Дмитрий Манасыпов - Дорога стали и надежды

Она замолчала, ловила звуки, искала что-то непонятное или опасное, но пока до нее доносилось немногое, и все оно не имело никакого отношения к нужному. Колотилось собственное сердце. Стучали по качающемуся жестяному козырьку над окном капли. Еле слышно трещало все старое здание. И снова, но уже куда сильнее, накатывал рев откуда-то сверху.

Морхольд присел, отодвинувшись от оконного проема.

– Пролетит, будем надеяться. Фу, успели. Что с ногой, ну?

– Подвернула.

– Связки? Хреновые дела, милая. Пригнись!

Она пригнулась. Вжалась в пол, пахнувший старостью, сыростью и землей. Уставилась на замершую прямо перед носом белесую мокрицу, большую, в половину пальца длиной. Та расставила десятки ножек в стороны и чуть заметно шевелила усиками.

За окном, ощутимо качнув даже воздух, медленно проплыло что-то. Рев пришел тут же, злой, голодный и яростный, вбил ее в пол еще сильнее, заставив наплевать на брезгливость. Мокрица дернулась в сторону, побежала, чуть не задев Дашу по руке. Она вздрогнула от накатившего омерзения, но не смогла даже пошевелиться.

Вторую ладонь накрыло теплым и влажным. Морхольд, положив руку на ее, прижал палец к губам. Даша торопливо закивала, понимаю-понимаю. Он улыбнулся в ответ.

Снаружи треснуло и загрохотало. Что-то валилось с высоты, разбиваясь о землю. Напротив места, где пришлось прятаться, стояла пятиэтажка, такая странная для района низеньких домиков. И сейчас, если вдуматься, именно на ее крыше ворочался хозяин рева и здешних мест.

Рыкнуло, следом упало еще несколько тяжелых кусков дома, простоявшего с самой катастрофы. Морхольд, очень осторожно, выпрямился, прижимаясь к стене, и выглянул наружу. Махнул Даше рукой, показывая, мол, можно подниматься. Показал на улицу, и еще раз приложил палец к губам. Она поняла.

Посмотреть очень хотелось, хотя ей стало еще страшнее. Перебороть себя получилось, и Даша выглянула из-за откоса, одним глазком, замерев и стараясь даже не дышать. Вся борьба, проведенная против ударов сердца и холода в животе, оказалась тщетной. Увиденное не позволило набраться храбрости. Наоборот.

Существо не скрывалось. Ворочалось по крыше, ощутимо стонавшей. Скрежет и скрип доносились даже сюда, внутрь убежища. Крылатая тварь, поводя огромными дырявыми простынями из кожи, переваливалось, явно желая устроиться удобнее. Оно… пыталось стать незаметным?!! Мысль показалась дикой и невозможной, но… именно этим тварь и занималась. И, что самое плохое, у нее получалось.

Длинная худая скотина, серо-черная, в растянутых грязных полосах поверх выпуклой чешуи, устраивалась на кровле пятиэтажного дома как у себя в гнезде. Поднимались вверх облачка пыли и сажи, слетали листва и сухие ветки. Крылатое создание на глазах покрывалось серым налетом, потихоньку сливаясь с выбранным для чего-то местом.

– Вот сволочь… – Морхольд покачал головой. – Как не вовремя-то.

– Кто это?

– Это? Стервь. М-да, надо выбираться. Смотри… – шепот сталкера с трудом пробивался через грохот и скрежет, учиненные существом. – Она не сможет зацепиться здесь, крыша проседает. А вон там, с того угла, может и получиться. Тварь она не шибко умная, но свое дело знает. Как туда переползет, сразу же дергаем в коридор и по стеночке, по стеночке, двигаем отсюда. Ясно? Идти сможешь?

Даша потрогала ногу, пошевелила ступней. Боль спряталась, но могла выбраться в любой момент.

– Смогу.

– Молодца. Пока сидим тихо. Вряд ли кто к нам сюда полезет – ее тут все боятся.

– Почему стервь?

– Ну… – он усмехнулся. – Редкостная сука потому что.

– А, понятно.

– Значит так, Дарьюшка… Там на перекрестке, сдается мне, мелькали «серые». И это очень нехорошо. Не перебивай, ребенок, а внимательно слушай.

Морхольд замолчал, явно прислушиваясь:

– Показалось. Так вот, «серые» – очень плохие поганцы, и попадаться им не стоит. Я-то надеялся, что они перестали выползать со своей территории, это как раз рядом с храмом, но, видать, ошибся. Их, сама видишь, даже стервь мало пугает.

Морхольд кивнул на крышу напротив. Даша понимающе кивнула.

– Стервь сейчас готовит себе место для засады. Постоянно находятся всякие тупые… человеки, которые не слушают советов знающих людей, и прутся через город к Кинелю. Она на них именно так и охотится, сидя в высоком месте. А вот «серые» охотятся по-другому: караулят «челноков» и потом загоняют их всей своей стаей. И, сдается мне, что как раз у них выпало время большой охоты аккурат в одно время с нашей прогулкой. Это очень плохо.

– Их очень много?

– Для двоих нас с тобой, то есть одного с четвертинкой и натяжкой бойца? Просто неимоверно много.

– Ясно.

– Вот и хорошо. Пошли-ка потихоньку, хотя… замри.

Даша замерла, уставившись за окно. Стервь переползала, цепляясь за крошащиеся останки пятиэтажки. Моталась на сильной шее большая тупоносая голова с черными провалами по бокам. Еле заметно надувались странноватые кожистые наросты за нею.

– Вот теперь, милашка, пошли.

Они прокрались через темную комнату, оказавшись в коридоре. Морхольд махнул рукой в сторону его дальнего конца – темный провал, темнеющий там, явно выводил во двор.

Под ногами поскрипывали доски. Даша осторожно наступала на больную ногу, стараясь не отставать от Морхольда. Тот замер, не дойдя до цели, поднял руку. Даша остановилась, уставившись на него. Прислушалась. Из темноты еле слышно доносился треск.

Морхольд положил ладонь на ее пистолет, пригнул ствол вниз, помотав головой. Растопырил пятерню, показав ее Даше.

– Чего? – шепнула она – Не понимаю…

– Тьфу ты… Пять минут, говорю. Это не страшно, просто не стоит лезть вперед. Сейчас уйдет.

– Кто уйдет?

– Топотун. Говорил же, что их здесь много? Ну вот, подождем. А то еще шуметь начнет, зачем оно нам? Отдыхай пока, силы еще пригодятся.

Даша вздохнула, уперлась лбом в стену. Неожиданно стало обидно. Проехать и пройти столько километров, бояться, трясясь от страха, бежать, сломя голову, стрелять… и сейчас торчать в развалюхе, ожидая, когда уйдет какой-то там доросший до размеров коровы суслик.

На стене висела длинная доска, когда-то белая, превратившаяся в серую и пыльную. По самому верху, аккуратные и красивые даже сейчас, шли буквы.

– Расписание уроков… – Даша нахмурилась. – Это школа?

– Вторая, – кивнул Морхольд.

– Ага…

Она провела ладонью по доске. Под слоем грязи и пыли, оставленные чем-то черным, виднелись надписи. Даша прищурилась, стараясь прочесть.

«Пикассо – жадная скотина и просто сволочь. Кефир».

«Здесь был Людоед. Кто забыл посолить себя сам – стоит вспомнить».

«Киру: я тебе рога-то пообломаю. Егерь».

«Кол уже не торт».

«Бородач, Корсар и Басмач уважают Джинни».

«SNIPER=RAMBO».

«Здравствуй, Район. Мы вернулись».

– Кто это писал? И зачем?

Морхольд пожал плечами.

– Это была доска объявлений, для тех, что ходил через город. Кто только здесь не побывал… Так, суслик наш ушел. Двинули дальше.

На улице распогодилось, то есть просто-напросто дождь прекратился. Морхольд чавкал по грязи, стараясь не торопиться. Даша хромала за ним, с тоской вспоминая умерший славный «Урал».

Вот, казалось бы, даже ей понятная аксиома, стала еще более полновесной и ощутимой. Сколько лет прошло, как вон те заросшие травой холмики, лишь еле-еле показывающие в прорехах ржавые борта, ездили сами по себе? Всего ничего и целая вечность. А вот поди ж ты, проехала на мотоцикле не больше пятнадцати километров, и уже так жаль собственные ноги, целеустремленно месящие грязь.

Как сильно хотелось оказаться внутри вон того длинного автомобиля, вросшего по самые крылья в землю. Только чтобы на ходу, с сухим и теплым салоном. Сидеть на пассажирском сиденье, или, чего уж там, на водительском. Даша даже вздохнула, представив себе, как это классно… наверное.

Под ногами все также хлюпало, но впереди показалась серая полоса относительно целого асфальта. Даша вздохнула, всей душой стремясь быстрее добраться до относительно гладкой и чистой дороги. Каждый шаг снова отдавался в больных связках, мешая нормально смотреть вокруг, путал мысли. Стало жаль саму себя, до слез, до прикушенных в кровь губ. Хотелось остановиться, сесть и пожалеть саму себя.

– Эй, подруга, ты чего это замерла? – Морхольд покосился на нее через плечо. – Совсем мочи нет идти?

Даша остановилась, упершись руками в колени. Вдохнула-выдохнула, стиснув зубы. Боль накатила снова, усиливаясь.

– Твою ж мать… Ладно, не плачь. Поможем твоему горю. У дяди Морхольда порой есть с собой немного нужных вещей.

Даша села на невысокую кучу мусора, на деле оказавшуюся скамьей. Сталкер покопался в карманах разгрузочного жилета, вытащил на свет божий что-то небольшое, в серебристой упаковке. Зубами разодрал фольгу, на ладонь упала небольшая ампула из непрозрачного пластика с головкой-иглой.