Анастасия Парфёнова - Расплетающие Cновидения
«Сны людей».
Нет. Мои сны.
Подаюсь вперёд. Там! Не замечаю, как оказываюсь в воздухе. Не замечаю ни времени, ни направления, ничего, кроме завораживающего, порабощающего сияния. Я, наверно, не смогла бы остановиться, даже если бы захотела. Косая тень падает в отблесках редких, полуразбитых магических фонарей, крылья клубятся изменчивым дымом, босые ноги оставляют цепочку следов на снегу, тут же заметаемую послушным ветром. Я скольжу между уродливых каменных развалюх, ведомая лишь одной мне слышимой музыкой. Вдруг оказываюсь перед дверью и долго, наверно целую секунду, пытаюсь понять, как обойти её, не снеся до основания весь дом. В конце концов растворяюсь в облачко чуть золотистого тумана и вновь конденсируюсь у изголовья того, кто видит эти невероятные сны. И почему-то удивляюсь этому.
Не знаю, сколько я сидела, упиваясь удивительными видениями. Расчёсывала осторожными золотистыми когтями сбившиеся во сне тонкие волосы. Вглядывалась в расслабленное во сне лицо. «Мальчишка», — шепчет кто-то во мне. «Он никогда не был юным», — отвечаю почти вслух. «Тот, кто видит такие сны, не может не быть юным», — упрямо спорит та, другая.
Лет двадцать, но в волосах — проблески серебра. Тело сильное и жилистое, иссечено старыми шрамами, но не такими, что приобретаются в благородных схватках с равными, а, скорее, теми, что приобретает ребёнок, всю жизнь упрямо пытающийся выжить в жестоком мире взрослых. Следы хлыста, следы давних побоев. Рваные шрамы уличных потасовок, когда нет ни правил, ни честных приёмов. И парочка глубоких, но не обширных ожогов, таких, которые остаются после близкого столкновения с некоторыми видами охранных заклинаний. Похоже, мой маленький сновидец оказался вором. Причём отменным, если судить по роскошной обстановке его спальни.
Чуть изогнутые когти скользят по скуле, по тонкому старому шраму. Магия, но не совсем. Смертный, оказывается, обладает даром, редким и прекрасным, как ещё не огранённый алмаз. Он не только видит дивные миры, но и, сам не зная об этом, может воплощать их в жизнь. Или просто слегка подправлять реальность усилием воли. Только никто никогда не учил мальчишку этому высочайшему из искусств, и потому максимум, на что он способен, — сотворить перепуганную кошку прямо под ногами у догоняющего его стражника. Да и то неосознанно. Я вглядываюсь, вглядываюсь в затейливые видения, пока их резкая фантасмагория не начинает казаться более реальной, нежели освещённые потусторонним сиянием моих крыльев стены комнаты.
Он приподнимается, удивлённо, но без страха встречает склонившееся над ним причудливое существо. Глаза вспыхивают потрясённым восхищением, руки тянутся ко мне. Со смехом уклоняюсь, ловя ладони, помогаю встать. И тут он вновь замирает, поражённый, трепещущий, потому что узнал простирающуюся вокруг страну. Грустнеет.
— Так это только сон…
— Нет. Это сон, ставший реальностью. — Я не говорю вслух, но думаю, что такие сны имеют привычку оборачиваться кошмарами. Смеюсь.
Вдруг налетают тучи, яростно грохочет, земля шатается у нас под ногами. Я хохочу так отчаянно, что приходится обхватить себя руками в отчаянной попытке унять разболевшиеся от перенапряжения рёбра. Он кричит. Мир вокруг нас сходит с ума, как умеют лишь миры сновидений. Всё меняется, вытягивается, всё оборачивается обратной своей стороной. Налетают образы и видения из прошлого мальчика, люди и создания, которых он боялся больше всего, перед глазами развёртываются события, которые он отчаянно желал забыть. Да, за короткие двадцать лет этот человечек действительно многое вынес. Только существо с поистине богатым опытом может так ярко представлять такие гротескные видения. Переступаю через чью-то отрубленную голову, ногой отшвыриваю богатую жвалами тварь… и пью, пью, пью разлитую кругом сырую силу.
Он стоит на коленях, скорчившись, зажав уши и зажмурив глаза. Не обращая внимания на разверзшийся прямо перед носом апокалипсис, твердит, что это всего лишь сон, ещё один дурацкий сон, просто очередной кошмар… Я с удивлениям и яростью обнаруживаю, что ловушка рассыпается под силой неверия чужого разума. Ах так? Ну, будет тебе сон, еда!
Он вскидывается, затравленно оглядываясь, и видит, что стоит на коленях на собственной кровати всё в той же комнате, мокрый, взъерошенный, но живой и бодрствующий. С протяжно-облегчённым вздохом смертный падает на простыни, судорожно рыдая. Не так быстро, дружок, не так быстро…
Я заставляю круглые шары светильников яростно вспыхнуть и выступаю вперёд, купаясь в их отблесках. Имитируя восторженные аплодисменты, хлопаю несколько раз: медленно, вальяжно и насмешливо.
— Впечатляюще. Очень впечатляюще. Повторишь на бис?
Он отшатывается назад в животном ужасе.
— Ты сон! Сон! Сон! Сгинь, нечистая!
Хохочу. Ага. Уже сгинула. Если у того мага, из пещеры, жесткого, умелого и выдрессированного атаковать при малейшей угрозе, не получилось от меня избавиться, то что уж говорить об этом жалком подобии волшебника.
— Не так быстро, еда. То действительно был сон. Посмотрим, сможешь ли ты так же быстро разобраться с реальностью?
На этот раз я не стала проникать в его творения, чтобы подчинить их своей воле. Я начала плести своё: медленно и не слишком уверенно, но я ведь только училась. Кровать под человеком взбрыкивает, одеяло с этакой небрежной ленцой ползёт вверх с самыми недвусмысленно гастрономическими намерениями. От моего вопля звенит в ушах, мальчишка слетает с предательского ложа, стрелой кидается к двери. Выдающимся прыжком дистанцировавшись в коридор, бедняга затравленно оглядывается. Это явно не те помещения, которые он ожидал увидеть за дверью собственной спальни. В обе стороны, насколько хватает глаз, уходит длинный и прямой зеркальный зал, со строгими тёмными стенами, красивыми арками дверей, призрачно развевающимися белыми шёлковыми занавесками. Где-то играет причудливо-томная музыка, слышатся смех и звон бокалов. Потом раздаётся дикий крик умирающей в ужасных муках женщины, и снова смех. Я горда собой: кажется, удалось достаточно точно воспроизвести угрожающе-готическую обстановку, которой подсознательно и ожидал этот парень.
На мальчика жалко смотреть: бледный, как мел, трясущийся с ног до головы. Страх его — как хорошо выдержанное вино. Как удачно, что человечек такой молодой, иначе я бы уже потеряла его из-за какого-нибудь глупого инфаркта…
С отчаянным стоном вор бросается назад, к своей комнате, но в проходе, через который он только что прошёл, лишь клубящаяся тьма, испускающая приторный запах крови. Я добавляю чавкающие и хлюпающие звуки, мальчик в ужасе отшатывается, прижавшись к стене.
— Ну что же ты? — Он резко оглядывается, и вот она я: лежу на стене, как можно было бы лежать на полу. Затем чуть приподнимаюсь на руках, приближая своё лицо к его. Блеснули дивными драгоценностями клыки. — Где же твоя смелость?
— Изыди-и-и… — Он отшатывается и бросается бежать так быстро, как позволяют длинные ноги и немалый опыт.
Проходы, проходы, повороты и лестницы. Я сотворила настоящий лабиринт, витающий где-то на грани сна и яви. Развёртываю перед бестолково мечущимся человеком всё новые и новые причудливые детали обстановки. Летающие сами по себе люстры, портреты с плачущими кровью клыкастыми девами, ярящиеся в клетках леопарды в серебряных ошейниках. Он наконец останавливается, впившись пальцами в тяжёлую тёмно-красную ткань портьеры и судорожно оглядываясь. Дыхание у человека вырывается быстрыми, короткими вздохами, глаза слишком велики для бледного лица.
Какой-то звук — он резко оборачивается и оказывается глаза в глаза со мной (пришлось чуть присесть, чтобы достичь нужного эффекта). Дав смертному долю мгновения на осознание, подаюсь вперёд, впиваясь губами в его губы. Он замирает, ошеломлённый небывалостью нахлынувших впечатлений, затем отшатывается с великолепнейшим воплем. И — а вот это уже что-то новенькое — подло, жёстко и умело бьёт с нижней позиции криво изогнутым ножом. Я, конечно, перехватываю руку и вырываю оружие, но откуда оно могло взяться? Неужели сотворил собственной волей? Точно. И это в состоянии непробиваемой паники. Силён, малыш.
Отбрасываю и нож, и его несчастливого создателя. Мальчишка отлетает метров на десять и, быстро придя в себя, следит за мной затравленными глазами. Наступаю на него, медленно, плавно, наслаждаясь каждым шагом, а тот отползает, всё ещё лёжа на спине и забавно так отталкиваясь от пола ногами…
…тревога, тревога, тревога…
Я застываю на середине движения, напряжённо прислушиваясь. Как не вовремя! Только я собралась перейти к настоящим развлечениям!
Бросаю на него полный сожаления взгляд, отворачиваюсь, стремительно заплетая в косы простирающуюся кругом реальность. Заколдованный лабиринт продержит пленника столько, сколько нужно, не слишком его пугая, но не позволяя и окончательно расслабиться. А у меня, похоже, появилось срочное дело.
