простейшее упражнение: спроецировать составленный в воображении образ на специально настроенный для принятия и построения визуального изображения кристалл. Даже люди, лишённые магического дара, способны были делать это при должной тренировке. Задание несколько усложнялось тем, что одновременно с ним проецировать на тот же кристалл свои фантазии пытались два шестилетних вундеркинда и один склонный к пьяным дебошам целитель так, чтобы финальная иллюзия, клубящаяся над кристаллом, включала в себя посланные всеми ими элементы и в то же время была бы единым целым.
Конечный результат, скорее всего, получится довольно комичным. Взрослые, и сами не лишённые чувства юмора, легко подстроились под способность детей воспринимать скучные упражнения как игру. В конце концов, если близняшкам наскучит возиться с их добровольными няньками, ужасная парочка отправится искать себе развлечений где-нибудь ещё. Ни ди Крий, ни сам Тэйон не желали расхлёбывать последствия их самостоятельных экскурсий.
Магистр расслабился, представив тонкую энергетическую нить, тянущуюся от него к кристаллу. Вообразив себе структуру камня, сложную матрицу, улавливающую информацию и перекодирующую её в иной вид излучения. Он представил себя кристаллом, свой разум — такой матрицей, в глубине которой ровно сияло предельно чёткое изображение бескрайнего неба, синего, глубокого, расцвеченного белоснежным кружевом облаков.
Небесный простор раскинулся над их головами, точная, потрясающая в своей достоверности иллюзия скрыла деревянный потолок и стены. Мощное ментальное присутствие, которое Тэйон уже научился ассоциировать с ди Крием, — и в небе, презрев земное тяготение и изящно расправив паруса, поплыла лёгких очертаний бригантина, выполненная с доскональным знанием деталей. Магистр отметил про себя, что целитель явно не чужд мореплавания, и, скорее всего, в своё время облазил точно такой корабль от трюма до самой высокой мачты.
Непоседливые, словно солнечные зайчики, в игру вступили близнецы. Добавленные ими образы были нечёткими, быстро меняющимися, отражающими как неумение сосредотачиваться на чём-то одном, так и непрекращающуюся мысленную драку за то, чья идея победит. Летающий остров (точно как на картинке в одной из книг) сменился летающим замком (подозрительно похожим на увеличенный игрушечный дворец, когда-то стоявший в королевской детской), потом драконом (как на гобелене), потом у дракона появилась ещё одна голова (другого цвета, как на другом гобелене), потом почему-то тарелкой, куском торта, и в следующий момент по голубому небу уже летали разнообразные блюда, наполненные самыми различными кулинарными шедеврами.
Стараясь не обращать внимание на урчание в животе, Тэйон попытался увеличить поток энергии, идущей от него к кристаллу, чтобы расширить иллюзию. Нить, связывающая их, стала толще… ещё толще… Виски пронзило болью, когда энергия вырвалась из-под его контроля, заставив камень ярко вспыхнуть, а магистра, точно пронзённого ударом хлыста, со стоном обмякнуть в кресле. Тавина, даже не заметив, что он покинул иллюзию, рассеянным, неосознанным усилием сама влила в кристалл дополнительную подпитку, и вот уже вместо стен кабинета кругом мерцали непропорционально многочисленные детские воспоминания о торжественных ужинах, сопровождаемые (что было, вообще-то, невозможно) вкусовыми ощущениями и запахами, а звенящие голоса близняшек взволнованно обсуждали, что же сегодня будет на обед.
Внешне спокойным движением магистр развернул кресло, отворачиваясь. Тело скрутило низкой и недостойной завистью.
Ножом в сердце вошли собственные воспоминания.
Маленький лэрд, затаив дыхание, слушающий, как бабушка Лия читает на ночь легенду о полёте его знаменитого прапрапрадедушки. И затем, ночью, выскользнувший из детской, чтобы пробраться на самую высокую башню и как и все его предки, превратиться в самого настоящего сокола. Один из стражников тогда заметил его и, в последний момент перед прыжком успев ухватить за рубашку, притащил, возмущённо пыхтящего и пинающегося, к Лии. Магистр Алория до сих пор помнил чувство недоверия и горящего, обжигающего разочарования, когда бабушка, обняв лэрда, сказала, что ему никогда не дано будет обрести истинную форму. Никогда, никогда, никогда…
Подростковые годы, одинокие часы на крепостной стене и голодные, затуманенные слезами глаза, устремлённые в небо. Спрятанная от посторонних глаз и оберегаемая пуще секретов клана тетрадь со стихами.
И те же слёзы, тот же обжигающий взгляд, но уже не его, а Таш, которую застал однажды ночью на том же месте той же самой стены.
А потом — резанувший по сердцу ужас, когда, вопреки всем приказам, в его лабораторию ворвалась нянька с криком: «Терр исчез! Он поднялся на башню!» Он не помнил, как удержал и завершил тогда заклинание, как, опрокинув неподъёмный стол, выскочил из комнаты, поднял по тревоге замок. Суматошный обыск пустых коридоров, допросы стражей, бледное лицо Таш. Чей-то крик, и он выбежал во двор, чтобы увидеть, как неуклюжий птенец сокола спланировал откуда-то с неба, упал на камни, покатился, превращаясь в худого исцарапанного мальчишку, побелевшими пальцами сжимавшего сломанное бедро.
«У меня получилось! Отец, матушка, получилось! Я летал! Летал!!! У меня были крылья! У-уй, больно!»
Белое лицо и раненые глаза Таш, внезапно отвернувшейся и напряжённо зашагавшей по направлению к своим покоям. Понимание содеянного. И чёрная, разъедающая изнутри зависть.
Холодный взгляд, оборвавший торжество ребёнка.
«Вы испугали вашу мать и испортили моё заклятие, вер. Такое поведение неприемлемо для наследника соколов».
И стиснувший зубы отец, недрогнувшим шагом уходящий от плачущего от боли и предательства сына.
Магистр Алория запрокинул голову. Прошлое нельзя исправить, но… он презирал себя за это поражение.
Мастер ветров не был больше мальчишкой, снедаемым обидой и невозможностью следовать своей мечте, слишком юным для свалившейся на него ответственности. И не собирался дважды повторять одну и ту же ошибку.
Когда маг вновь повернулся к своим соученикам, лицо его было спокойно, сердце билось ровно и размеренно, а эмоции ограничивались в основном лёгким голодом.
— Блестяще, Тави. Нита, ты вне всяких похвал. Это какой-то овощ? Ах, вишни. А почему синие? Да, вы правы, так гораздо вкуснее. Вношу деловое предложение: как насчёт обеда? — поинтересовался он, чуть постукивая для важности пальцами по подлокотнику.
Близнецы издали дружный восторженный крик. Тэйон послал слишком много замечающему ди Крию самую мерзкую из своих улыбок.
— В таком случае я уверен, ваш защитник будет рад сообщить госпоже Укатте, что их высочества проголодались.
Целитель, судя по всему, уже имел несчастье познакомиться с дамой, заведовавшей кухней Тэйона. Или, быть может, он просто знал, кому принадлежал безвинно пострадавший кот. Во всяком случае предложение встретиться с ней вызвало у явно голодного студиозуса подозрительно вялый энтузиазм.
— Я уверен, магистр, что общаться с вашим собственным персоналом лучше всего вам!
— Ни в коем случае, — возмутился Тэйон. — Для всего мира, за исключением здесь присутствующих, я сижу в темнице, а вовсе не в своих покоях. Уверен, вас не затруднит прислать мне наверх лишнюю порцию. Однако госпоже Укатте совершенно не обязательно знать, кому именно она предназначается.
